В постели с миллиардером

Сами дети же, привлечённые лекцией, которую читал незнакомец, бросили свои дела и принялись собираться рядом с нами полукругом, держась поближе ко мне, словно я могла их защитить, если бы вдруг мужчине взбрело в голову причинить им вред.

А он не собирался этого делать, отчитал меня, как школьницу, после чего просто развернулся и… пошёл к выходу. Я не знала, какой чёрт вдруг дёрнул меня сделать то, что я сделала. Наверное, состояние аффекта и воспламенившаяся вдруг злость, которую я испытала. Надо же! Решил он поучить слабых и беззащитных!

Размахнувшись, я бросила мяч ему в спину, и тот угодил прямиком в поясницу. Знала, что такой удар не причинит боли, но точно не будет им проигнорирован. И точно – всего мгновение, и мужчина резко обернулся, а на лице его удивление смешались с яростью.

Наверное, мне нужно было извиниться. А лучше – сбежать. Но рядом стояли дети, за которых я несла ответственность. Дети, ставшие свидетелями ругательств со стороны незнакомца, и моего глупого поступка в ответ. Потому я сделала то единственное, что мне пришло в голову – повернулась к мужчине спиной и проговорила:

– Видите, дети, как не нужно себя вести? Этот дяденька плохо поступил, когда пришёл сюда и начал говорить нехорошие слова.

– Да, он сказал «хрена», – подтвердила Марина.

– Вот, да… такие слова говорить нехорошо. Но и я тоже поступила плохо. Бросаться мячом в людей – это плохо.

– Мама у меня один раз в папу стаканом бросилась, – закивал Паша.

– Стаканами бросаться в людей – тоже очень плохо, – проговорила я, затылком чувствуя взгляд мужчины. Надеяться на то, что он просто ушёл – не приходилось.

– Мама потом перед папой извинилась, – с довольным видом заявил Паша. И следом произнёс то, от чего я похолодела: – И вы с дяденькой тоже перед друг другом должны извиниться. Так делают все воспитательные люди.

Кажется, мир вокруг сошел с ума.

Ничем иным Роберт не мог объяснить того, что сегодня одна за другой с ним происходили невиданные вещи: сначала дядюшка, точно рехнувшись, пригрозил продать свои акции конкурентам, если племянник не женится в кратчайшие сроки; затем он получил на ровном месте мячом по голове – в которой, между прочим, находились весьма ценные мозги; и вот теперь, в довершение всего, какая-то воспитательница посмела кинуть в него этим проклятым резиновым снарядом ещё раз. В него, подумать только! В человека, перед которым обычно все лебезили и заискивали, не говоря уже о том, что женщины кидали ему в спину отнюдь не мячики, а похотливые взгляды. Теперь же, такое ощущение, все встало с ног на голову, и этот неправильный, непривычный расклад совершенно выводил его из себя.

Ярость от того, как с ним осмелились поступить, легко читалась на лице, когда Роберт обернулся к наглой бесцветной девице, чтобы поинтересоваться у нее: неужели она настолько не дорожит своей работой, что позволяет себе с ним такие выходки? Одно его слово – и ее выкинут из этого детского сада к чертовой матери! Хотя она, очевидно, понятия не имела, кто он такой, зато теперь нарвалась по полной на то, чтобы узнать Роберта Левицкого и его влиятельность во всей красе.

Он наклонился, чтобы в очередной раз подобрать мяч и сжал несчастную игрушку пальцами с такой силой, что казалось – та сейчас лопнет, не выдержав его гнева. Выпрямившись, Роберт собирался было высказать воспиталке все, что ее теперь ждёт, но обнаружил, что та уже повернулась к нему спиной и, как ни в чем не бывало, читает на его примере детям лекцию о том, как не нужно себя вести. Это было настолько неожиданно, что Роберт замер, ощущая, как ярость заменяется сначала недоумением, а затем – подступающим к горлу смехом. И когда какой-то кроха сказал, что они с этой девицей, как воспитательные люди, должны друг перед другом извиниться, не выдержал окончательно.

Он заржал.

