Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 97



- Здорово! - Воскликнула она, оборачиваясь и вскидывая чуть надломленную в локте руку, так похожая на маленькую птичку, севшую на провода.

- Что?

- Все. - Она вновь повернулась к пейзажу и обвела его рукой, словно бы протирая тряпочкой. - Москва.

Толяныч с трудом оторвал взгляд от хрупкой фигурки и вновь воззрился на монстрообразный город, словно на диковинного мутанта. Он вдруг почувствовал, как ворохнулся внутри "сосед", нашаривая почти вслепую точки соприкосновения. Между ним и городом натянулась невидимая, но прочная нить из горечи и злобы. И Толяныч усмехнулся внутренне, омытый неожиданной волной теплого чувства к своему клону, как к настоящей, человеческой личности. Даже холод в глубине души немного отступил, чтоб потом вернуться.

"Все-таки это часть меня, - подумал он. - Фантик. А что тела нет, так это не беда, брат, в тесноте а не в обиде. Авось уживемся..."

- Слыхал, что тут на днях мэр обещал? - Спросила Ольга, возвращая Толяныча во внешний мир. - Что за три года построит над центром единый купол. Представляешь, в пределах Садового.

- Зачем?

- Ну, что-то там про экологию и внешнюю угрозу... - Ольга сморщила смешную гримаску. - Для повышения безопасности и условий жизни.

- Понятно. Плохо живут! Ладно, поехали. - Толяныч плюхнулся в машину, заставив подвеску возмущенно крякнуть. - Садись.

- А куда мы едем? - Наконец-то удосужилась спросить Ольга. Надо же, какое доверие!

- Есть такое место, Параминово называется. Я там, можно сказать, вырос...

И снова газ в пол, и снова дорога бросается под колеса с отчаянностью самоубийцы. Толяныч гнал подальше от Москвы и себя самого навстречу лучшим воспоминаниям, навстречу беззаботному детству, словно бы надеясь все бросить позади и все забыть. Знал, что это невозможно, но подгонял своего железного безответного коня.

Лехина колотая программка не подвела. Пока. А дальше посмотрим: покетбук есть, виртуальные очки тоже, а занозка, что зудит в самом темном уголке сознания, так и черт бы с ней. И ледяной стержень, на славу отточенный, как нож, вошедший в подвздошье - с ним тоже черт. Потом разберемся на досуге, сейчас важнее другое - ОТТЯНУТЬСЯ. Все потом. А что, собственно еще надо? Солнце, скорость, деньги...

О происхождении переполненной "евриками" карты Толяныч не думал - здесь коррекция сработала, как надо. Есть, и все. Остальное - Фантику.

Эх-ма, хорошо-то как!

Матрена у заднего стекла позевывает совсем как дома, а рядом... Рядом раскинула тонкие ножки девушка, потягивается и бросает быстрые взгляды, собирающие морщинки от глаза к виску. Улыбается. Надо бы что-нибудь сказать ей такого приятного, да ладно, вот отъедем еще километров на десять, тогда и скажем. Что-нибудь про омаров, да?

ХОРОШО.

Фантик тихонько соглашался - хорошо...

Толяныч покосился на молчавшую Ольгу, откинувшую спинку сидения до предела. Угловатая коленка туго обтянута джинсой. Жмурится, совсем как Матрешка. Глянул в зеркало на кошку - тоже жмурится, вытянула все четыре лапы в одну сторону. Толяныч пошарил по магнитоле, что-то лирическое выплеснулось из динамиков, сделал потише.

ХОРОШО.

Пролетели Расторгуево, как на крыльях. Ни одного патруля не встретилось, вот добрая примета. Тут уж пойдут места совсем почти родные перелески да Пахра, и дальше, дальше.

Дальше.

- На Пахру завернем? - Толяныч глянул на Ольгу быстренько, не отрываясь от дороги. - Купаться - вода еще холодная, а вот позагорать вполне реально. Так как?

Молчит. Улыбается.

Толяныч стрельнул глазом на узкую коленку - тонкие пальчики постукивают в такт музычке, и его словно бросило из холодильника в парилку. Вот оно то, чего не хватало! Бросил тачку на первый же проселок, вздымая маленькую пыльную бурю по ходу - лезвие реки отливало перламутром на безумно-ярком солнце - вдавил тормоз, словно хотел продавить днище и остановить машину подошвой кроссовка. Дернул допотопный ручник, повернулся к Ольге всем корпусом, чувствуя, как нарастает, расширяет зрачки предвкушение чего-то такого... Такого... Подхватил девушку под мышки, потянул чуть вверх и к себе.



