Страница 54 из 108
Одним днём вспомнился мой первый поцелуй; я тогда училась в десятом классе и мы с мамой в середине зимы приехали в забытый всеми богами маленький городок в центральной части страны. Дороги с разбитым асфальтом, лужи, грязь, серые от времени и непогоды дома встретили нас. В школе ученики не отнеслись ко мне приветливо — впрочем, как и обычно, с самого первого дня дав мне кличку «Квазимодо». Тем удивительнее для меня было, что на меня обратил внимание местная «звезда», мечта всех девчонок школы — одиннадцатиклассник Юра. Как я краснела и заикалась, когда он заговаривал со мною! Через полмесяца, за несколько дней до Нового года, после уроков он, встретив меня в пустынном коридоре школы, поцеловал. В тот момент это казалось сказкой, но сейчас уже понимаю: не от ощущений, а от понимания того, что ОН! мечта всех девчонок школы целует меня! Как я летела домой окрылённая, счастливая в своей наивности. От воспоминаний стало горько: потому как на следующий день мне в спину неслось уже — «Квазимодо-шлюха». Потом уже узнала, что он поспорил на поцелуй с той на кого укажет его оппонент и та ему не откажет. «Не откажет», да я в тот момент готова была рухнуть к его ногам, — маленькая, влюблённая, наивная дурочка! Со школы я в тот день сбежала, а на следующий день проходящие мимо под окнами подростки кричали разные мерзости про меня. Мама. Я думала, надеялась, что она меня утешит, но узнав о случившемся, она меня наказала. Звонко отвешивая пощёчины, повторяла: «Не привлекай к себе внимание! Чему я тебя учила? Не смей привлекать к себе внимания!». С того дня я закрылась, замкнулась в себе, окончательно поняла: доверять никому нельзя, ждать жалости тем более ни от кого нельзя! Но время как я поняла меня ничему не учит: уже учась на первом курсе, мне как и любой молодой девчонке хотелось любви, а я несколько раз замечала заинтересованные взгляды сокурсника Витьки Максутова. Обычный парень, долговязый, лицо угловатое, немного вытянутое. Однажды он пригласил меня в кафе и после, а у меня промелькнула мысль: «Почему бы и нет? Он не красавец, да я тоже не фотомодель, далека от этого образа», когда он меня проводил до двери подъезда и поцеловал, я не сопротивлялась. Но целоваться с ним оказалось противно: гладкий, скользкий язык скользнувший в мой рот, вкупе с обилием слюны, чуть не вызвал рвотные позывы. Второй мой поцелуй тоже оказался неудачным, и даже когда через некоторое время я узнала, что он рассказывает всем своим знакомым что спал со мною и в итоге: «Бросил эту страхолюдину», мне было всё равно. Я равнодушно слушала сплетни и смешки за спиною.
А вот поцелуй с Максимом — это была настоящая сказка! Только кто же не знает что сказки это выдумки, и я не должна думать о нём, не должна! Но почему-то не получается.
Задумывалась, почему? Почему я встретила и влюбилась именно в него? Свой сон: где я пробиралась через чёрный, словно мёртвый лес к горевшему вдали огоньку и голос Создательницы?: «Верь ему!», «Верь своему сердцу, глупая!». Моё сердце принадлежит Максиму, и верить ему? Но он женат! Как так получилось, что именно его, мой отец попросил позаботиться обо мне и маме? Алина когда-то рассказывала, что Максим приехал в стаю буквально за день до случившихся событий, нападения на альфу. Почему он не задержался где-либо или не приехал позже? Может это моё испытание: смогу ли я бороться за свою любовь ценой чужого счастья? Даже если он предложит развестись ради меня, приму ли? Вспоминала рассказанное Лёшей и понимала: нет, не смогу. Хотя о чём это я? Развестись? Три раза «Ха»! В лучшем случае предложит стать его любовницей. Вытирала непрошенные, но ожидаемые слёзы, убирала листы обратно и как узник считала дни до конца оговоренного с братом срока.
Весна выдалась ранняя, уже с крыш вовсю капала вода, скатываясь по сосулькам, глубокие сугробы быстро растаяли и вода, не успевая впитываться в землю, растеклась и от этого дорога превратилась в грязевое месиво. Теперь приходилось чаще сидеть дома в одиночестве, потому как даже дежурные машины стали ездить реже, а Марте так вообще сама сказала, чтобы пока не приезжала — слишком много времени будет тратить на дорогу сюда, обратно. Она конечно повозражала, но всё-таки согласилась со мною. Но несмотря на это, душа словно раскрывалась в предвкушении тепла: как земля застелется зеленью и вот уже в радостном удовольствии моя волчица мчится по лесу среди деревьев, кустов поддернутых зелёной дымкой, подняв морду сладко щуриться смотря в чистое голубое небо, таким прозрачно-синим оно может быть только весной.