Громко, во весь голос, запрокинув голову. Стоял и ржал, как больной, и в этом смехе смешалось все – искреннее веселье от того, что мальчонка учил взрослых людей нормам поведения, и неверие в абсурдность того, что успело случиться с ним за последние пять минут.

Но, в общем-то, следовало признать – ребенок был прав. Как там говорят? Устами младенца глаголет истина? Так и есть. Ведь ни эти дети, ни их воспитательница, не были, в конце концов, виноваты в том, что его дядя тронулся умом и решил изрядно попортить племяннику жизнь.

Отсмеявшись, Роберт перевел дух, после чего, откинув мяч в траву и засунув руки в карманы брюк, подошёл ближе к благородному собранию и обратился к тому самому мальчику:

– Ты абсолютно прав, парень. Воспитательные люди должны уметь извиняться. Более того – мужчине следует первому пойти на примирение, потому что женщины – более ранимые существа, – проговорив все это с самым серьезным видом, Роберт кинул все ещё искрящийся смехом взгляд на застывшую, точно дерево, девицу:

– Прошу прощения за свою грубость, – и, когда в ответ не раздалось ни звука, приподнял темные брови и добавил:

– Теперь ваша очередь рассказать мне, как вам жаль, что я вам настолько понравился, что вы не нашли лучшего способа познакомиться, кроме как сыграть со мной в вышибалы.

Не дожидаясь, пока она что-либо ответит, если ответит вообще, он протянул ей руку и представился:

– Роберт.

Чуть помедлив, девица все же подала ему руку в ответ и сказала:

– Татьяна. Борисовна. И да, мне жаль, что я запульнула в вас мячиком.

А затем, после краткого рукопожатия, Татьяна… Борисовна повернулась к нему спиной и к своему изумлению он услышал, как она пробормотала себе под нос:

– Особенно жаль, что не сильнее.

И, собрав детей, повела их обратно в здание детского сада, а он остался стоять на месте, ощущая как по лицу ползет усмешка и снова хочется дико ржать. Злости больше не было. Пренебрежение простой девицы к его статусу и внешности теперь скорее забавляло. Во всяком случае, это было для Роберта что-то новенькое.

Покидая территорию детсада, он вдруг подумал: удивительно все же, насколько дети способны, оказывается, парой фраз разрядить напряжённую обстановку. Возможно, идея обзавестись ревущими карапузами была сама по себе не так уж и плоха? Ухмыльнувшись, Роберт покачал головой, тут же отметая эту мысль как самую что ни на есть еретическую.

Выйдя к дороге, он кинул взгляд на часы и с удивлением понял, что уже почти шесть вечера. А значит – для каких-либо дел сегодня уже было, пожалуй, поздновато. Желание устроить внеплановую проверку на своем заводе и испортить настроение кому-нибудь ещё, улетучилось само собой и, в конечном итоге, Роберт решил, что сейчас самое время вспомнить о том, как же прекрасна пятница. В конце концов, он же тоже человек. И после неудачного дня имеет право расслабиться и хорошенько набраться.

Тем более, что для совместного времяпрепровождения такого рода у него имелся отличнейший кандидат.

– Ну привет, Роб, – кто-то от души хлопнул Роберта по плечу, и ему, в общем-то, не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто именно это был. Столь бесцеремонное обращение с ним мог позволить себе только один-единственный человек – Слава Чепенкин, его друг со студенческих лет, к которому с тех же самых времен в рифму к фамилии привязалось прозвище «Печенька», на которое тот, впрочем, ничуть не обижался. Славик вообще был человек очень лёгкий – буквально во всем: в общении, в отношении к людям и вещам, и шел по жизни он также легко: редко задерживался на одном месте, и, соответственно, на одной работе, в виду чего часто оказывался без денег, но совершенно этим не грузился. Возможно потому, что знал – у Роберта всегда можно настрелять взаймы. Хотя стоило отдать Славику должное: деньги он всегда возвращал.

– Ты сегодня пунктуален, как никогда, – отметил Роберт, автоматически глянув на время на экране мобильного. Между его звонком и этим моментом, когда Печенька плюхнулся в соседнее кресло в баре неподалёку от того места, где Роберт был достигнут врасплох ударом мяча, прошло от силы минут двадцать.