Имя для героя

Встал на ноги, прислушался. Уши почти отпустило, и до меня, со стороны части донесся шум двигателя, сквозь который пробился чей-то командный оклик:

– Петруничкин, твою через колено! Левый фланг, я сказал! Левый! Они скоро попрут! У нас минут двадцать, не больше!

С ноющим беспокойством в сердце я поднялся на пригорок и прирос к земле.

Заброшенную воинскую часть было не узнать. Почти исчезли кусты и деревья. Я отчетливо видел целехонькое двухэтажное здание штаба и рядом такую же казарму. Но главное – по всей территории сновали люди. Военные. Одетые в форму солдат Красной Армии. Нет, не все. Вон морячок мелькнул с винтовкой на спине. А вот сразу двое краснофлотцев тянут пулемет. «Максим», его ни с чем не спутаешь. Да что ж такое, кино, что ли, здесь снимают? А где режиссер и съемочная группа? И откуда взялся «юнкерс» с бомбами? Это тебе не компьютерная графика, все по-настоящему было. Да и вот она, воронка от бомбы, еще дымится в десяти шагах от меня. Второй, правда, не видно, но и она должна быть неподалеку. Бомбы-то было две. И взрыва тоже два… Мамочки, а это что?

Из-за казармы, взрыкивая двигателем, выдвинулся танк, развернулся на месте и пополз куда-то в сторону ворот части. Я проводил его изумленным взглядом. Великим знатоком военной техники времен Второй мировой меня назвать трудно, но это точно не Т-34. БТ-7? Похож. Легкий советский танк времен начала войны.

– Митя! Митя иди сюда, помоги!

Я вздрогнул и огляделся. Справа из-за невысоких кустов мне махала рукой Ксюша.

Вот она, вторая воронка. И рядом с ней… О, господи. Вот этот точно мертв – лежит, присыпанный землей, вместо живота – кровавая каша. И этот. Полголовы снесло. И каска не помогла. Вон она валяется неподалеку. И винтовка тут же. Трехлинейная винтовка Мосина. С примкнутым штыком. Модернизированная. Калибр 7,62 мм, магазин на пять патронов, дальность боя…

– Митя!!

Ксюша сидит на коленях перед раненым красноармейцем. Вижу два красных треугольника в ромбе на петлицах. Сержант. Надо же, никогда бы не подумал, что помню такие вещи. Рука и голова сержанта перевязаны, сквозь свежие бинты проступает кровь. Синие глаза мутны от боли.

– Отделение, в укрытие… – шепчет он. – Отделение…

Умолкает, закрывает глаза.

– Его нужно отвести в лазарет, – говорит Ксюша и машет рукой в сторону казармы. – Он там, в полуподвале. Одной мне будет трудно, помоги, пожалуйста. А то сейчас немецкие танки начнут бить, на открытом месте нельзя оставаться.

Немецкие танки?!

Но этот вопрос я задаю про себя и сам себе. Понимаю шестым чувством, что сейчас не до вопросов. Надо оттащить раненого сержанта Рабочее-Крестьянской Красной Армии в лазарет.

Поднимаю и вешаю за спину винтовку. Не ту, мертвеца, – сержанта. Теперь сам боец. Сажаю, здоровую руку – за шею, обхватываю, встаю. Ага, кажется, на ногах держится. Хоть и плохо. Веду, а практически несу сержанта по направлению к казарме. Ксюша поддерживает справа.

– Что происходит? – спрашиваю девушку.

– Война, Митя. Война. Я же говорила, что ты сам все увидишь и поймешь.

Видеть-то я вижу, но ни черта не понимаю. Откуда война, почему война? Провал во времени? Значит, правы всяческие прибабахнутые на всю голову охотники за снежным человеком, НЛОшники-уфологи и прочие исследователи параллельных миров? Не может быть. Ага. Тогда кого ты сейчас тащишь в лазарет, господин писатель? Нет, отставить. Товарищ писатель. Обращение «господин» лучше пока забыть. Надолго? Понятия не имею. Пока это все не закончится. Если, конечно, закончится.