- Так у меня ж купальника нет. - Ее глаза смеются. Смеются, смеются, и делаются больше.

Ближе. Еще ближе. ЕЩЕ!

- Это ничего... Ничего... Ничего... - Толяныч словно в бреду повторяет снова и снова, не в силах остановиться, а желтый топик отлетает куда-то назад. - Ничего... - Вздергивает ее к себе на колени.

Она помогает охотно, вывертываясь из штанов, отстраняется, ускользает, чтобы приникнуть вновь и вновь, ПУФ! - падает на кожзаменитель сидения белый кроссовок, и... Становится так легко и замечательно, а сидение пружинит в такт и в такт, словно машина помогает им соединиться.

Может она у Крота дрессированная? Ну, пусть помогает.

Помогает, по-мо-га-ет! АХ!!! И еще. Еще!

***

- ...По-о-озагара-а-аем? - Ольга по кошачьи тянется, упершись босой ногой где-то там, в подголовник сидения, откидывается спиной на руль так, что все ребра проступают, а Толяныч все никак не может выдохнуть воздух, захлебывается и наконец выдыхает в чуть позолоченную пушком окружность близкого пупка. И она покрывается пупырышками. Это забавно.

- А как же купальник? - Глупо улыбается он, чувствуя растворение холодной стали внутри. Тепло и славно, ну может совсем чуть-чуть липко. Купальник-то как же?

- Хм... - улыбается Ольга в ответ, не торопясь поменять положение.

Ее полная бесстыдная открытость тянет магнитом, и Толяныч рассматривает девушку не спеша, смакуя и ничего не пропуская. Оглядывает и проникается восхищением перед этой хрупкостью и гибкостью одновременно, ее бессовестной и сытой ухмылкой, полупрозрачной кожей. И чувствует, как сыро животу и бедрам, о которые она лениво трется смешной челочкой паха.

Смешно и щекотно.

А в окно льется солнце. Солнце льется прямиком в него, словно апельсиновый сок в стакан. Шипит, играет, резвится... И невнятный, но очень радостный вопль распирает грудь - ХОРОШО!

Вопль Толяныч конечно глотает, это пожалуй тоже Фантику, вместе с настроением. Пусть порадуется.

Вот это девушка! Просто глаз не оторвать.

- Ладно. Надо ехать. - Говорит он через неопределимое время.

- Ага. - И Ольга, мимолетно мазанув его губами по губам, плюхается на сидение рядом. - Дай-ка мне футболку пожалуйста.

Толяныч нащупал требуемое меж сидений, протянул и выбрался на вольный воздух, унося с собой запах свежей спонтанной любви. Во рту - как в Каракумах в полдень, а тут солнышко нежное, как кожа у пупка... Закурил ох, хорошо! - и наконец-то застегнул штаны.

Следом лениво вытекла Матрена, подошла, потерлась о ногу, намекая на необходимость подкрепиться. Это, кстати, мысль.

- Хорошо тебе, девочка - можешь мышку поймать, подзаправиться. Матрена посмотрела с укором. Мол, ты че, хозяин, совсем офонарел от потрахушек? Мол, я-то отлично знаю, что ты по пути прихватил кое-что поприличней. - Ладно. Не хочешь мышку - получишь коврижку.

Пока Толяныч кормил кошку предусмотрительно прихваченным сухим кормом, Ольга привела себя в порядок - натянула топик и кроссовки, причесалась. И все. И тоже покинула авто. Ее джинсы остались лежать там, куда Толяныч в запале безжалостно зашвырнул их до востребования. Говорить она начала еще в салоне и, как показалось, сразу про все начиная с погоды и кончая... Хм, какие пикантные подробности... Щебетала, словно маленькая птичка. Да и похожа на нее здорово - круглые быстрые глаза и острый, с горбинкой, нос. И ножки, тоненькие такие...

Мысль расположиться на травке показалась Толянычу перспективной. Спешить-то некуда. Москва растворилась в дрожаще-пыльном мареве, но ему все еще казалось, что он отдалился недостаточно далеко от... Чего?.. Той дряни, что закопал на кладбище? И от этого тоже.

- Поехали дальше. - Опять сказал он, глядя Ольге куда-то за ухо. Заскочим в Домодедово, и будет у тебя купальник. Нам еще не раз пруды попадутся, а там вода потеплее, да и почище будет.