Марта стала приезжать намного чаще и пыталась научить меня если не видеть, то хотя бы чувствовать жизненные токи просыпающихся после зимнего сна деревьев, стремящихся вверх травинок и первоцветов. Я старалась, очень! Но получалось неважно. Она успокаивающе уверяла, что надо просто каждодневно заниматься, тренировать энергетическое восприятие. Однажды, зайдя недалеко в лес, присела около дерева на корточки и обняв ствол, я вслушалась и только еле, еле, на грани сознания чувствовала тоненький поток. О том чтоб управлять, как делала это Марта, даже речи не шло, хотя бы увидеть, почувствовать более чётче. Такую и застал меня Матвей с корзиной в руках. Присел рядом.
— Ну как?
Я открыла глаза, удручённо покачав головой, встала.
— Всё так же. — Вздохнула, — Может у меня вовсе никогда не получится и я просто зря стараюсь. — Прислонилась спиной к дереву и расстроено прикрыла глаза.
— А ты говорила что носишь артефакт. Покажи-ка его.
Я настороженно на него посмотрела:
— Зачем?
— Да просто покажи, не снимай. Есть у меня догадка.
Я помедлила, но всё-таки достала крестик и на своей ладони показала ему. Он наклонился внимательно рассмотрел его.
— А ну ка переверни его. — Осмотрел с другой стороны, и даже прикрыв глаза, чуть наклоняясь к моей ладони, принюхался. — А ты когда последний раз его снимала?
Нахмурилась: — Ммм. Я вообще его не снимаю. А что?
Тут он удивлённо вскинул брови:
— Как! А почему? А ну ка вспомни: что чувствовала до того как его одела и после?
Я убрав крестик за пазуху, выпрямившись медленно побрела к становке.
— Мне его одели когда я болела. Давно. С тех самых пор я его не снимала — это моя защита.
— Знаешь дочка, — он приноровившись к моему черепашьему шагу, шёл задумчиво покачивая головой, — мне кажется, вернее я чую, что он тебя не только защищает, он тебя закрывает. Вот как дверь либо нараспашку, а с ним она у тебя прикрыта так, что только щёлочка осталась. Артефакт у тебя сильный. Это да. — Он опять задумчиво покачал головой. — А здесь чего боишься? Вроде все уже за столько времени знакомы тебе, чужих в становке редко встретишь.
Я удивлённо на него посмотрела:
— А я не знаю. Ношу и всё, уже даже не замечаю его, срослась с ним наверное.
Мы дошли до домов. Мне в одну сторону, Матвею к своему дому в другую. Он посмотрел в чистое небо и улыбнувшись сказал:
— Ты всё же попробуй снять. Ежели боишься, то ненадолго, может я прав и ты распахнёшь дверь. — Подмигнув, двинулся дальше.
Я задумчиво смотрела ему в спину, постояв ещё некоторое время, дошла до нашего домика и присев на ступеньку крыльца вытащила крестик, висящий на специальном витом длинном шнурке способном растягиваться при обороте. Сняла его и держа в ладони вспомнила как он у меня вообще появился.
Мне было чуть больше двенадцати, когда началась первая менструация. Что происходило в те дни, страшно вспомнить даже сейчас, потому что было так больно, что единственная запомнившаяся мысль: «Дайте просто умереть!». Изматывающая, непрекращающаяся боль: мышцы словно жгуты вытягивали из тела, выкручивали, безумная боль в животе, температура. Мама помнится, все эти дни провела рядом со мною, постоянно спаивая мне различные настойки, боль они не убрали, но хоть сон стал спасительным забытьём. Так проснулась моя волчица. Уже позже мама рассказала, что при первой менструации рядом должен быть отец, который своей силой зверя успокаивает волчицу, ну или кто-то из родных с сильным зверем, мамину она просто не слышала. В срочном порядке разбираясь со всеми делами, мама говорила что нужно срочно уехать и селиться подальше от людей, рядом с лесом, так как неизвестно сколько пройдёт времени на пробудку волчицы и каких последствий ожидать.