Брикстонская петля

Всё это Мелинда узнала из досье, которое без труда отыскала в ещё засекреченных — в виду своей актуальности — электронных картотеках военно-воздушных сил Великобритании. Чтобы сделать это, ей не пришлось ни прибегать к «Чертогам», ни вообще стараться. Было даже что-то возмутительное в том, как объективно легко поддавалось взлому хранилище подобных институций.

Холмс убедилась в том, что обильно наследила, но это ни к чему не привело. Ей не удалось отследить чьего-либо интереса к тем же материалам, либо же кому-то удавалось отслеживать её саму, даже когда она зарывалась глубоко в илистое дно и затихала там.

Джон протяжно захрапел. Мелинда пнула его ногу, он недовольно поморщился, повернул голову в другую сторону и засопел.

Дом вроде этого — старый, не в лучшем состоянии, в гуще событий, по сносной для неё цене — Холмс искала очень тщательно и не надеялась найти так удачно и быстро. Ей нужны были старые обшарпанные стены и расшатанная мебель, чтобы неизбежные повреждения от установки камер и систем безопасности вроде датчиков движения, изменения температуры и давления на дощатый пол не были так очевидны для постороннего глаза и не беспокоили хозяев. В прежней квартире Мелинде о подобном не доводилось заботиться — она весьма беспечно доверяла лишь собственным глазам и слуху, но оказалась обманутой своей же самонадеянностью. Признать это было непросто, но факт был таковым: на Холмс вышел кто-то умнее, умелее и значительно осторожнее её самой. Этот кто-то — moriarty — имел свои глаза в её квартире, и потому она сразу съехала; имел глаза в даркнете, и потому она вписала к своим протоколам несколько дополнительных строчек кода, путающего следы и укрепляющего стены; имел глаза на улицах, и потому утром Холмс потащила своего нового соседа с собой. Она пометила Ватсона приближенностью к себе самым надежным способом — провела прямо к трупу, не оставила moriarty и шанса им не заинтересоваться. Она рассчитывала тем самым сделать его фокусом новой слежки, а так — в свою очередь проследить за тем, кто сядет Джону Ватсону на хвост. Мелинда бросила его прямо у «Каррис», но на пути оттуда до Бейкер-Стрит, куда он сразу же направился, чтобы завалиться в кровать и уснуть, никого, следующего за ним, не обнаружила.

Это не было ни халатностью, ни безразличием, ни предосторожностью, чтобы не выдать своего агента. Холмс почти окончательно была уверена в том, что за Ватсоном этим утром никто не следил лишь потому, что Мориарти уже о нём всё знал. Она рефлекторно оглянулась, цепко проследив взглядом за выстроившимися друг над другом коробками, разинувшим темную пасть пустым гардеробом — она всё это уже тщательно обследовала. Сначала саму комнату, затем привезенные соседом вещи. И ничего. Впервые за очень долгое время она ощущала что-то весьма похожее на страх.

moriarty: Я оставил тебе подарок.

Написал он ночью, и потому она знала, что утром ей позвонит Лестрейд. За семь недель три трупа: все трое молодые женщины, англичанки, проститутки, работающие в районе Брикстон, все трое удушены без следов сопротивления или сексуального насилия. Двоих первых убийца удушил их же шарфами, а затем бережно обернул их вокруг шей так, будто трупы могли замерзнуть; с третьей он зашел намного дальше — задушил её колготками, а затем очень осторожно надел черный тонкий капрон обратно ей на ноги. Всех троих бросил прямо посреди города, в нелюдных, но не заброшенных переулках. Всем троим посмертно причесал волосы и отстриг ногти, бережно сложил им руки в замок. Рядом с последней кто-то оставил розу.

Мелинда опустила взгляд на цветок в своей руке и ухмыльнулась. Ох уж эта банальная символика опасности прекрасного, колючести красоты — может, временами она и бывала импульсивной и недальновидной, но не настолько глупой, чтобы так легко попадаться в ловушку. Холмс выудила из кармана телефон. Игра пугала множеством своих переменных неизвестных, но была бесконечно увлекательной, и Холмс не хотела нарушать её правил.

Продолжая ухмыляться экрану телефона, она отбросила розу на постель Ватсона и пробилась в архив секретной службы. Её поисковый запрос был коротким: Мориарти. Реакция была мгновенной — мобильный зазвонил, едва она успела пролистнуть первый десяток отвечающих запросу ссылок. Джон Ватсон дернулся в кровати, резко выхваченный из сна громкой мелодией, зашевелился и засычал, напоровшись ногой на колючий стебель цветка. Он растер глаза ладонью и сонно оглянулся, а, заметив Холмс, снова дернулся и привстал на локтях.

