Третий источник

11.

- Заходи, миленький, заходи, - теть Маша была на диво серьезна. - Мать честная!!! Где ж это тебя так?

- Да так, на улице упал...

- Осторожнее надо... - Теть Маша сделала вид, что поверила. - Заходи. Вишь ты, пропал совсем. Я уж извелась, думала, что все верно тогда Галина наговорила. Даже карты тут на тебя бросала... Ничегошеньки не понятно. - Она все подталкивала его в маленькую комнату. - Заходи. Я тут с Галиной посоветовалась, а она, вишь ты, сама с тобой хочет поговорить. А я тебе пока так скажу. Приходили с милицией - все о прошлых выходных расспрашивали. Я сказала, что дел ваших не знаю, а Сашу забрали и держали два дня... Только он им тоже ничего не сказал - мы уж тертые. Слава богу, выпустили. Он сейчас по делам уехал. А за то дело большое спасибо...

- Да какое дело-то, теть Маш? - Бледная кожа и красное, словно давленая ягода, на ней - не самое приятное воспоминание. Брр! Да и ножик будь здоров.

- Ладно, не знаешь и ладно. Вот сейчас с Галиной поговоришь - она гадалка не чета многим. Крепко ее уважают...

- Кто?

- Кто надо, тот и уважает. Она тебе все сама скажет, если захочет. Но смотри - ей врать не надо. Отвечай как на духу все, что спросит.

Настроенный этим напутствием в нужную сторону, то есть непримиримо и уперто, Толяныч вошел в комнатенку и остановился на пороге. Темень, хоть глаз коли, ничего не видно. Постепенно глаза привыкли, и первое, что он разглядел - занавешенные плотной цветастой материей окна, чуть теплившуюся примитивную лампу, да еще судя по запаху, керосиновую. Хотя какой к черту здесь может быть запах, когда табачищем застоялым смердит, что твоя пепельница.

Мебели в комнате почти не было: кошма на полу, низенький столик и пуфики. На столике колода карт, платок и нож, но не крис, а сперва Толянычу именно так и показалось, и он чуть не напрягся. Нет, просто длинный восточный кинжал с круто изогнутым лезвием. На одном пуфике сидела та самая ведьма, любительница плеваться, похожая в полумраке на груду тряпья. Другой пуфик пустовал, стало быть, предназначен для него. Просто какой-то салон заплесневелой магии.

Толяныч уже пожалел, что пришел. И так голова болит, а ее еще и морочить будут.

- Садись, коль пришел... - И голос-то какой противный.

- Сами звали, вот и пришел. - Раздражение начало прорываться. - Развели тут мистику дешевую! Лучшая гадалка России, врать не надо...

- Не ори на бабку! Молод еще... - И смотрит, карга, как солдат на вошь. Выдохнули они почти одновременно. - Ладно, горячий ты. Вот через горячность свою и погоришь когда-нибудь. Помнишь, говорила я, что выгнать тебя надо? Что беда через тебя большая нам будет? Ан нет смотрю, не так-то ты прост, поэтому и поговорить с тобой хочу.

Старуха приблизила к нему свое лицо, обдав неожиданно травяным духом не без примеси алкоголя. Цепко заглянула в глаза. Толяныч поерзал на пуфике, закурил, как бы отделяя себя от пронзительных черных глаз дымовой завесой:

- Ладно, мать, не злись. Лучше карты мне брось, раз уж я здесь.

- Не надо мне по картам гадать! И так все вижу... А знаешь ли ты, касатик, что совсем недавно ты на шаг от могилы стоял? Ну-ка! Руку твою хочу посмотреть... - Она взяла его сухой и горячей рукой за запястье и потянула к себе.

Сначала Толяныч решил, что бабку интересуют последствия слюнтяева укуса. Сам-то он уж и думать про это забыл, а сейчас вот вспомнил. Да нет, бабку интересовала ладонь. И вроде как в комнате светлее стало, по крайней мере, Толяныч различал линии своей руки вполне отчетливо.

- Запомни, сынок, у каждого человека три сосредоточья Силы есть сердце, голова, рука. Ну, у мужчин правда еще и это, сам понимаешь, чего. Ими уметь надо пользоваться, тогда многое тебе откроется. А у некоторых они и после смерти Силу сохраняют. Запомни, только три... - И снова остро глянула ему в глаза, словно шилом тыкнула. - Сердце. Голова. Рука.

Толяныч не придал ее словам значения:

- Ладно, ладно, мать. Чего видишь-то?... - Но Фантик, вновь отделившийся от носителя, где-то в себе зарубочку сделал.

