Принцип Парето

Первые патрульные приехали спустя несколько минут. Они зашли в квартиру и, никого там не обнаружив, пригласили Анету войти. Прижимая трясущегося Петрарку к груди, она переступила порог и оглянулась. Входная дверь навскидку казалась целой, но внутри всё было перевернуто вверх дном. В гостиной был сдвинут со своего места и оставлен поперек комнаты диван, с радиаторной решетки за ним были сметены все фотографии, и теперь рамки валялись на деревянном полу в россыпи стеклянных осколков и обломков треснувшего пластика. Из тумбы под телевизором было вывернуто всё содержимое полок, из папки с документами были выпотрошены все внутренности. Ящики письменного стола были выдернуты и свалены пустой грудой, их содержимое валялось на столе, под ним и вокруг него. Лежала опрокинутая чашка с утренними остатками кофе, его тонкий темный ручеек просочился в ворох бумаг. Коридор был перегорожен кучей одежды, вытянутой из шкафа. На кухне дверцы всех полок были открыты, и полки зияли пустотой — посуда и припасы были опрокинуты на пол. В спальне с кровати сдернули покрывало и перековыряли содержимое гардероба, и даже в ванной комнате выпотрошили тумбу.

Анета едва в этом хаосе могла понять, что исчезло, и тем более не представляла, что искали. Полицейские безуспешно пытались у неё это выведать и без особого энтузиазма составляли опись. Затем приехал Милослав Войтех, сонный, небритый, в мятой водолазке. Со скучающим видом детектив выслушал отчет патрульных и сам прошелся по квартире. После непродолжительного телефонного разговора он приказал полицейским стеречь квартиру до приезда утром команды криминалистов, ухватил Анету за локоть и вывел из дома.

Она послушно шагала за ним, не решаясь одернуть руку или задавать вопросы, и рассматривала его профиль. Прямой высокий лоб, ровный нос, запавшие в щеках и под глазами тени, острый угол челюсти и плотно поджатые губы, отчего на подбородке образовалась морщина. В свой прошлый приезд детектив криминальной полиции пробудил в Анете порожденную страхом антипатию. Причиной того была вовсе не принесенная им новость, Блага испугалась его ещё в подъезде, а его метод ведения допроса — хоть и отличался внешней предельной вежливостью — лишь убедили её в этом восприятии. Высокий и долговязый, он нависал над Анетой, толкая её перед собой по тротуару к синему «Форду» с мигалкой под лобовым стеклом. Никогда в жизни Блага так не надеялась на то, что её повезут в полицейский участок. Что-то внутри неё, очень тяжелое и темное, скользкое, как безотчетный ужас, нашептывало, что Милослава Войтеха стоит бояться. Ей вдруг подумалось, что он ввязан в историю с Геленой не только как ведущий следствие детектив. В конечном счете, он один из очень немногих понимал связь между Марешовой и ей, Анетой. Возможно, не получив интересующих его сведений в официальном допросе, но подозревая, что Благе известно несколько больше, чем она говорила, он устроил — или совершил — взлом её квартиры. И теперь, не найдя там совершенно ничего — так или иначе единственные хоть как-то относящиеся к делу материалы Анета проносила весь день с собой, в лэптопе — намеревался вывести её в какую-то темную лесопосадку или заброшенное строение и выколотить из неё признание.

Когда Войтех захлопнул за ней дверцу, Анета мелко затряслась. Если эта догадка была правдой, она не представляла, как действовать. Она, конечно, ещё ничего основательного не раскопала, но, вероятно, была на правильном пути. И закончить так же, как и подруга, с тремя смертельными ножевыми ранениями ей очень не хотелось. Выпрыгнуть из машины и броситься обратно к патрульным, прося о защите?

Она всё ещё судорожно размышляла над этим, когда Милослав обошел машину и уселся за руль — «Форд» покачнулся под его весом.

— Вы не против, если я закурю? — глядя куда-то перед собой, осведомился детектив, и Анета невнятно дернула головой, не выдав и звука. Краем глаза — темного и устрашающего в своей мутности и неясности выражения — он заметил её кивок и выхватил из подстаканника пачку сигарет. Он молча раскурил одну и приспустил немного стекло. Машина наполнилась горьким табачным запахом.

