Артефакт оборотней

— Вот Леюшка, умойся. Холодная водица заберёт часть плохого, умойся, — и подтолкнула меня к раковине. Холодная вода принесла облегчение. Долго я так простояла бы, нагнувшись над раковиной, набирая в пригоршни воду и медленно омывая лицо, но Марта оттянула меня, вытерла лицо, опять проводила в комнату, усадила на диван.

— Выпей моя хорошая, счас тебе необходимо.

Мне в руки сунула стакан и я не смотря что там и не принюхиваясь, выпила одним махом. Марта мягко, но настойчиво уложила меня, убрав в сторону всё ещё распущенные волосы, присела рядом. Меня гладили по голове, рукам, а я даже не заметила, в какой момент глаза закрылись, и я провалилась, в такой необходимый для меня сон.

Марта ещё посидела некоторое время на краюшке дивана раскачиваясь с закрытыми глазами. Тяжело встала и, негромко что-то бормоча под нос, ушла.

В комнате стояла тишина и лишь старинные часы негромко отмеряли ход времени. Постепенно опускались сумерки, тени удлинялись. На пороге показался мужчина, с минуту постоял, словно раздумывая о чём-то, но вот решился и подошёл к дивану. Максим, а это был он, как и ранее Марта, присел на край и протянув руку убрал с моего лица спутанные пряди волос. Рука задержалась и вот он, уже прихватив ещё одну прядь, пропустил её сквозь пальцы. Волосы чёрным, блестящим шёлком скользнули по мужской ладони и упали на подушку, спускаясь дальше, концами разметавшись на полу. Мужчина глубоко втянул воздух, словно пытался из запахов витавших в комнате, вычленить один. Нахмурился, обвёл взглядом лицо, пробежался по спине и протянув руку поправил на мне покрывало. Но я спала, ничего не зная о визитёре, не слыша его удаляющихся шагов.

ГЛАВА 6

Валлия

«Когда мне тяжело, я всегда напоминаю себе

о том, что если я сдамся — лучше не станет»

Майк Тайсон

Пробуждение было тяжёлым. Голова болела, горло першило, на душе паршиво и честно говоря мучила совесть перед Мартой. Было единственное желание — помыться, отдраить мочалкой до красноты кожу, смыть казалось липкий налёт всех испытанных за день эмоций. Комната погрузилась в вечерний сумрак, стояла тишина. С улицы доносился голос Марты беседующей с кем-то. Кое-как заплела волосы и вышла на улицу. Чуть дальше по улице Марта разговаривала с какой-то женщиной, я остановилась поодаль. И подходить не хотелось и уйти неудобно было. Хорошо хоть в вечерних сумерках не видно моего наверняка опухшего лица «фееричной красоты». Правда заметили меня быстро и Марта попрощавшись, направилась ко мне:

— Лиюшка, — она подошла, разглядывая моё лицо, заглядывая в глаза, — ну как ты?

— Спасибо, нормально. Правда искупаться очень хочется. — просипела я, голос всё-таки сорвала. — Марта я хотела извинится за истерику, очень неудобно получилось, — в глаза я посмотреть не решилась. Она же усмехнулась как-то по-доброму:

— Хорошая моя ты девочка, да это же наоборот хорошо.

— Хорошо что я всю одежду вам извазюкала в слезах, да соплях?

— Ну во-первых, — она обняла меня за плечи и повела медленно по улице — одежду твою. Я ж говорила по имени и на «ты», ну а во-вторых: тебе просто необходимо было выплеснуть всю эту гадость. Выплакаться. Поверь, долго бы ты не продержалась, так зачем кому-то знать о наших заботах и проблемах, так ведь? — Я кивнула. Не заметно для себя внутренне успокаиваясь.

— Насчёт запаха твоего, я попробую что-нибудь придумать, ну и как и говорила завтра, чтоб как штык в девять утра у меня была.

Ещё один кивок, сил хватило натянуто улыбнуться, и я поплелась по аллее, спиной ощущая взгляд. Дотелепавшись до дома, подходить сразу не стала, постояв, убедилась в отсутствии кого-либо и, сняв туфли, припустила к террасе. Мышкой проскочив рядом с открытыми дверями я облегчённо выдохнув, вошла в свою комнату. «Как же это удобно», думала уже раздеваясь и заходя в душевую кабинку, «можно по тихому, никого не встретив проскочить к себе». Мылась я долго, как и хотелось до этого — с остервенением тёрла кожу, смывала пену и мылила вновь. Раскрасневшаяся от горячей воды, с мыслями о том, что сейчас растянусь на кровати, нырнула в свою мягонькую, удобную ночнушку, но стоило открыть дверь ванной, как меня смял и чуть не задушил ураган по имени — Алина. С трудом выпутавшись из объятий, спросила:

— Ты когда вернулась?

— После обеда, Макс сказал что ты у Марты, но строго-настрого запретил туда идти.

Я была ей рада, но сейчас совершенно не хотелось кого-либо видеть.

— Алин, ты извини, но я сейчас чувствую себя неважно. — Я подошла к кровати и улеглась, отвернувшись от неё, проговорила: — Пожалуйста, не обижайся, но мне хочется побыть одной. — Я прикрыла глаза, стараясь уловить, когда закроется дверь за девушкой. Но, она вопреки моим ожиданиям присела на кровать рядом, убрала полотенце с волос.

