Путь домой

В дверь осторожно постучали. Ростислав схватил револьвер, взвел курок и вышел в сени. Ма Ян напряглась, аккуратно накрыла пледом заряженный пистолет-пулемет. Однако вместо выстрелов из сеней донеслись приветствия и радостные восклицания. В комнату вбежал доктор Федоров. Теперь Александр Иванович выглядел уставшим, с темными кругами под глазами, но веселым.

— Мадам, рад вас видеть в добром здравии, — врач поприветствовал Ма Ян. — А я, признаться, не смог усидеть в старой доброй Женеве, когда в России назревает революция. Купил у нашего общего знакомого бельгийский паспорт и диплом медицинского факультета Льежского университета на соответствующую фамилию — и в Варшаву, затем в Москву. Сдается мне, что скоро придется на практике освежить курс военно-полевой хирургии.

Разговор затянулся. Ростислав поставил на стол графин с вишневой наливкой, Александр — привезенную из Женевы бутылку граппы. Ма Ян, впрочем, ограничивалась крепким чаем. Между делом врач задал женщине несколько профессиональных вопросов. Физик оценил деликатность медика, достойную опытного психолога. Не то, что эскулапы XXI века, балансирующие между заискиванием перед пациентом и откровенным хамством.

Наутро "бельгийский доктор" пошел договариваться об аренде дачи по соседству. Федоров рассчитывал использовать медицинскую практику в дачных поселках вдоль Ярославской железной дороги в качестве удобного прикрытия революционной деятельности. Ростислав связался по радио с Андреем Вельяминовым и Ольгой, расспросил их о здоровье сына Вадика. Известие о приезде гостя из Женевы вызвало короткий смешок Оли.

— Я недавно нанесла визит Китти Игнатьевой, — пояснила московская собеседница. — Ее супруг, несомненно, страдает ипохондрией, обожает лечиться, но доверяет исключительно заграничным докторам. Так что наш уважаемый "бельгиец" имеет неплохие шансы на успех и гонорар.

Ростислав вспомнил, что муж Китти заведовал военными складами Мыза-Раево недалеко от Лосинки. Ма Ян достала маленький блокнотик и что-то написала карандашом.

После сеанса связи Ма Ян взяла блокнот, явно собираясь пояснить мужу свою новую идею, но пошатнулась и схватилась за край стола.

— Help me! Слава, помоги, кажется, начинается…

Физик подхватил жену и перенес на диван, лихорадочно вспоминая всё, что когда-либо читал по акушерству. Дрожащими от волнения руками Ростислав схватил шведские спички, разжег огонь в печи и поставил кипятиться воду. Как же позвать доктора Федорова? Выскочив на порог, физик выстрелил в воздух из револьвера. Мобильник системы "наган" сработал: вскоре Александр Иванович появился перед дачей. Врач изображал беспечного гуляку, но Ростислав знал про браунинг в кармане широкого плаща.

После короткого объяснения Федоров взял всё в свои руки. Ростислав взмок, ассистируя медику. Зато суета не давала сконцентрироваться на переживаниях за жену. Когда в полутемной дачной гостиной раздался крик ребенка, эмоций уже не осталось. Александр Иванович, широко улыбаясь, поздравил новоиспеченных родителей с рождением сына. Ростислав только молча кивнул в ответ…

…Маленький Всеволод наконец заснул, и измученная Ма Ян тоже смогла вздремнуть. Два месяца после рождения сына стали для родителей непрерывным авралом. Помня о недоступности большинства прививок и лекарств, обычных для двадцать первого века, Ростислав загонял только что нанятую прислугу, требуя максимальной чистоты. Нянька, мощная деревенская баба, считала физика барином-самодуром, искренне не понимая, для чего надо кипятить пеленки. Поэтому исполнение любого поручения приходилось проверять. Ма Ян, не доверяя никому, старалась делать всё сама и оказалась на грани нервного истощения. Почти каждый день Ростиславу приходилось гасить начинающиеся скандалы, проявляя чудеса дипломатичности. Хорошо, хоть удалось избежать крещения ребенка: относясь с отвращением к любой религии, физик предпочел купить липовое свидетельство у спившегося попа из деревенской церкви.