— А теперь, — выдыхая клуб дыма, заговорил детектив. — Рассказывайте.

Зажав между пальцев сигарету, от которой изворотливо струилась белесая полупрозрачная лента, и уложив руки на руль, он повернул к ней голову.

— Рассказывать что? — хрипло уточнила Анета.

— Рассказывать всё, о чем Вы соврали мне позавчера, госпожа Блага.

Она покосилась на скважину замка зажигания, — ключ отсутствовал — а затем перевела взгляд на подъездную дверь, у которой переступал с ноги на ногу околевший патрульный. Анета зависла между осознанием того, что детектив может быть для неё смертельно опасным, и подсознательным отрицанием такой вероятности. Она боялась и одновременно не решалась ничего делать, никак это проявлять. Она словно оцепенела.

— Вам холодно? — спросил Милослав Войтех. Анета с удивлением перевела на него взгляд и поняла, что и в самом деле безотчетно дрожит, сложив руки в замок и спрятав их между колен. — Включить обогреватель?

Не дожидаясь ответа, он завел машину и крутанул шайбу регулировки температуры на печке, и из решеток кондиционера с нарастающим шумом подул горячий воздух.

— Спасибо, — отозвалась Анета, коротко улыбнувшись и поежившись.

— Хотите кофе? — предложил детектив, отворачиваясь к окну и выдыхая сигаретный дым. Блага кивнула.

Когда машина сдвинулась с места, скатилась с тротуара на асфальт дороги и набрала скорость, увозя её прочь от дома и сулящих надежду на спасение полицейских, тревога Анеты заметно усилилась. Если рассуждать трезво, думала она, в полиции не могли не предположить, что инцидент 31 декабря мог быть запланированным убийством конкретного человека — или нескольких людей — и не могли не разрабатывать эту версию. Но либо такая догадка не получила доказательственных подтверждений, либо следствие от этой версии кто-то уводил. Неспроста прессе полиция так ничего внятного и не сообщила. А раз так, внутри правоохранительных органов был кто-то, связанный с виновниками напрямую. Почему бы Милославу Войтеху не быть этим кем-то?

Улицы были пустынными, на многих перекрестках отключенные светофоры мигали желтым, машин — за исключением парочки поздних такси — на дорогах не было. Они ехали быстро, и Анета стремительно накручивала себя, убеждая в том, что передряга, которую она ещё не успела понять, закончится для неё уже этим утром. Её почти охватила паника, готовая вырваться наружу, но детектив, проехав железнодорожный вокзал и непривычно пустую площадь — никаких автобусов, никаких толп туристов с рюкзаками и камерами наперевес — перед ним, свернул на Вацлавскую и остановился перед круглосуточным Макдональдсом, прямо под запрещающим парковку знаком.

Внутри было пусто, только за кассой стоя дремал угрюмый официант. Он нарочито медлительно подал им два бумажных стаканчика с невнятной черной жижей, не имеющей ни запаха, ни вкуса кофе. Выбранный ими столик в дальнем углу, одиноко зажатый между лестницей на второй этаж и витринным окном, оказался шатким и грязным. Милослав Войтех опустился в низкое кресло, отчего его обтянутые джинсами колени остались неловко остро торчать вверх, и рассеянно смахнул со столешницы на пол несколько крошек.

— Итак, — заговорил он, разламывая над стаканом пакетик сахара. — Кому и зачем могло понадобиться врываться в Вашу квартиру?

Анета повела плечом.

— Откуда мне знать?

— Завязывайте мне врать, госпожа Блага, — недовольно ответил детектив, упирая в неё цепкий взгляд.

Над их столиком низко свисала в прозрачной колбе лампа, и в её холодном свечении Анета рассмотрела глаза полицейского. Они были какого-то изменчивого, непостоянного цвета, сочетания тускло-зеленого и насыщенно-синего; они отсвечивали темнотой морской глубины и казались такими же бездонными. Милослав смотрел устало, но твердо, слегка сосредоточено прищурившись и приподняв брови, отчего на лбу мелкие мимические полосы приобрели рельеф.