Страница 3 из 47
Жестом попросив бармена повторить, я стал думать, что делать дальше.
Итак, если бы я был не я, как говаривал Пьер Безухов… Если бы я был не я теперешний, а я еще полгода назад, то…
Я бы не стал задавать шефу лишних вопросов. Сделано.
Я бы молча подчинился и приехал на место. Сделано.
И с ходу начал бы заниматься тем, чего от меня добивается шеф. Стал бы делать то, чему нас так долго и тщательно учили.
Специалисты третьего отдела, на внутреннем сленге — «троечники», «ищейки», «искатели», «нюхачи», «индикаторы».
Мне, почему-то, больше всего нравилась последняя наша кличка.
Мы, третий отдел. Нет, нас не учили снимать с опустошенных стаканов отпечатки пальцев, или по грязи на обуви определять, в каком именно районе города вляпался данный гражданин. Хотя у нас был, к примеру, спецкурс по огнестрельной стрельбе. И по прикладной психологии. И по мистическим практикам индейцев Латинской Америки. И было несколько лекций по основам уфологии. Да и еще по целой куче очень интересных специализаций, которые в целом составляли довольно экзотический букет.
Но суть нашей работы была в другом.
Мне всегда очень смешно читать объявления в газетах, рекламирующие услуги экстрасенсов. Я ржу в голос, когда смотрю голливудские фильмы ужасов. А возле разделов книжных магазинов, над которыми висит табличка «магия, эзотерика, астрология» вообще можно животик надорвать.
Вот только куда отнести нас? Как мы должны выглядеть со стороны?
Современные волшебники? Да любой мальчишка знает о волшебстве больше нас.
«Дяденька, а сделай файерболл», скажет мне он. «Извини, малыш, я не умею», отвечу я.
«Ну а сквозь стенку хоть пройди» скажет ребенок снисходительно. «Да вот видишь ли, пожалуй, не получится».
«Ну хоть превратись в летучую мышь чтоли?» презрительно бросит малыш. И я разведу руками в извиняющемся жесте.
«Так ты не маг, ты — отстой», скажет мне добрый ребенок. И будет прав.
Я заказал третью рюмку.
Бармен, мерно переминая жвачку квадратной челюстью, поглядел на меня оценивающим взглядом.
Пусть пялится, плевать.
Я подпер щеку ладонью и уставился поверх батареи бутылок за спиной бармена.
Специалист-индикатор это, прежде всего, очень чувствительный человек.
«Мамуля, в этой книжке плохие картинки-и-и, головка бо-бо» — Извини, малыш, у художника просто были тяжелые личные обстоятельства, а тут еще и сроки поджимали, и вообще рисовалось не в лучшем расположении духа.
«Пацаны, давайте не полезем на эту стройку, да ну ее в…» — Зря вы ребята, меня не послушали, но ничего, Рыжего скоро выпишут, и может, он даже сможет ходить без костылей.
«Прости, милая, но я думаю, что нам надо расстаться» — Я знаю, что я подлец, но тот парень, которого ты встретишь послезавтра в районе шести вечера возле перехода у метро, будет самое то, это точно.
«Знаете, я конечно всего лишь младший менеджер, но не советовал бы вам заключать сделку с этим человеком» — Уволили? Какая разница, если через месяц в офис наведываются «маски-шоу», а генеральный ударяется в бега.
Дело даже не в осторожности, предусмотрительности или трусости.
Мы просто умеем видеть то, что не видят другие.
Для хорошего «индикатора» будущее всегда ярче прошлого. Для хорошего «индикатора» мысли всегда важнее слов.
Расплатившись, я напялил куртку и, замотав шею толстым колючим шарфом кирпичного цвета, отправился на прогулку.
Прошелся по хвойной аллее до залитой гигантской лужей пустой остановки. Не спеша вернулся к корпусу. Обошел его по периметру, по скользкой тропинке спустился к воде. Прогулялся до песчаного берега водохранилища.
По свинцовой поверхности воды пробегала мелкая рябь. Возле далекого причала лежали, зарывшись в песок, перевернутые лодки.
На берегу дети в осенних шапках и куртках строили из влажного песка громадный замок. Было что-то мистическое, что-то нереальное и недетское в их сосредоточенной молчаливой работе. Они казались жрецами, пытающимися вернуть в мир жаркое летнее солнце. И вопреки законам природы продлить его недолгую жизнь с помощью своих строгих и молчаливых ритуалов.