Я хотел спросить об этом у Ксюши, но в последний момент передумал. Если она и ее отец знали, что произойдет в это новолуние, то о чем это говорит? О том, что не в первый раз они сюда попадают. Вон и про немецкие танки Ксения знает. Что вот-вот начнут бить. Значит? Значит, они здесь были и вернулись в свое – наше – время живые и невредимые. Поэтому будем воспринимать все как страшное, но чертовски интересное приключение. Хотя бы для того, чтобы произвести впечатление на Ксюшу. Пусть видит, что рядом с ней не истерик-паникер, а спокойный, уверенный в себе мужчина. Которому все нипочем. Даже провалы во времени и война с немецко-фашистскими захватчиками. Опять же и нагрузка на собственную психику сразу совсем другая. Да, война. Но она для меня очень скоро закончится. Наверняка закончится. Может быть, уже через час. Ну, два. «Эй, а если тебя убьют? – шепнул кто-то в моей голове. Громко шепнул. – Тогда уж точно все закончится. Бомбы-то здесь настоящие. Значит, и снаряды с пулями тоже». Однако обдумать как следует эту актуальнейшую мысль я не успел.

Начали бить танки. Откуда-то со стороны дороги, ведущей в Долину. Мы как раз успели доставить сержанта в полуподвал казармы, где уже лежало и сидело четверо раненых. Трое солдат и один моряк. Также здесь находилась медсестра – коротконогая девушка с кудрявыми волосами каштанового цвета, молодой явно моложе меня – парень со впалыми щеками, серьезными глазами и тремя старлейскими кубарями в петлицах и еще двое вполне живых и здоровых бойцов. Пехотинец и моряк. У пехотинца все та же трехлинейка за плечом, а вот у морячка на груди висит ППШ пистолет-пулемет системы Шпагина, если память мне не изменяет. На бескозырке надпись – «Бесстрашный». И взгляд с таким же прищуром. Бесстрашным. Света из высоко расположенных окон полуподвала вполне хватало, чтобы все это рассмотреть. Я и не заметил, как взошло солнце.

Бам! Ба-бам! Бам!!

Снаружи рвались снаряды. Какой там был калибр у пушки самого распространенного среднего немецкого танка Pz-III? Точно не помню, но, кажется, меньше сорока миллиметров. Вроде бы ерунда. Особенно, когда читаешь об этом в книжке или Сети. А вот когда эти почти сорок миллиметров падают тебе на голову… – Сюда, сюда, – засуетилась медсестра, – сюда ложите, на матрас.

Мы с Ксюшей аккуратно поместили раненного сержанта, куда было сказано. Я снял винтовку и оставил ее рядом с матрасом.

– Так, – произнес лейтенант ровным голосом. – Кто такие?

– Местные, – сказала Ксюша. – Из Долины. Меня зовут Ксения.

– Дмитрий, – представился я.

Сверху грохнуло, совсем близко, и моя голова сама нырнула в плечи. Морячок с «Бесстрашного» негромко засмеялся. Лейтенант лишь покосился в его сторону, и тот сразу же умолк.

– Почему не на фронте, Дмитрий?

Начинается. Интересно, он имеет право задавать мне такие вопросы? Брось. Он здесь и сейчас на все имеет право. А ну как прикажет обыскать? Вот этому морячку с ППШа и прикажет. И тот с превеликим удовольствием приказ выполнит. Еще и шорты на мне эти… Хлопковые, до колен, шесть карманов. Хорошо хоть на пуговицах, а не липучках. И майка простая, зеленая, без всяких картинок и надписей. На ногах – «кроксы», модная нынче летняя обувь, особенно в Европе и Штатах. Очень удобная, специальный полимерный состав. Ладно, сойдут за необычные резиновые тапочки. Так. А в карманах что? Что у него, так сказать, в карманцах? Вот это уже гораздо хуже. Смартфон у меня там, полпачки иностранных сигарет, одноразовая газовая зажигалка, швейцарский перочинный нож и блокнот с гелевой ручкой. Ох, е. Найдут – не отбоярюсь. Сразу к стенке. Смерть шпионам и все такое. Господи, пронеси.

– Бронь у меня, – говорю, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – Я писатель. Вовремя эвакуироваться не успел по… – Я посмотрел на Ксюшу и твердо продолжил: – По личным причинам. А потом уже было поздно.

– Писатель? – заинтересованность в глазах. Нет, все-таки тогда к писателям совсем другое отношение было. Правильное. Уважали писателей и берегли. Это я верно решил – правду сказать.

– Да.

– А как ваша фамилия?

Бамм! Бабам!! Бамм!

Мама дорогая, а ведь после танкового артобстрела в атаку наверняка пойдет немецкая пехота. Хорошо обученная. С рукавами, закатанными по локоть, поливая все огнем из «шмайсеров» на уровне бедра. При поддержке все тех же Pz-III или что там у них. Ладно, пусть рукава будут опущены, а «шмайсеры» заменят винтовки системы «маузер». Тоже ничего приятного. Отступать-то некуда – Черное море позади. Как же это я сразу не сообразил…