Возвращение

Он скулил, вжавшись лицом в камень. Безумное существо за дверью отвечало воем. Хорошо, что додумался вчера связать. Не дай бы бог вырвалась. Он выпил ещё. Взял лопату. Приоткрыл дверь. Надо решиться! Одним ударом — все проблемы! Потом что-нибудь можно придумать. Друзья помогут. Иначе… Иначе он молчать не будет!

Женщина угомонилась. Игорь перешагнул порог. Она вытянулась на полу. Связанные руки и ноги не позволяли уползти далеко.

— Один удар. Всего один удар, — он занёс лопату.

Взгляд тёмных глаз обжёг лицо.

— Помнюуууу! — разобрал он в вопле безумной. — Всёоооо! Помнюууу!

Игорь отбросил лопату, словно черенок обратился ядовитой змеёй и кинулся прочь. Позже, приняв изрядно алкоголя, он снова вернулся туда. Женщина спала. Он так и не решился на убийство. Забив нарождающийся вопль кляпом, он бежал.

Ещё две недели, он спускался в подвал и к своему ужасу обнаруживал, что женщина всё ещё жива. Он чувствовал постоянную угрозу разоблачения, но не мог ничего поделать. Даже когда в камере пыток остался обглоданный крысами труп, он всё ещё не верил в её смерть. Притворяется! Она всегда притворяется! Он так и не похоронил несчастную, а замуровал комнату, превратив её в хранилище страшной тайны.

35

Я никогда не относился к Игорю с симпатией. Я его презирал. Теперь я его ненавидел. Меня тошнило, когда он подбирался к стене и вслушивался в шорохи. Воровато приоткрывал дверь и включал фонарь, а потом бежал прочь. Когда он, скуля от страха, торопливо укладывал кирпичи в дверной проём. Когда он, испуганно оглядываясь на замаскированный проход, приводил к котлу слесаря-ремонтника.

Я чувствовал страдания и ужас запертой женщины. Я почти рыдал, видя, как она лишается разума. Я очень хотел помочь. Но как? Нас разделяло время. Мы являлись друг другу туманными видениями. Я даже не разглядел её лица. Подозреваю, что меня она, вообще, приняла за порождённый воспалённым разумом фантом.

Я мог (ещё одна дикая идея) захоронить останки. Укрыть последние следы трагедии. А что ещё прикажете делать? Обратиться к господину Барыбину? На втором этаже умершая старуха, в подвале — скелет. И это при той «симпатии», которую ко мне испытывает местный Пинкер-тон. Самый надёжный способ принять на себя деяния маньяка! Я не сомневаюсь, что следователю с внешностью Наполеона важнее закрыть дело, а не наказать виновного. Повышение, сами понимаете.

Я принёс кувалду и принялся крушить бетонный пол. Просто, не смог заставить себя перенести останки в другое место. Лучше уж липкий пот, заливающий глаза, тяжесть в руках и ломота в спине, чем лишнее прикосновение к костям. В течение часа, не меньше, я пробивался до почвы, потом подгонял могилу до нужных размеров. Ржавая лопата с осклизлой ручкой (она так и не стала орудием убийства) сменила кувалду. Меня ожидал неприятный сюрприз. Я надеялся наткнуться на хрустящий песок, как в других помещениях, но его, по-видимому, завезли строители. Обезображенное ржавчиной лезвие моментально увязло в сырой глине.

Ещё целый час я расковыривал почву, мало уступающую в прочности недавно порушенному бетону. Прямоугольная (условно говоря) ниша доставала чуть выше колен. Работать дальше не оставалось сил. Негнущимися пальцами я выдернул сигарету. Прикурил не без труда — в затхлой атмосфере подвала зажигалка выдавала лишь крошечный язычок багрового цвета. После первой же затяжки раскашлялся. Присел на краю ямы. Чёрт возьми, это игра воображения или проделки гаснущего фонаря?! На мгновение зловеще ухмыляющийся череп исчез, и я увидел черты дорогого для меня лица.

Нет, хватит! На резкое движение спина отозвалась протестующей болью. Я не обратил на неё внимания. Закончить начатое и прочь, прочь из этого места, наполненного безумием и подлостью! Может быть Алик прав! Живым надо жить, а мёртвым успокоиться! Никакая месть и разоблачения не исправят того, что случилось в тот вечер. Ничто не вернёт к жизни замученную в подвале женщину.

