Возвращение

— В первом случае, — вещал Барыбин, пока я исторгал из желудка дорогие продукты и древнее виски, — мы столкнулись с удушением. Преступник воспользовался шёлковым шарфом. Её собственным шарфом. Больше никаких повреждений жертве нанесено не было.

— Уберите, — простонал я, выплёвывая желчь.

— Второй случай поражает жестокостью, — невозмутимо продолжал следователь. — Ничего общего с предыдущим, кроме возраста жертвы. Тело буквально искромсали. Некоторые внутренние органы были обнаружены в радиусе пятнадцати-двадцати метров. Лицо изуродовано до неузнаваемости. Согласитесь, никакого сходства с недавним аккуратным душителем. Наконец, вчерашний случай — девочке-подростку нанесли удар тяжёлым металлическим предметом и только потом отнесли тело на место, где оно и было обнаружено. Девочка скончалась даже не от удара, а от потери крови. Что это с вами? — он оторвался от фотогра-фий и посмотрел на мою, скрючившуюся у раковины фигуру. — Ох, извините! — притворство сочится из каждой щёлочки. — Вы же не привыкли к такому! — он неторопливо собрал живодёрские картинки. — Я не собирался вас расстраивать.

— Выпей, — Алик заботливо поднёс чашку с виски. — Полегчает.

Я не думал — продолжится ли после промывания желудка отрезвляющее действие нашатыря. Я забыл о странной вспышке Альберта. Хотелось одного — избавиться от мелькающих перед глазами страшных картинок. Зубы лязгнули о фарфоровый край. Часть жидкости расплескалось. Остаток обжёг гортань и впитался в кровь согревающе-успокаивающим потоком. Алик подвёл меня к стулу.

— Мы рассказываем и показываем вам всё это с определённой целью, — невозмутимости Барыбина позавидовал бы и памятник. — Вы должны понять всю важность дела. Понять и помочь нам.

— Чем…

— Прежде всего, откровенностью. Случившееся затронуло всех. Им заинтересовались в области. Альберт Алексеевич заботится о спокойствии в городе — ему не совсем приятны будут заезжие сыскари. Я, скажу честно, ожидаю повышения. Сами понимаете. Ваш брат оказывается под подозрением. Да и вы сами… Ваш приезд так неудачно совпал… Могут вспомнить одно старое дело.

— Он уже вспомнил! — Альберт кивнул на тетрадь. — Мемуарами занялся.

— Позвольте, — тетрадь оказалась в руках Барыбина, он пробежался взглядом по строч-кам. — Ай-ай-ай, а вот это зря. Я вам не приказываю, но послушайтесь совета — смените тему.

Спорить сил не было. Я кивнул. Что же я, чёрт возьми, такого понаписал?!

— Вот и ладненько, — похвалил следователь. — Теперь, собственно, о цели нашего визита. Игорь рассматривается, как предполагаемый свидетель. Вы, наверное, знаете, что по закону свидетель отвечает не только за дачу ложных показаний, но и за преднамеренное сокрытие от следствия обстоятельств преступления. Скажу больше — он может легко перейти из разряда свидетелей в разряд соучастников, а то и главного подозреваемого. Вы это понимаете?

Я снова кивнул.

— Замечательно. Игорь ведёт себя неадекватно. Вместо того чтобы отвести подозрения чистосердечными показаниям, он, сперва, во время визита Альберта Александровича, несёт всякую чепуху. Сегодня же, когда мы пришли вместе, вообще, устраивает безобразную истерику.

— Вы не по адресу, — улыбка вышла похожей на гримасу боли. — Меня угостили пирогами с той же самой начинкой.

— Что он говорил?! — Алик выглядел так, словно я уже забрал все его магазины и маши-ну для парадных выездов, а сейчас замахнулся на серебристый «Opel». — Это очень важно! Вспомни!

— Да нечего вспоминать… Ерунда какая-то… Что-то там она… Под колёса… Может, он сбил эту девчонку?

— Исключено, — покачал головой Барыбин.

— Она?! — Алик, казалось, сошёл с ума. — Кто она?! Он называл имя?!

— Да! Напрягите память! — вторил ему следователь.

— Да нечего мне напрягать! — я начинал злиться. — У него одна песня — ты во всём виноват, уезжай немедленно! Спросите мужиков из палаты. Они всё видели!

Визитёры переглянулись. Алик походил на выходца из могилы. Даже с пухлых щёк Бары-бина исчез румянец.

