Вендетта

Лана Мейер

Вендетта

Пролог

Роксана

– Пошевеливайся, сейчас мой выход! – как только я прошла за сцену, мой взгляд упал на неприглядного вида девицу, которая мало чем отличалась от меня самой.

Мы выглядели почти одинаково, не считая разницы в цвете нашей рабочей одежды. В остальном же каждая из нас была просто обязана наносить на себя три тоны косметики и лака для волос.

Я не была против этого. Я готова была пойти на все, что угодно, лишь бы стать в этом месте как можно менее узнаваемой и спокойно делать свое дело – зарабатывать деньги.

– Только попробуй еще раз заговорить со мной в таком тоне, – с трудом поборов свой гнев, оттолкнула ее в сторону, и, пошатываясь на высоких каблуках, ворвалась в гримерную, в которой, к счастью, никого не было.

Еще одна ночь.

Ночь, которая дарит мне новый день.

Накрывая лицо руками, медленно подхожу к огромному зеркалу, перед которым валяется открытая косметика. Я здесь уже несколько недель, а все не могу привыкнуть к обилию этого дерьма на своем лице.

Когда я смотрю на свое отражение сквозь пальцы, меня тошнит от отвращения к самой себе. Вязкое, противное и липкое – оно преследует меня почти всю жизнь, и лишь в моменты, когда я с ним, перестаю ощущать это.

Набрав в грудь побольше воздуха, прихожу в себя.

– Все в порядке, успокойся. Дыши. Бывало и хуже, не так ли? – интересуюсь я у своего отражения, стирая ненавистную косметику. С каждым смытым граммом краски я начинаю все больше узнавать свои родные черты лица. Круги под глазами, кажется, стали только сильнее за последние несколько дней, но это не удивительно. Я почти совсем не сплю. Работаю я только ночью, а днем не могу уснуть от криков, которые сотрясают дом или то, что от него осталось.

Такое место вряд ли можно назвать домом, и больше всего на свете мне жаль, что Дилан тоже должен видеть и слышать это.

Но я могу это изменить. Еще могу.

– Уроды. Вы все уроды, – тихо прошептала я, доставая деньги из-за пояса своей юбки. – Но только этого я и заслуживаю.

Чаевые сегодня были очень щедрыми, но эти деньги настолько мне омерзительны, что я хочу сжечь, разорвать и стереть их с лица земли. Лишь бы забыть, каким способом они мне достались.

Но не могу. Я привыкла к тому, что деньги попадают ко мне каким угодно путем, но только не честным.

Хотя, сейчас я хотя бы получаю их за работу, а не ворую, как делала это несколько лет.

Дилан бы, наверное, не принимал моих подарков, если бы знал, какой ценой я получаю эти бумажки. Но это не важно. Он еще слишком маленький, чтобы это понять.

Смыв с себя остатки грязи, заглянула в шкаф и быстро влезла в джинсы, кеды и черную толстовку. Капюшон натянула на голову, спрятав светлые локоны в воротник – привычка.

Меньше всего на свете я хотела того, чтобы люди заглядывали мне в глаза. Мне кажется, что так они смогут увидеть все то, что я когда-либо совершала.

И мне нечем гордиться.

– Рокс, уже уходишь? – в гримерную вваливается еще одна девушка, одетая в привычную нам рабочую одежду. Высокие каблуки, короткие юбки, которые совершенно не скрывали белье, и топы, прикрывающие только грудь и плечи. Стефани, кажется, все нравилось – по крайней мере, сейчас, когда ее зрачки еще были наполнены кайфом, а лицо озаряла счастливая улыбка. – Куда?

Я быстро смела остатки денег в рюкзак и, надев его за плечи, направилась к выходу.

– Подальше от этого места, – хлопнув дверью, я побежала к выходу из клуба, радуясь, что для таких, как я, здесь существует черный вход.

Благодаря ему, я всегда могла появляться здесь незаметно и так же тихо уходить, зная, что не попадусь ему на глаза. Мне было достаточно того, что он и так, наверняка, наблюдал за мной во время моих выступлений. Он бы с удовольствием сел в первый ряд и запихивал деньги мне в трусы. А может быть, просто снисходительно ухмылялся бы и держал свои руки сложенными – чтобы показать, насколько ему противно даже прикасаться ко мне.

Он выше этого. Сидит, восседает на своем золотом троне и радуется, что жизнь преподнесла ему шанс отомстить мне.

– Черт, – я тяну ручку двери на себя, но она не поддается мне. Почему закрыто? Черный выход всегда был открыт, в конце концов, это и пожарный выход тоже. Они просто не имеют права закрывать его.

Слишком поздно, чтобы разбираться в чем проблема. Меня ждет Дилан, а значит я должна выбраться из этого места как можно скорее. Грубо выругавшись про себя, я развернулась на сто восемьдесят градусов и ринулась в зал, из которого доносился душераздирающий хип-хоп. Неимоверно громкая музыка нещадно рвала барабанные перепонки.

Я пытаюсь пролезть через толпу незаметно, но это просто невозможно – на танцполе нет ни единого свободного квадратного сантиметра. Сегодня пятница, а значит, я знаю, где он.

Я не хочу поднимать глаза вверх – там, где расположен балкон, окружающий весь периметр клуба. Там, где расположены вип-комнаты, от которых я держусь подальше, и там, где обычно прохаживается он, наблюдая за порядком.

Хотя, конечно, это адское логово трудно назвать порядком, и через это я должна пройти.

– Эй, уродина. Ты мешаешь!

– И как тебя в клуб-то пустили? – девушка, которую я ненароком задела, отпрянула от меня, как ошпаренная. Поморщившись, она прильнула к своему парню. Показав неприличный жест своим обидчикам, я пробралась через толпу дальше, пока, наконец, не оказалась рядом с выходом, у которого, опять-таки, собралась куча людей, мечтающих попасть в этот гадюшник.

– А почему ее пустили? – выкрикнул кто-то из толпы, и я поспешила натянуть свой воротник до глаз, прежде чем заметить какое-то движение на балконе.

– Молодой человек, не сегодня. – Грубый мужской голос прервал возмущение парня, который больше всех рвался внутрь.

Мне не нужно было рассматривать балкон, чтобы понять, что за мной приглядывают.

Он смотрит на меня прямо сейчас, и я знаю, сколько наслаждения ему приносит то, что моя жизнь зависит от его распоряжений, указов и денег.

Денег, которые решают все. В его мире деньги – это бумажки, которыми он распоряжается, как хочет.

Он может вытирать купюрами пыль с приборной панели его дорогой тачки.

В моем мире деньги – это шанс на выживание. Выживание, которое обходится мне слишком дорого – ценой моей свободы, времени и остатков моральных принципов.

Хотя, и их у меня нет, потому что я знаю, что все, что происходит со мной сейчас, – я заслужила. И как бы унизительно мне не было танцевать перед толпой одичавших посетителей, это все равно лучше, чем то, что у меня было раньше.

Наверное.

Я не задерживаю свой взгляд на человеке, который стоит на балконе. Я вижу лишь его тень и знаю, что он, как всегда, одет в серую рубашку и плотно-облегающие брюки или джинсы. На руках его дорогие часы, а на ладонях – отпечатки бесчестных деяний, что он успел сотворить за свою жизнь.