Возвращение

Эврика! Что пишут на этикетке? Нашатырный спирт! И настойка валерианы тоже на спирту. Этого добра у меня навалом. Я метнулся на кухню. Скоренько распечатал «Источник» (наверняка, пока я кувыркался где-то в пустоте, время приблизилось к 18.00., да и ни себе же, в конце концов), плеснул в чашку грамм пятьдесят, на всякий случай вторую чашку наполнил водой.

— Давай-ка, — я поставил посуду на столик и попытался оторвать ладони от лица Аллы. После короткого сопротивления девушка сдалась. Красные глаза, распухший нос, мокрые щёки — я чуть снова не сбежал на кухню. Не выношу подобных зрелищ! — Немедленно прекрати, — тон получился грубым, но я ничего не мог поделать — перепуганный человек непроизвольно становится агрессивным. — Выпей вот это! — глядя в сторону, я сунул ей под нос чашку с водкой. — Поможет!

Алла проглотила водку с коротким всхлипом. Немедленно закашлялась. Я дал ей воды. Она опустошила чашку, вздрагивая время от времени. За неимением носового платка я предложил ей более-менее приличное на вид полотенце. К счастью, девушка понемногу приходила в себя и моей сомнительной галантности предпочла салфетку из собственной сумочки.

— Теперь расскажи, что случилось? — я всё ещё не отваживался посмотреть на заплаканное лицо. — Если из-за этого бардака, то я всё приберу. Мебель обратно поставлю, — знать бы еще, куда я её утащил, — я просто… , — ничего правдоподобного в голову не лезло.

— О чём вы говорите?! Отец в аварию попал! Вы в разгромленной квартире!

Я вовремя уловил слезливые нотки и убежал на кухню за водой. Пока девушка, клацая зубами о край чашки, пыталась утопить истерику в кипячёной воде, до меня дошёл смысл сказанного.

— Игорь что?! Насмерть?!

— Перелом руки, — всхлипнула Алла. — Но всё равно… Мне страшно. Как будто… Не знаю, как объяснить… Словно гроза… Ещё не началась, но будет. Понимаете?

Ещё как понимаю. У меня уже началось. И не какая-то жалкая гроза. Тайфун!

— … убийства эти, — продолжала девушка. — Вы слышали? Уже второе. С бабушкой что-то происходит. Бормочет чепуху всякую. Потом вдруг прощения просить начинает. Я на первом этаже, а она у меня прощения просит, словно я рядом. Жуть! Я с вами шла посоветоваться… А тут…

— Что тут? Недомогание почувствовал. Отдохнуть прилёг. Задремал. Лучше расскажи, что с отцом произошло?

— К нему пока не пускают. Говорят завтра можно навещать. Ворон через старшего брата кое-что узнал. Странно всё это. Отец с тринадцати лет водит. Ни одной аварии. Даже пьяный за руль садится. Хоть бы что! А тут совершенно трезвый, скорость маленькая, дорога пустая, а он в кювет съехал. Вы что-нибудь понимаете?

— Вот завтра мы к нему вместе сходим и всё узнаем, — пообещал я.

— Вы со мной пойдёте? Здорово! Одной, знаете, как-то… А что вы здесь устроили?

Вообще-то, я и сам не возражал получить ответ на данный вопрос. Рассказать едва упокоившейся девчонке, что ошалевший от пьянства дядюшка пытался создать обстановку семнадцатилетней давности? Проспал свидание с призраком и получил записку. Нет, хватит ей на сегодня потрясений.

— Понимаешь, — напустил на себя загадочный вид. — Когда пишешь что-нибудь новое, необходима эмоциональная встряска, переворот сознания, — ещё одна обманутая (к счастью не самым подлым образом) женщина на моей совести. — Нам, писателям, — самое время скрестить руки на груди и метнуть безумный взгляд, — порой трудно объяснить процесс зарождения и создания рукописи. Я всё приведу в порядок. Обещаю.

— Нет, что вы! — её восхищение отозвалось уколом совести. — Если вам так удобно… Пожалуйста… А куда вы всё перенесли?

— Перенёс… , — чёрт возьми! Куда я всё перенёс?! Надеюсь не на ближайшую помойку! — Перенёс… Знаешь, перенёс.

Девушке, по-видимому, надоело невнятное бормотание. Она встала с кресла. Прошлась по комнате. Заглянула в соседнюю.

— И это вы всё в одиночку?! — услышал я. Господи, что я там-то натворил. В долю секунды я оказался рядом. Хотелось зажмуриться. Усилием воли я заставил себя смотреть на произведение рук своих.