— Послушай! — зашипел хозяин города. — Я не знаю, что вы затеяли со своим братцем! Но он у меня на крючке! Запомни! Я помню, откуда появились денежки на машину и особняк. Так ему и передай! Да и ты тоже…

— Чего ты орёшь?! — холостяцкий кутёж нравился мне всё меньше и меньше. — Ничего мы не задумывали!

— Не задумывали?! А к чему все эти сказки про неё?!

— Про кого?!

— Про шлюху, которую ты сбросил с крыши!

— Она не шлюха! — от возмущения я пропустил мимо ушей обвинение в убийстве.

— Шлюха, — повторил Альберт с видом проводящего болевой приём борца. — Спроси у Игоря, или с кем она ещё там спала?

— Она ни с кем не спала! — я хотел разорвать наглого блондина.

— Спала, — не знаю что больнее — когда самодовольный подонок ранит душу, или когда оперуполномоченный РУБОП, напав со спины, выворачивает руку. — Стелилась подо всех. Ты ведь и скинул её, потому что тебе не давала? Так ведь?

— Хватит с него, — резкий удар, обжигающая боль в районе поясницы. — Теперь умнее будет. Больше не высунется. Нам ещё этого Сида найти нужно.

Корчась на полу, я слышал, как захлопнулась дверь за визитёрами.

31

Боль в почках скоро отпустила. Рана в душе горела, присыпанная перцем клеветы. Я выкинул альбертовы подарки в окно. Я взял свою собственную водку. Содрал пробку. Приложился к горлышку. Даже не почувствовал, как влил в себя почти половину бутылки. Проклятый нашатырь! Зелье не действовало.

Я прошёл в комнату. Взял старую фотографию. Всмотрелся в её лицо и разрыдался. Я обещал вернуться за тобой. Я убегал от женщин, предлагавших серьёзные отношения. Я не верил в твою смерть. Я вернулся! Но ты… Тебя, действительно, больше нет.

Я рыдал, как потерявшийся в лесу ребёнок, как единственный выживший из отряда солдат, как человек, понявший бесполезность собственного существования.

Нет, понял я внезапно. Смысл есть! Они оскорбили её память. Они назвали её шлюхой. Они оболгали её. Я отомщу! Я обязательно отомщу! Жажда мести осушила слёзы, зарубцевала невидимую, но болезненную рану. Хозяин жизни, мать твою! Заставлю ответить за каждое слово! Я тебе устрою спокойствие! И твоему серому кардиналу тоже! Повышения ждёшь? Я тебе…

А что я собственно могу? Побежать и сжечь магазин? Глупо… Выловить поодиночке и набить морду? Ещё глупее! Я не костолом Сид. Да и месть получается какая-то детская. Словно из-за фантика от жвачки. Здесь затронули другое. За подобное мстят жестоко. Жестоко, но как?! Сид бы, наверное, придумал.

Сид! Они его упоминали. По-моему, хотели отыскать. И его припутали к несуществующему заговору! Стоп! Я никогда не называл имени странного человека в разговоре с посторонними. Откуда Барыбин знает его? Только не надо идиотского утверждения, что милиция знает всё! Всего не знают даже бабушки на скамейках. Так откуда же?!

За Сида я не волновался. Мне бы толику его талантов. Ещё неизвестно, кто тогда заливал-ся бы слезами после встречи «старых приятелей».

А чем это визитёрам не понравились мои рукописи? Что в них такого? Я поспешил на кухню. Схватил тетрадь. Прочёл — «Тихий город», далее — пролог. Застыл в ожидании видений. Ничего не произошло. Я принялся с жадностью заглатывать одну строчку за другой. Силы небесные! Впав в транс, я описал день гибели Аллы. И дальше… Моё бегство! Вокзал! Приезд в Калиновск! Всё вплоть до недавнего звонка в дверь. Дрожащими пальцами я зажал карандаш. Быстро занёс на бумагу последующие события.

Вот она — моя месть! Значит, я столкнул девушку с крыши? Добро! Я выясню, кто оказал-ся за моей спиной в тот вечер! С чего это вы так взволновались господа Крапов и Барыбин?! В лице переменились! За спокойствие страшитесь? Или что-то другое? И какие события вам больше испугали: те — давние, или теперешние? Или всё вместе взятое? Ах, как вам не хочется поднимать муть в родном болоте! Не надо было со мной ссориться! Теперь мосты сожжены! Меня не запугаешь!