Страница 3 из 12
Нас было пятнадцать, включая Питера и меня. Нескольких мы каждый год теряли во время Битвы и набегов, а кое-кого – из-за болезней и зверей. Эмбро умер, кашляя кровью, а сейчас и Дел стал худым и бледным. Скоро он тоже начнет кашлять, и Питер отправит его спать снаружи.
Питер непрерывно жаловался на шум, когда умирал Эмбро, словно мальчишка мог что-то с этим поделать. А он прекратил бы кашлять, если бы мог – обязательно, потому что мы все любили Питера, даже когда он был жестоким. Его одобрения жадно добивались, его насмешки ранили больнее, чем пиратская сабля.
Питер спрыгнул с окна, легко приземлившись на ноги несмотря на высоту. Порой мне казалось, что Питеру нельзя нанести вред, и поэтому его не особо волнует, когда это случается с другими: ведь ему не понять их боли. А еще Питер был привязан к острову как-то иначе, чем остальные. Он понимал это место, а оно понимало его. Вот почему я немного вырос, а Питер – нет.
Именно остров делал так, что все мы оставались маленькими, хотя на некоторых из нас это не действовало. Некоторые мальчишки, по непонятным для нас причинам, росли нормально. Такое случалось не слишком часто, потому что Питер очень неплохо умел выбирать для острова нужные характеры – а мне кажется, это было как-то с этим связано: желание остаться мальчишкой и заниматься мальчишечьими делами вечно.
Но когда Питер замечал, что мальчик превращается в мужчину, этого мальчика изгоняли – без оглядки, не давая второго шанса. Эти мальчишки попадали в пиратский лагерь (если им удавалось живыми пройти через остров) и превращались в неузнаваемые бородатые лица, переставали быть нашими маленькими друзьями.
По-моему, мне было примерно восемь – так же как Кивку и Туману, – когда Питер меня нашел. Если бы я остался в Другом Месте, то давно умер бы: ведь прошла уже сотня времен года, или даже две сотни. Я точно не знал, сколько именно, потому что если не обращаешь внимания, то сбиваешься со счета. Сейчас я выглядел примерно на двенадцать, на несколько лет старше, чем когда здесь оказался.
Кивок и Туман тоже немного выросли. Питеру с самого начала было одиннадцать – и осталось одиннадцать. В нем все оставалось точно таким же, как было, когда он забрал меня из Другого Места, сделав своим первым товарищем и спутником.
Иногда я беспокоился – чуть-чуть, – что вырасту и буду отправлен в пиратский лагерь. Питер всегда отвешивал мне оплеуху, когда я говорил такие вещи.
– Ты никогда не вырастешь, дурень. Я тебя сюда привел, чтобы этого не случилось.
Но я все равно понемногу становился старше, да и Кивок с Туманом тоже. Мы теряли слишком много других мальчишек, чтобы определить, действительно ли только мы трое ощущаем крохотное прибавление возраста. Иногда, ночью, когда ко мне лип кошмар, я начинал думать: а вдруг заверения Питера о том, что я никогда не вырасту – это просто заверения в том, что я умру раньше, чем такое случится. И я думал, не лучше ли это: умереть до того, как я стану морщинистым, седым и никому не нужным.
Наш предводитель пригнулся к земле и палкой начертил общий план острова, а потом – подробный – пиратского лагеря. Наше дерево стояло в самом центре леса и в самом центре острова. Лес перерезал посередине горную гряду на восточной стороне. Он тянулся поперек всей центральной части острова и заканчивался у океана на востоке и у закрытой лагуны на западе.
В северо-восточной части находилась прерия, где жили Многоглазы. Мы старались туда не ходить.
А если пойти от дерева прямо на юг, то наткнешься на крокодилий пруд, а потом – на болото. Болото переходило зеленую подтопленную луговину, которая встречалась с океаном.
Юго-западный уголок острова состоял в основном из высоких песчаных дюн – громадных, на которые приходилось долго взбираться, а потом так же долго спускаться. За дюнами шел песчаный пляж – единственный, где нам можно было спокойно играть и собирать кокосовые орехи. В северной части пляжа, в окружении леса, пряталась русалочья лагуна.
