Страница 2 из 19
КАТАСТРОФА
Кофе мы вышли пить на террасу. Вечер был тихий. Заходящее солнце окрашивало в розовый цвет вершины гор далеко на западе. Мишель жаловался на всеобщее пренебрежение к астрономическому изучению планет с тех пор, как планетологи Поля Бернадака начали изучать их, как говорится, "на местах". Вандаль рассказывал о последних открытиях в биологии. Спускалась ночь. Над горами висела половинка луны, мерцали звезды. С темнотой пришла прохлада, и мы вернулись в гостиную. Свет зажигать не стали. Я сел рядом с Мишелем лицом к окну. Малейшие подробности этого вечера сохранились в моей памяти с удивительной ясностью, хотя с тех пор прошло столько лет! Я видел купол обсерватории; маленькие башенки с вспомогательными телескопами четко вырисовывались на фоне вечернего неба. Общий разговор вскоре угас, все неторопливо беседовали парами. Я говорил с Мишелем. Не знаю почему, но я чувствовал себя легко и счастливо. Казалось, я ничего не вешу, и не сижу, а парю над своим креслом, как пловец в воде. В обсерватории осветилось одно окошко, погасло и снова осветилось. - Патрон зовет, - проговорил Мишель. - Придется идти. Он взглянул на светящийся циферблат своих часов. - Который час? - спросил я. - Одиннадцать тридцать шесть. Он встал, и совершенно неожиданно это простое движение отбросило его к стене, расположенной в добрых трех метрах. Все были поражены. - Черт!.. Я совсем потерял вес! Я тоже поднялся и, несмотря на все предосторожности, врезался головой прямо в стену. - Хорошенькое дело! Удивленные возгласы раздавались со всех сторон. Несколько минут мы носились по гостиной, как пылинки, подхваченные ветром. Все оказались во власти странного и тоскливого чувства какой-то внутренней пустоты. У меня кружилась голова. Трудно было понять, где теперь верх, где низ. Цепляясь за мебель, я кое-как добрался до окна. Мне показалось, что я сошел с ума: звезды отплясывали бешеную сарабанду, как пляшут их отражения в черной воде. Они мерцали, разгорались, угасали и снова вспыхивали, резко перемещаясь с места на место. - Смотрите! - крикнул я. - Конец света, - простонал Массакр. - Похоже на то, - прошептал Мишель, судорожно цепляясь за мое плечо. От звездной пляски рябило в глазах; я перевел взгляд ниже и снова вскрикнул: - Смотрите! Вершины гор слева от нас исчезали одна за другой, срезанные ровнее, чем головки сыра ножом. И это надвигалось на нас! - Сестра! - хрипло вскрикнул Мишель и бросился к двери. Я видел, как он мчался по дорожке к обсерватории нелепыми длинными скачками метров по десять каждый. Ни о чем не думая, не испытывая ничего, даже страха, я машинально отмечал все происходящее. Казалось, сверху наискосок падало огромное незримое лезвие, выше которого все исчезало. Наверное, это продолжалось секунд двадцать. Я слышал вокруг приглушенные возгласы гостей. Я видел, как Мишель ворвался в обсерваторию. И вдруг она тоже исчезла! Я еще успел заметить, как в нескольких сотнях метров ниже гора разверзлась, обнажая все свои геологические пласты, озаренные мертвенным светом иного мира. И в следующее мгновение катастрофа обрушилась на нас... Дом задрожал. Я вцепился в стол, и тут окно вылетело, словно вышибленное изнутри гигантским коленом. Чудовищный вихрь вышвырнул меня вместе с остальными наружу, и мы покатились вниз по склону, цепляясь за кусты и камни, ослепленные, оглушенные, задыхающиеся. Все кончилось через несколько секунд. Я опомнился метрах в пятистах от дома, среди обломков дерева и осколков стекла и черепицы. Обсерватория снова появилась, и, по-видимому, в полной сохранности. Было сумрачно; странный красноватый свет лился сверху. Я поднял глаза и увидел солнце, маленькое, медно-красное, далекое. В ушах у меня гудело, левое колено вспухло, глаза застилало пеленой. Воздух казался пропитанным неприятным чужим запахом. Первая моя мысль была о брате. Он лежал на спине в нескольких метрах от меня. Я бросился к нему, с удивлением ощущая, что снова обрел вес. Глаза Поля были закрыты, из правой икры, глубоко разрезанной осколком стекла, лилась кровь. Пока я перетягивал ему ногу жгутом, свернутым из носового платка, брат пришел в себя. - Мы еще живы? - Да, ты ранен, но не опасно. Я сейчас посмотрю, что с остальными. Вандаль уже поднимался, Массакр вообще отделался подбитым глазом. Он подошел к Полю, осмотрел его. - Пустяки! Жгут, пожалуй, не нужен. Крупные сосуды не задеты. С Бреффором дело оказалось серьезнее: он лежал без сознания с пробитым черепом. - Его надо срочно оперировать, - заторопился хирург. - В доме вашего дяди у меня есть все, что нужно. Я взглянул на дом: он довольно успешно выдержал испытание. Часть крыши была снесена, окна выбиты, ставни сорваны, но остальное как будто уцелело. Мы перенесли Бреффора и Поля в дом. Внутри все было перевернуто вверх дном, и содержимое шкафов валялось на полу. Кое-как мы поставили па место большой стол и уложили на него Бреффора. Вандаль взялся помогать Массакру. Только тогда я вспомнил наконец о своем дяде. Дверь обсерватории была открыта, но никто оттуда не показывался. - Схожу посмотрю, - проговорил я и, прихрамывая, вышел. За углом дома мне повстречался садовник Ансельм, о котором я совершенно забыл. У него было окровавлено все лицо. Отправив его на перевязку, я добрел до обсерватории и поднялся по лестнице. Под куполом возле большого телескопа не было ни души. Тогда я бросился в кабинет. Здесь взъерошенный Менар возился со своими очками. - Где дядя? - крикнул я. - Не знаю, - ответил он, протирая очки платком. - Когда это произошло, они хотели выйти... Я выбежал наружу и принялся кричать: - Дядя! Мишель! Мартина! Кто-то откликнулся. Обогнув завал камней, я увидел дядю, который сидел, привалившись спиной к обломку скалы. Мартина стояла рядом, платье ее было разорвано. Даже в тот миг я не мог не залюбоваться красотой ее рук. - У него вывихнута лодыжка, - пояснила она. - А где Мишель? - Пошел за водой к ручью. - Что же это было, дядя? - спросил я. - А что я могу сказать, если сам ничего не знаю! Как там остальные? Я рассказал, что с ним произошло. - Нужно спуститься в деревню, посмотреть, что с жителями. - Но ведь солнце уже садится... - Садится? Наоборот, оно встает! - Солнце заходит, дядя. Только что оно стояло гораздо выше. - А, так ты говоришь об этом маленьком, жалком медном фонарике? Оглянись-ка лучше назад! Я обернулся: там над изуродованными вершинами вставало сияющее голубое светило. Глаза не обманывали меня: в этом мире было два солнца. Часы на моей руке показывали десять минут первого.