Такого облегчения я давно уже не испытывал. Слава Богу! Дорогая мебель, сваленная в кучу, но не повреждённая (на первый взгляд) заполонила комнату. Хоть одна проблема решилась.

— Отец с двумя приятелями два дня всё расставляли! — удивлялась Алла. — Вы один! За ночь! Класс! Вы, наверное, очень сильный?!

— Вряд ли, — я покраснел, но совсем не от удовольствия. — Бывают такие состояния…

— Класс! А можно я ванну пройду. Там зеркало.

— Одну минуту! — я не мог поручиться, что вчерашнее реформаторство не затронуло вышеупомянутого помещения.

Опережая девушку, я скрылся в комнате для принятия водных процедур. Нет, кажется сюда меня вчера не заносило.

— Проходи, — я распахнул перед Аллой дверь.

Пока девушка восстанавливала смытый слезами макияж, я убрал на кухне следы несостоявшегося свидания. Потом разберусь. Я ещё раз перечёл записку. А что если… Точно! Только измученный похмельем мозг мог принять дикие выдумки за единственную версию и не обратить внимания на разумные объяснения. Девчонка-то себе на уме! Как быстро мебель отыскала! Ладно, мы тоже не лыком шиты!

— А все эти бумакжки-картонки на полу вам тоже сочинять помогают? — косметика скрыла следы недавних слёз. Припухший нос да покрасневшие глаза напоминали о разразившемся полчаса назад ненастье.

Нет, девчонка всё-таки симпатичная. Явно не в Игорька. Наверное, в мамашу-беглянку… Но, красавица, меня смазливым личиком не обманешь. Шутить изволите? Хорошо! Посмотрим, как тебе удастся водить за нос того, кто половину жизни сочиняет, выдумывает, фантазирует…

— Нет, конечно, — я рассеянно улыбнулся. — Я не уверен, что и перестановка была необходима. Я, может быть, всё верну на место. Завтра… Послезавтра… Бумагой, конечно, сейчас займусь. Писать в свинарнике не мой стиль.

— И много вы уже написали?

Вот оно! Сама невинность! Сейчас почитать попросит. Потом я отвлекусь и, здравствуй очередное послание! Что за игру ты затеяла, девочка?

— Тетрадь. Для меня это много. Не ту, кстати, что ты в прошлый раз просматривала. Её я выбросил. Пришлось начать новую, — я не обвинял на прямую, но постарался, чтобы упрёк прозвучал, как можно весомее. — Не люблю, когда в моих черновиках копаются.

— Чего-то вы путаете, — какая искренность! Я даже растерялся. — Я вашу тетрадь не трогала. Помочь вам убраться?

Браво, Алла! В неприятном разговоре — главное вовремя сменить тему. Далеко пойдёшь!

— Буду признателен! — я изобразил улыбку рекламного придурка. — Только… , — минутная заминка. — Сначала составь мне список магазинов. Продукты, мыло, зубная паста, ну, тебе, как женщине, виднее, что в хозяйстве потребоваться может. Знаешь, неудобно как-то на улицах расспрашивать — где то, где сё. Ты мне запиши название магазина и местоположение. Скажем какой-нибудь «Кварц» — продукты — рядом с больницей или «Циглер и сыновья» — мануфактура — направо от площади. Поможешь?

— Нет у нас никаких Циглеров, — фыркнула девушка. — Я вам названия улиц запишу — быстрее найдёте. Только бумагу дайте, а то потом опять скажете, что я ваши тетради читала.

Ай, да я! Провернул графологическую провокацию, как заправский следователь. Прямо Шарапов, дурящий Фокса. Теперь, подруга, сверим твой списочек с ночным посланием, со страницами испорченной тетради (благо мусорное ведро никто не выносил) и поговорим об извращённом чувстве юмора.

Бормоча под нос какое-то несусветное попурри, я (очень собой довольный) собирал с пола останки коробок, поправлял криво развешанные фотографии, изредка поглядывал на кухню. Алла расположилась за письменным столом. Она то грызла кончик карандаша, то закатывала глаза к потолку, потом что-то быстро заносила на разлинованный листок. Ни дать, ни взять — тургеневская барышня поверяет тайные мысли дневнику!

— Вот, — девушка с гордостью протянула мне своё сочинение. — Я вам тут пометила продуктовые, где мясо всегда свежее. Пару хозяйственных поблизости. Ещё телефоны сантехников, газовщиков и АТС. Вроде ничего не забыла… , — она пробежалась взглядом по списку. — Нет. Только не покупайте вы полуфабрикатов в ночных забегаловках! Отрава! Хотите, я вам и первое, и второе приносить буду?