Путь домой

— Товарищи, товарищи, не надо паниковать! Павел Карлович, не всё так мрачно, — заявил Андрей Вельяминов. — У нас есть шанс решить обе проблемы одновременно. В Совет на днях обратились ходоки от крестьян нескольких уездов Московской и Тверской губерний. После нашего аграрного манифеста мужики стали задумываться о поддержке революции. Но им нечем противостоять карательным отрядам.

Ростислав вспомнил, как пробивал аграрную программу в духе известного ему "Декрета о земле", преодолевая сопротивление многих товарищей по партии. Теперь усилия оправдались — многие крестьяне уже поняли, что революция совершается и в их интересах.

— Как вы знаете, — продолжал Андрей, — я по поручению ревкома занимался организацией снабжения Красной гвардии оружием и боеприпасами. Был проведен учет всего трофейного, изготовленного самостоятельно и реквизированного у московской буржуазии огнестрельного оружия. После успешных захватов армейских арсеналов удалось вооружить почти четыре тысячи дружинников. Практически всех последовательных и сознательных сторонников революции в городе. На наших складах еще остаются охотничьи ружья, устаревшие винтовки Крнка и куча самого разнообразного антиквариата вплоть до дуэльных пистолетов. Полагаю, что лучше этот хлам отдать крестьянам, нежели принимать в дружины непроверенных людей, среди которых могут оказаться скрытые уголовники и черносотенцы. В обмен на оружие попросим у мужиков продовольствие. Думаю, сторгуемся.

Ухтомский возмутился и сказал со своим обычным пафосом:

— К чему такой торгашеский подход! Мы воины революции, борцы с тиранией, а не купцы-лабазники. Крестьянам надо дать оружие без всяких условий. И самое лучшее, а не по пословице "на тебе убоже, что мне негоже".

— Спокойно, не горячитесь, товарищ, — вмешался Ростислав. — Всё-таки главный фронт сейчас в городах. Задавят москвичей и питерцев — деревенским тоже конец придет, самое совершенное оружие не поможет. Так что предложение Андрея поддерживаю. Выменяем продовольствие на охотничьи ружья. Пусть мужички постреляют царских вояк, как куропаток…

После совещания Ростислав вышел из душной натопленной конторы на темную улицу, с удовольствием подставляя лицо под падающий пушистый снег. Надо обдумать сложившееся положение. Уж очень сильно оно отличается от описанного в учебниках истории. Готовые решения не годятся, надо изобретать оригинальные ходы. Октябрь 1905 года давно миновал, начался декабрь, но царский манифест о свободах так и не опубликован, хотя упорные слухи об октроированной конституции продолжают циркулировать. Война с Японией заглохла, активные боевые действия почти прекратились, но переговоры в Портсмуте начались на два месяца позже, а сколько времени протянутся — не известно никому. Войска встречают зиму в окопах на берегах Уссури. На море Макаров пытается сохранить боеспособность оставшейся части флота. Но после падения Порт-Артура у России не осталось незамерзающих портов на Тихом океане, и со дня на день уцелевшие броненосцы, крейсера и миноносцы вмерзнут в лед рядом с Владивостоком. Возможно, зимой придется пушки подходящих калибров снимать с кораблей и устанавливать на форты, защищающие город со стороны суши, и на бронепоезда. А далеко на западе тоже неспокойно: Германская империя наконец официально провозгласила Марокко своим протекторатом. Очевидно, престарелый Шлиффен или сам кайзер Вильгельм сообразили: у Николая II слишком много проблем, чтобы помогать французским союзникам. Французский премьер Делькассе близок к истерике, грозит немцам применением сверхмощного чудо-оружия. Предложения нейтральной Испании о проведении мирной конференции в Альхесирасе отклонены и Берлином, и Парижем…

Размышления прервал хлопок револьверного выстрела. Андрей вытолкнул Ростислава из освещенного газовым фонарем круга и выхватил оружие. Остальные ревкомовцы тоже готовились к отражению атаки. Разведка уже несколько раз сообщала о подготовке вражеских пластунов к рейду с целью захвата или уничтожения руководителей восстания. Главной проблемой обороны Московской коммуны оставалась растянутость коммуникаций. Москва, даже в границах начала двадцатого века, — чересчур большой город, чтобы контролировать его четырьмя тысячами бойцов. Равномерно распределить силы Красной гвардии по районам — значит, обречь их на поражение в случае прорыва крупных сил противника. Поэтому ревком делал ставку на мобильность и использование радиосвязи. На пути казачьих сотен непременно оказывались отряды красногвардейцев — автоматчиков и стрелков с винтовками. Бойцов перебрасывали с помощью реквизированных извозчичьих пролеток после радиосообщений от наблюдателей, размещенных на верхних этажах московских домов. Однако при отсутствии сплошной линии фронта небольшие группы диверсантов могли просачиваться через нейтральную территорию незамеченными.