Сейчас, воспользовавшись краткой передышкой, физик стал разбирать посылку, доставленную связником из Женевы. Свежие номера "Искры" со статьями делегатов третьего съезда РСДРП, тщательно упакованные новые радиолампы и пружины для пистолет-пулеметов, письмо от Филиппова с описанием испытаний нового мощного излучателя — нечто вроде технического отчета, отдельный запечатанный пакет с аптечной наклейкой. Заинтересовавшись опытами Филиппова, Ростислав взял отчет, но его внимание привлекла надпись на пакете. Неразборчивая латынь читалась абсолютно однозначно — "героин". Неужели Ма Ян не выдержала дикого нервного напряжения после рождения ребенка и подсела на наркотики? От опасения за любимую женщину физик едва не потерял самообладание. Ученый громко выругался вслух.

— Тише! Севу разбудишь, — сонным голосом сказала Ма Ян.

— На кой черт тебе эта дрянь? — возмутился Ростислав, показывая на пакет. — Не насмотрелась на наркоманов в нашем времени?

— Слава, ты что? Подумал, что я заказала препарат для себя? — Ма Ян искренне рассмеялась, но затем сердито сказала:

— Хорошего же ты мнения о своей жене! Считаешь наркоманкой! Героин предназначен для нашей общей цели. Я еще в женевской библиотеке узнала, что это вещество сейчас продается вполне легально во многих европейских аптеках. Как, впрочем, и кокаин. Наркотик предназначен полковнику Игнатьеву, его доктор Федоров уже приучил к новейшему "бельгийскому препарату".

— Как-то это не очень этично, — физик покачал головой. — Хоть Игнатьев и монархист…

— Подумай, Слава, я же знаю — ты планируешь захват армейских складов в начале восстания.

— Ну да, на Мызе-Раево хватает винтовок и, главное, боеприпасов, чтобы вооружить минимум полк. Я восстановил контакты с рабочими-дружинниками, нашел сочувствующих революции офицеров. С их помощью выработан предварительный план операции. В день X самые подготовленные ребята с боевым опытом снимут ножами часовых, ворвутся на территорию базы и положат охрану из автоматов.

— Вот, дорогой, при захвате арсенала придется уничтожить не только царское офицерье, но и простых солдат. Да и не факт, что со стороны дружинников не будет потерь. В моем же варианте начальник-наркоман сам пропустит дружинников, а солдат напоим снотворным. Так что же этичнее, Слава?

Ростислав предпочел вернуться к письму Филиппова. Послание было насыщено схемами, графиками и формулами, которые затруднительно передать по радиотелефону. Из графиков, иллюстрировавших результаты испытаний, следовал однозначный неутешительный вывод: по мере наращивания мощности работа излучателя становилась неустойчивой, резко возрастала вероятность взрыва установки. Вундерваффе не получилось. Хотя, разумеется, для решения отдельных, весьма специфических задач боевые химические лазеры еще пригодятся. Конечно, Ростислав работал в физике не один год и представлял ответы на вопросы Михаила Михайловича. Требуется изменить систему подачи компонентов смеси для обеспечения равномерного смешивания и систему охлаждения — для достаточно длительного поддержания рабочей температуры. Нужны датчики и автоматическое управление, близкое к тому, что в 21 веке используется в жидкостных ракетных двигателях. В начале 20 века необходимые опытно-конструкторские работы потребуют немыслимых затрат времени и денег.

Филиппов, однако, писал не только о научных и технических проблемах. Маленькую импровизированную лабораторию в женевском предместье Куантрен стали посещать французские дипломаты. Сначала — мелкие чинуши из французского генерального консульства в Женеве, потом — военный агент из посольства в Берне, потом — важные шишки из Парижа. И беседы дипломатов с ученым развивались наподобие драматического сюжета. Дифирамбы "петербургскому гению" сменились туманными рассуждениями об историческом значении франко-русского союза, о патриотическом долге, о тевтонской угрозе идеалам свободы и общественного прогресса. В итоге всё свелось к настоятельным просьбам продать аппарат военному министерству Франции. После каждого отказа французы поднимали цену, но не забывали сопровождать предложения вежливыми угрозами. Мол, Франция — великая держава, обладающая достаточными рычагами влияния на Берн, чтобы организовать высылку из Швейцарии нежелательного эмигранта. Вероятно, кто-то из сторонников Делькассе всерьез надеялся в одночасье заполучить перевес над Германией с помощью чудо-оружия. Наивно, с точки зрения ученого 21 века, знакомого с историей научно-технического соперничества и с практикой опытно-конструкторских работ. Но для начала 20 века — эпохи быстрого внедрения новинок — идея вполне органичная. Кажется, старик Жюль Верн свои романы "Пятьсот миллионов бегумы" и "Флаг родины" написал именно в эти годы.