Пираты заняли берег на северной оконечности острова, рядом с бухтой, где сходились прерия и горы. На восточной стороне вообще не было пляжей – только крутые каменистые склоны гор и громадный скалистый обрыв там, где к океану подходил лес.
Мальчишки окружили Питера. Мне это было не нужно. Я знал остров наизусть – лучше чем все, не считая Питера. Я перешагивал через каждый корень, скалу и травинку, ползком огибал всех животных, сотни раз видел всех русалок и не раз уклонялся от захлопывающейся крокодильей пасти. Мне не нравилась идея настолько раннего налета, но я знал свою роль в случае, если он все-таки состоится.
Чарли остался со мной, доверчиво вложив ручонку мне в ладонь. Большой палец второй руки он сунул себе в рот: его не интересовала ни карта, ни то, что будет дальше.
Я тихо вздохнул. Что мне делать с Чарли во время налета? Он, конечно же, не сможет защитить себя, и я подозревал, что Питер задумал этот поход, просто чтобы избавиться от малыша.
Большинство новеньких мальчишек, окруживших Питера, выглядели неуверенно – за исключением одного большого по прозвищу Щипок. Он был почти такой же высокий, как я, а я тут был намного выше всех. Судя по его виду, он был из тех мальчишек, которым нравится быть самыми сильными и быстрыми – и он поглядывал на меня с самого прибытия. Я знал, что Щипок скоро затеет со мной драку. Оставалось надеяться, что при этом мне не придется серьезно вредить Щипку.
Я думал об этом без злобы. Я желал парнишке дурного не больше, чем он – мне. Просто я был самым лучшим бойцом, и Питер это знал. Все мальчишки, которые пробыли здесь чуть дольше, это знали. Даже пираты это знали и поэтому изо всех сил старались меня убить при каждом налете. Я научился не принимать это близко к сердцу.
Пиратский лагерь был примерно в двух днях ходьбы от дерева – в зависимости от того, насколько удастся поторопить толпу мальчишек. Хотя Питер и пытался представить все как приключение, я-то хорошо знал, что работы тут не меньше, чем игры. Надо собрать и нести припасы. Многоглазы сторожат прерию, которую нам надо пересечь. И, сверх того, пиратов вообще может не оказаться на месте. В это время года они и сами довольно часто отправлялись в налеты, забирая золото у галеонов в море и рыдающих девиц из городов, которые они сжигали.
На мой взгляд, идея была неудачная. Мало того, что мне придется беспокоиться о Чарли, новенькие еще не были проверены. Мы не знали, способны ли хотя бы половина из них вообще драться, не говоря уже о том, чтобы справиться со взрослыми мужчинами, которые добывают себе деньги своими саблями.
И Дел, наверное, не выдержит. Я уже представлял себе, как мальчишку в пути начнет рвать лужами крови – крови, которая привлечет к нам Многоглазов, когда мы окажемся на тропе, идущей по границе их земель. И даже если допустить, что все мальчишки доберутся до пиратского лагеря, вряд ли все вернутся назад. Мы никогда не возвращались в том же количестве, в каком уходили.
Я ободряюще улыбнулся Чарли. Малыш ответил полуулыбкой на мой совет оставаться на месте. Я протиснулся к Питеру, который энергично расцарапывал землю, показывая, кто пойдет куда в пиратском лагере. Я должен был попытаться, хотя ничего из этого не выйдет.
– Не думаю… – начал я вполголоса.
– Вот и не думай! – резко оборвал меня Питер.
Кое-кто из мальчишек захихикали, и я обвел их всех прищуренными глазами. Они по очереди отводили взгляды – кроме Щипка, который нахально смотрел на меня, пока я не зарычал. Тут Щипок уставился в землю, а щеки его залились краской. Я слушаюсь только Питера, и чем скорее новички это поймут, тем лучше.
– Знаю я, чего ты хочешь, – сказал Питер, не отрывая ярко горящих зеленых глаз от своего рисунка. – Прекрати нянчиться.
– Подождать, пока они не будут готовы – это не нянчиться, – сказал я.
– Прекрати нянчиться, – повторил Питер.
Вот и все. Питер сказал свое слово – и все мы будем делать то, чего он хочет. Это его остров. Он пригласил нас сюда, пообещал нам, что мы вечно будем маленькими и счастливыми.