Я повернулся спиной к воде, внимательно глядя под ноги, вскарабкался по склону, углубился в лес.
На ветру шумели кроны сосен, подошвы ботинок утопали в рыжем ковре из опавших хвойных игл.
Можно было приступать к делу прямо сейчас. Но старик сам сказал, вести себя осторожнее. Так и сделаем.
Подышим сначала местным воздухом, приглядимся, адаптируемся. А потом уже, помолясь, приступим…
Когда я вернулся к гостинице, на стоянке прибавилась еще одна машина. Изрядно политая грязью бежевая «вольво».
И номер этой машины мне был прекрасно знаком.
Я помедлил перед входом. Мне совершенно не хотелось видеть того, кто приехал. Но ошиваться на ступенях возле дверей, подставляясь колючему холодному ветру, было глупо.
Рано или поздно жизнь должна была свести нас вновь. Пускай это и произойдет теперь.
В холле, под сенью размашистого фикуса, сидел в кресле широкоплечий парень в расстегнутом светлом пальто. Выглядел он как ожившая реклама сети модных магазинов мужской одежды.
Глядя поверх зеркальных солнечных очков, какие любят носить штатовские пилоты, он сосредоточенно изучал журнал, посвященный купле-продаже недвижимости.
Заметив меня, парень отложил журнал и поднялся навстречу.
Некоторое время мы молчали.
— Привет, — сказал я первым. — Как сам?
Это было очень нелепо. Но я не представлял, как можно начать разговор с ним. После того, что произошло почти полгода назад.
— Ничего, — хрипло ответил Фролов с тенью улыбки. — А ты?
— Вполне.
За зеркальными стеклами очков я не видел его глаз. Так было даже проще.
— Меня к тебе шеф прислал, — сказал он. — Для усиления.
Я кивнул. Все было понятно.
— Пошли что ли в номер, — промямлил я. — Чего мы тут-то, как эти…
Фролов развел руками. Мол, веди.
Когда-то мы были друзьями. Очень близкими друзьями. До тех пор, пока я не сорвался. С того проклятого дня мы не пересекались. Я не знал, о чем с ним говорить теперь, как себя вести, чего ждать от него. Но если старик прислал его сюда — значит так надо.
— Ой, чуть не забыл! — всплеснул руками Фролов, останавливаясь. — у меня чего есть…
Он вернулся к фикусу и извлек из-под кресла увесистый пакет. В нем что-то отчетливо звякнуло.
Фролов отставил пластиковый стаканчик. Нахмурился, подпер щеки кулаками, уставившись в распахнутое окно.
И хрипло затянул:
— Светит незнакомая звезда, снова мы оторваны от дома-а-а…
Покачав головой, я принялся разливать по очередному кругу.
— …Снова между нами гора-ада-а-а…
Я протянул Фролову его стаканчик.
— Вот все-таки классный ты мужик, Леха! — оборвал он сам себя, не допев. — Вот сколько я тебя знаю — вот какой ты.
Он показал большой палец.
— Че-ло-век! — заголосил он, страшно вращая глазами.
— Это звучит гордо! — проорал я в ответ, подаваясь вперед.
Мы столкнулись лбами над журнальным столиком, заваленным распакованными нарезками и заставленным бутылками. Произошла заминка.
Фролов выпил, с шумом занюхал рукавом пальто, прослезился и доверительно сказал:
— Повел ты себя конечно, как говн…
— Но-но! — я предостерегающе помотал пальцем у него перед носом. — Поп-прошу!
— Виноват! — Фролов поднял ладони вверх. — Виноват, из-зиняюсь! А наливай! — он махнул обеими руками, и покачнулся.
— А и налью! — дерзко парировал я.
Мы выпили еще.
Фролов бессмысленно похлопал глазами.
— А давай еще эту, ща! — заголосил он, рубя воздух ладонью — На-на-на-а-а…
Я не успел понять, какую песню он собрался петь.
На лице Фролова появилась скука, он махнул рукой. Плавно уткнулся носом в сложенные на столе ручищи и мерно засопел.
Срубило парня, бывает.
Меня слегка мутило. Зато окружающий мир теперь приятно вращался вокруг меня. Чувствовать себя центром мира — это всегда приятно.