Сейчас, похоже, на Пресню проникли именно такие диверсанты. Видимо, пластуны из оборонявших Кремль казачьих полков или боевики православного союза позаимствовали тактику у эсеров, обратившись к индивидуальному террору против руководителей Совета. Но сторонникам монархии, к счастью, недоставало эсеровской самоотверженности: если террористы-революционеры часто проводили акции возмездия, не рассчитывая на собственное спасение, то враги революции открыли стрельбу из револьверов с предельной дистанции. Ростислав достал свой браунинг и залег между сугробами. Если кто-нибудь из врагов рискнет подобраться поближе, то непременно окажется на свету. Физик почти не волновался — ситуация казалась предсказуемой. Скоро подоспеют автоматчики и уничтожат белых диверсантов.

Боковым зрением Ростислав увидел, как упал Ухтомский. Вероятно, стреляли сзади, из винтовки. Значит, противник грамотно продумал операцию. Пока основная часть царских головорезов отвлекает на себя внимание красногвардейцев, в тыл пробираются несколько хороших стрелков с пристрелянными винтовками. Черт бы побрал этот фонарь! Сейчас тусклый свет газового светильника казался невероятно ярким. Да и из окон пробивались отблески. По приказу Совета на освобожденной территории освещение поддерживалось в рабочем состоянии. По идее работающие уличные фонари должны были облегчать работу наблюдателей и патрульных из Красной гвардии, но в данный момент свет помогал вражеским снайперам. С треском распахнулось окно на втором этаже. На фоне выстрелов физик едва расслышал шипение отработанного газа, сбрасываемого клапанами боевого лазера. Вскоре на улицу выбежала Ольга, без шубки, в обычном платье, но с лучеметом в руках. Последний образец излучателя, изготовленный на французские деньги, профессор Филиппов только что переправил из Женевы в Россию по частям.

— Пошлите автоматчиков посмотреть вон за теми кустами, — прерывающимся от волнения голосом сказала молодая женщина. — Я сдвинула фокусировочную линзу, когда наводила лучемет на звук выстрелов. Так больше шансов попасть.

Кусты заметно тлели. Из-за них доносились матерные ругательства, чередующиеся с нечленораздельными криками. Подоспевшие дружинники скрутили двух мужчин с обожженными лицами. У одного вытекли оба глаза. Брошенные винтовки валялись на снегу. Одежда на задержанных еще дымилась. Расфокусированный инфракрасный луч не мог прожечь тела насквозь, но плотности излучения хватило, чтобы обуглить кожу на лице и руках, поджечь одежду. У одного из вражеских стрелков в кармане полушубка взорвались винтовочные патроны.

Со стороны Москвы-реки доносились автоматные очереди — красногвардейский отряд быстрого реагирования ликвидировал прорвавшихся бандитов. Экспресс-допрос немногочисленных пленных показал, что это были именно бандиты — не в эмоциональном, а в строго юридическом смысле слова. В Москве помимо районов, контролируемых Советом и правительственными войсками, оставалась огромная нейтральная зона. Там царская полиция уже разбежалась, а рабочая милиция ограничивалась редкими патрульными рейдами. Пустоту заполнили уголовники, в основном, с Хитровки. Банды средь бела дня вламывались в квартиры, выгребали всё мало-мальски ценное. Периодически возникали разборки: "волки сухого оврага" против "утюгов", "свиньи" против "болдохов" из "шиповской крепости". Эсеры пытались засылать к бандитам своих агитаторов, считая уголовников стихийными борцами против царской тирании. Реальность быстро развеяла иллюзии: братки с Хитровки интересовались только возможностью выцыганить у Совета оружие. Ростислав вспоминал беспредел девяностых годов. Теперь пленные рассказывали, что их подрядили напасть на ревком большие чины из православного союза. Ходили слухи о переданных атаману "утюгов" Лохматкину (вроде бы бывшему городовому) сокровищах из Оружейной палаты. Впрочем, ничего, кроме слухов обычные урки и не могли сообщить при всем желании. Другое дело — снайперы, сохранявшие военную выправку, несмотря на тяжелейшие ожоги и шок от "невидимого огня".