- Много чего... - сказала она через пару минут. - Мечешься ты, а чего мечешься - сам не знаешь, и много вокруг тебя всего вертится, но тебя еще не коснулось. Пока. Все неприятности твои все впереди еще.

Толяныч хмыкнул: "а то сам не знаю." Но Галина восприняла этот хмык, как недоверие, зыркнула:

- Готовься!!! Мне не веришь - на рожу свою посмотри в зеркало. Краше в гроб кладут. Да это еще только начало... Крепко влип ты, касатик. А больше всего неволи бойся. Как попадешь в нее - так не вырвешься...

- В тюрьму, что ли?

- Ха, в тюрьме тоже люди! Тут тебе другое светит... А что - не вижу, старая стала. Бойся рыжих и не верь им ни в чем. Они для тебя - хуже смерти. И нелюди опасайся... Ага! Вижу добрый знак - есть и опора у тебя. А есть опора, стал быть, есть и шанс. Сильный ты, очень сильный, но смотри - на каждую силу всегда другая найдется. Только ты верь себе больше, может и сдюжишь. Доверяй судьбе, хоть может она и не очень-то тебе глянется, но... А вот и еще тебе поддержка будет, что-то такое пока смутное... Да! Есть у тебя союзник. Сильный союзник, хоть ты его еще и не знаешь. Да и узнаешь, а не поверишь... А тута что?... Нет, никогда такого не видела. Нет будущего на твоей руке, но и смерти тоже нет. Покоя ищешь, да вот не написан тебе покой, касатик. Три пути будет, а уж какой выберешь? Но спокойного-то ни одного не вижу. И ничего-то тебя в жизни не держит - ни родные, ни друзья, ни вещи... Хотя нет, есть что-то такое, маленькое, но будет тебе через это маленькое большой сюрприз... И помощь будет. Прошлое говорить, ай нет? Много всего здесь. Ох и бабник же ты! И через это тоже можешь погореть...

- Уже горю, мать!!! - А самому полыхнулось, припомнилась Альба, сегодняшний ее звонок. Эх, жаль. Может больше и не позвонит.

- Ладно-ладно. Будешь выбирать, вспомни мои слова - свобода всего важней... Больше ничего не скажу. Все время покажет.

- Ну, спасибо на добром слове, пойду я. - Толяныч полез, было, в карман, но бабка цепко ухватила его руку своей - клешнятой, сейчас уже нестерпимо горячей:

- Не надо мне от тебя ничего. - Фантику даже почудился треск паленого волоса. Клешня разжалась. Он потер запястье - да нет, показалось. Тьфу-тьфу...

Собственно, то что она наговорила, может любая цыганка на улице за двадцатку наплести.

"А что ты надеялся услышать?..." - съязвил Фантик. Ему, как личности виртуальной, дешевая мистика было по барабану, но он уже начинал приобретать черты базовой личности, а лехин софт утверждает, что обнуление не требуется. Ну и дела!

- Думаешь, зря приходил? А ведь знаешь, что мы, цыганки, если за так гадаем, то это кое-что значит.

Это Толянычу когда-то давно говорила теть Маша. Любая цыганка за гадания свои всегда платит - здоровьем ли, жизнью, или еще чем. Может и не платят, но верят в это, что почти то же самое. Гадание якобы тревожит некие там высшие силы, привлекая к себе их внимание, а это, типа, всегда чревато последствиями. Не иначе как принцип - попал в дерьмо, так сиди и не чирикай - продиктован свыше. В смысле, не высовывайся. Поэтому они за гадание всегда деньги берут, мол, тогда и их расплата деньгами идет, а уж как судьбу обмануть, это уж от них самих зависит.

Бабку подставлять никакого желания нет, хотя может и этих самых высших сил тоже нет. Но старый добрый принцип "лучше перестраховаться, чем потом лечиться" никто не отменял. Более того, как показывает практика, он продолжает действовать, как швейцарские часы под гусеничным трактором.

Толяныч опять полез в карман и вынул все-таки пару сторублевых чипов:

- Не упрямься, мать, возьми. Не хочу тебя подставлять...

- А ну, забери их назад!!! Не будет мне от них добра. Давно в церкви-то не был?

Чтоб цыганка спросила про церковь! Толяныч даже опешил, но ответил:

- Да вот на днях, как раз после дела того и заходил. Да вот что-то не задалось - через пару минут вылетел, как из трубы. А вот раньше-то я любил постоять... - И сам себя оборвал. Чего это вдруг откровенничать-то?