— Знаешь, меня тоже Марта читала, и я знаю, как ты сейчас себя чувствуешь. Хотя я удивлена, честно. Я-то сама тогда дня три то плакала, то сердилась на весь белый свет.

Я не поворачиваясь к ней спросила: «Давно это было?»

— Два года назад. Я была, закрытым, обиженным на весь мир, злобным ёжиком.

Я повернулась и удивлённо на неё взглянула. И эта девчонка, с открытой душой и смешинками в глазах — злобным ёжиком? Алина усмехнулась:

— Что не веришь? — она грустно улыбнулась и тихо продолжила — Я ж тебе уже говорила — мои родители не были парой. Мама отсюда, а отец из стаи Аметриновых. Стая та, не такая большая как наша. Отец всё ждал, искал свою пару, но когда ему стукнуло 76, понял, что может такими темпами и без потомства остаться. Маме было 60 когда родился Максим, жили они в стае отца. Я не знаю когда это всё началось, но в общем она начала гулять. Хм, — она горько усмехнулась, — это даже мягко сказано, если честно она таскалась как последняя шлюха.

— А отец?

— Отец? — Она пожала плечами— Ему вообще всё равно было. Я никогда не понимала его, да наверно никто не понимал. Любой другой мужик уже давно прибил бы жену за такое, а он нет. Всё у него подчинено своему ритму жизни, своим понятиям. В общем, когда в той стае, да и в окрестных наверно тоже, не осталось мужиков, с которыми она бы не потаскалась, у отца может гордость проснулась, а может их просто напросто попросили на фиг оттуда, но они приехали сюда. Первое время мать наверное всё-таки вела себя прилично, она ж родилась, выросла здесь. Я вот успела на свет появиться. Надолго её правда не хватило. Мне было два года, когда Максим устроил родителям грандиозный скандал и уехал. Я его с тех пор не видела до 16 лет.

— Алина, — я села рядом и взяла её за руку, даже не зная что сказать. Она грустно улыбнулась и опять опустила взгляд.

— Пока была маленькой, вроде всё нормально было, не понимала же ничего. Только со мною почему-то никто не дружил. Повзрослев, жить тошно было. У меня не то что друзей не было, даже знакомые, соседские дети со мною не общались. Мать стала уезжать. Сначала пропадала дня по три, потом всё дольше. Я помню: она когда приезжала, то отец стал на это время в лес уходить жить. Я для неё была как кукла, приехав, она накупала мне каких-то дурацких ярких платьев, одевала меня, причёсывала и таскалась со мною по стае. Только стоило какому-нибудь мужику к нам подойти и начать разговор, меня отсылали домой. Своеобразной приманкой наверное была. И так каждый раз. Я даже не знаю что такое материнская ласка, объятия. В школе, ты даже не представляешь, как я ненавидела ходить в школу! Там каждый наверное считал своим долгом меня обозвать, сделать гадость. Я просила отца меня куда-нибудь отправить, только бы подальше. А он гладил меня по голове со словами: «всё наладится». Представляешь, — она вскинула на меня мокрые от слёз глаза, — Наладиться! Я жить не хотела! Одно спасение было — когда матери не было, а отец уходил в лес, он же охотник, то меня оставляли с двоюродной бабкой. У неё правда своих внуков четверо, но она единственная, кто относился ко мне нормально. Я даже мечтала — поскорее бы отец уехал и меня отправили к ней. Мне было девять, когда отец сказал, что мама умерла. А я даже не расстроилась, даже какая-то тихая радость была, что больше никогда не увижу её. Потом умерла та бабка, меня не с кем оставлять было и отец отправил меня в семью своего брата. Они в принципе не плохие, у них своих двое мальчишек и относились ко мне по доброму, жалели меня, это я уже повзрослев поняла. А тогда, во мне было что-то надломлено, я не могла адекватно воспринимать заботу от них, постоянно ждала подвоха, да и от братьев тоже. Потом ничего, притёрлись друг к другу, но они всё равно не могли помочь мне, уж слишком забитой я была. Отец раз в два, три месяца приезжал. Рассказывал, что звонил Максим и передавал мне привет. А я даже не желала слышать о нём — единственный родной человек, который мог бы избавить меня от всех этих ужасов, бросил меня. Ну конечно, зачем ему нужна была сестра-соплячка. У дядьки с тёткой я прожила чуть больше четырёх лет и наконец приехал Максим забрал меня. Я от него шарахалась как чёрт от ладана, ну а что? Ему 36 лет — взрослый дядька и чего-то от меня хочет, то обнимет — я в истерике, погладит по голове — меня колотит. Он уже альфой стал, стаю надо было поднимать, сплотить и его очень часто не бывало дома, а для меня только в радость это. Я уже потом узнала, что он когда меня забрал и увидел какой я стала, отца чуть не убил. Оказывается он часто звонил и спрашивал про меня, но отец ему ничего не рассказывал, может не считал важным, а может для него это действительно не имеет значение. До сих пор с ним не разговаривает. И вот наконец в стаю вернулась Марта. После того как я прошла эту процедуру, чуть с ума не сошла. Марта долго со мною занималась, можно сказать возвращала меня к нормальному общению с окружающими. Поэтому, я понимаю, что ты можешь сейчас чувствовать.