— Какого черта Вы тут делаете?

Она сбросила входящий звонок и отправила телефон обратно в карман.

— Думаю.

— У вас есть своя комната, — напомнил Ватсон. — Подумайте там.

— Там Вы мне мешаете. Вы храпите, — ответила Мелинда и покосилась на его телефон на краю письменного стола, стоящего сразу рядом с кроватью. Брат задерживался — перевалило за пятнадцать секунд.

— А тут я Вам не мешаю?

Вместо ответа завибрировал его мобильный, и они одновременно на него посмотрели, но Мелинде не обязательно нужно было различать «Номер скрыт» на экране, чтобы знать — чей именно это был номер. Джон поднял руку и потянулся, и Холмс сказала:

— Он попросит передать мне трубку. Но не утруждайте себя выполнением этой просьбы — тем более, прозвучит она, скорее всего, как приказ. Лучше передайте ему, что, если хочет поговорить со мной, пусть…

***

— Оторвет свою задницу от ведомственного кресла и приедет.

Она стала на ноги просто на кровати, матрас прогнулся под её весом, и устало вздохнули крепления. Джон проследил за соседкой взглядом, пока она переступала через него и спрыгивала на пол, а затем взял со стола свой телефон. Номер звонившего не определился. Немного растерянный ото сна Джон не до конца понимал, что происходило, не сразу осознал, где находится, и до сих пор не был уверен, который час. В голове хаотично смешались отрывки сна и воспоминаний, во рту пересохло, почему-то саднило тупой болью в левой голени.

— Алло? — ответил Джон, садясь в постели. Мелинда протиснулась между коробками к двери и оглянулась.

— Передайте ей, — раздался из телефона зловеще холодный мужской голос, — что я уже здесь. Жду в гостиной, если это вообще можно назвать… комнатой. И, доктор Ватсон, Вы тоже спускайтесь. Очень хочу с Вами лично познакомиться.

Это было уже слишком. Джон выпустил телефон, тот упал ему на ногу и соскользнул в складку одеяла, а сам уронил лицо в ладони. Бессонная ночь, переезд, убитая женщина у «Каррис» и теперь это, что бы — кто бы — это ни было. Он уже сталкивался с этой мыслью сегодня, а потому, когда она снова возникла в его голове, кивнул: триста фунтов того не стоили. Не успел он и въехать в этот проклятый 221Б, как всё завертелось, лишая его почвы под ногами и сна. А во сне он отчаянно нуждался — ему предстояло выйти на своё первое ночное дежурство в приемное отделение больницы святого Варфоломея. Его единственным требованием к жилью была дешевизна, и вот теперь он расплачивался за свою неразборчивость.

Он столкнул одеяло и опустил ноги на пол. Холод голых досок впился в его босые стопы сотней острых игл, Ватсон поморщился — он уже и забыл, что такое осень в Англии. Его насквозь прошиб озноб. Джон резко встал, захлопнул окно, затем сдернул с кровати одеяло — под ним кроме его собственного телефона оказалась роза, от неё оторвалось два алых бархатистых лепестка — и укутался в него.

— Идём? — осведомился он у замершей в двери Холмс. Она окинула его горящим взглядом и ответила:

— А Вы мне положительно нравитесь.

Они спустились по узкой скрипящей лестнице и на площадке второго этажа обнаружили двоих мужчин внушительного телосложения с отсутствующими взглядами и со спиралями наушников, прячущимися под воротники одинаковых темных пальто. Один стоял у двери, второй перегородил собой лестничный пролет, ведущий на первый этаж. Посреди гостиной — ковры всё ещё были свернуты у камина, а на столе между поднятых на него стульев остались стоять утренние стаканы кофе от Спиди — стоял, опираясь на тонкий черный зонт с резной изогнутой рукоятью, дородный мужчина. Он был в темном точно подогнанном под него костюме-тройке с цепочкой старомодных карманных часов, протянутой в петлю пуговицы жилета, накрахмаленной рубашке, галстуке и натертых до блеска туфлях. Высокий лоб переходил в залысины, короткие иссиня-черные волосы были старательно зачесаны назад, нос был острым и длинным, губы скептически поджатыми, а серые глаза смотрели со стальной твердостью.