Я застелил яму найденным в первом помещении брезентом. Бережно сложил кости (страх и отвращение почему-то исчезли), остатки одежды и волос, поблекшее колечко.

«Она, наверное, моя ровесница, — мелькнуло в мозгу. — Мы могли встречаться. Мало того, могли познакомится сейчас. Сколько ей было тогда? Немногим за двадцать? Муж-трудяга, дочка, дом — полная чаша. И вот всё чем кончилось! Что же ты такого вспомнила?»

Я ненавижу похороны, сопливые признания заслуг и достоинств усопшего, но сейчас мне захотелось что-то сказать — красивое, берущее за душу и успокаивающее.

— Твоя дочь — замечательная девушка, — неожиданно сорвалось с губ. — Умная и очень красивая… Как и ты…

Свирепствующий за стенами ветер каким-то чудом проник в глухой подвал. Я почувствовал прикосновение чего-то едва уловимого и очень холодного сначала на щеке, через мгновение на губах. Потом лёгкий шелест, уносящийся в дальнее помещение и мёртвая тишина.

Я бросил первую лопату…

36

Я запирал коттедж, когда ожил телефон. Что за мерзкое свойство лезть не в своё дело?! Я бы поставил подобную привычку на первое место среди самых страшных грехов. Ну, что тебе ещё нужно?! В дерьме, даже не по уши — макушка не видно! Влез во все тяжкие! Перессо-рился, с кем только мог! Ещё и видения, за которые выдадут пожизненную прописку в комнате с мягкими стенами! Ну, кто заставлял тебя снова входить в дом, сломя голову нестись к аппарату и хватать трубку?!

— Да? — я задыхался после чересчур поспешного передвижения.

— Квартира Нарымовых? — поинтересовались на том конце провода.

— Дом, — поправил я, совершенно автоматически.

— Кто это? — потребовала объяснений трубка.

— Родственник.

— А я вас узнала. Макшеева Нина Георгиевна. Помните? Главврач хирургии.

— Очень приятно.

— У меня очень плохие новости. Даже хорошо, что ответили вы — мужчина.

— Проблемы с финансированием? По-моему, Альберт решил все вопросы.

— Зря вы так. Ваш родственник повесился…

Я оторвал трубку от уха. Картинки из видений кружились перед глазами. Вот кем был человек на лестнице. Господи, только не ври сам себе — ты знал, что это Игорь! Но утром Алла говорила, что всё нормально… Алла не психопатка, вроде тебя. Значит, я знал всё заранее. Я мог всё предотвратить. Предотвратить! Он это заслужил! Заслужил! В ту ночь… Его жена… Хотя, давно ли ты взялся судить других?!

— Алло! Алло?! — верещало в трубке. — С вами всё в порядке?!

Я выдернул аппарат из розетки. Хотел я этого или нет, но механизм событий перешёл на работу в автономном режиме. Мы все — винтики и шайбы, обеспечивающие функционирование невидимого маховика. Я знал, где в данную минуту мне определено гнездо.

37

Дома (я уже называю чужую квартиру домом… может быть потому, что у меня его никогда и не было?) меня ждали дарящая забвение жидкость и тёплый душ. Пиво кончилось (неприятный сюрприз), я плеснул в кружку «Богородской» — поддержка бога нужна, как никогда. Быстрый глоток, обожжённая гортань, что-то наспех пережёванное из холодильника и всё: долой одежду, заляпанную глиной и пропитавшуюся ароматом смерти. Горячие тугие струи подарят мне новую кожу, смоют страшные воспоминания и липкий пот. Я подставлял лицо под хлещущий поток и благодарил Кольку. Что бы я делал сейчас без горячей воды?!

Я вышел из ванной. Неспешно распаковал сумку. Мне нужна новая одежда. Именно эта, которой я пользуюсь в особых случаях. В случаях, когда не остаётся выбора. Чёрная футболка прильнула к коже, подобно истосковавшемуся в разлуке любовнику. Кожаные штаны заставили мышцы на ногах напрячься и замереть в ожидании. Потёртая куртка с молниями кольчугой легла на плечи. Я готов к тому, что случиться через секунду!

Я едва успел проверить лезвие выкидного ножа, когда раздался звонок. В этой пьесе действия разыгрываются со строгой последовательностью, почти как в произведениях известного драматурга Николая Панина. Я уже знаю, чей голос услышу в трубке.