Пыльные окна

Но и они казались искаженными, приглушенными, искривленными. Как на пластинке, мерное движение которой задерживают чьи-то пальцы, как на раритетном кассетном магнитофоне, у которого садится батарейка.

Я попал в сознание озера.

В чистилище, где снова и снова продолжался бой, отгремевший более шестидесяти лет назад.

Здесь все также дрожала от разрывов земля, здесь поднимались и шли в атаку, и умирали — бесконечно, без перерыва, без времени.

Круговорот смерти, боли и ненависти. Сплетенный из последних, лихорадочных вспышек душ павших здесь, на искромсанной в клочья и залитой кровью полоске земли, много лет назад.

Этим жило озеро, этим питались съезжающиеся в Краснорецк «минусы».

Зацикленный, повторяющийся поток гибельных эмоций — смерть и боль, ненависть и страх. По кругу, без конца.

Вот где я оказался.

Я летел среди призрачной круговерти сражения.

Громадные угловатые тени пронзали меня насквозь, обдавая грохотом и лязгом гусеничных траков. Стремительные тени в человеческий рост, проносились мимо, неразборчиво и яростно крича по-русски и по-немецки. Белые тени рвались с пепельного неба, обдавая сводящим с ума визгом, натужным воем. Черные цветы шрапнельных разрывов распускались то тут, то там. Дробно стучали пулеметы, хлестко трещали винтовки и сухо щелкали пистолетные выстрелы, рвались гранаты, со свистом неслись осколки.

И везде, везде вокруг множество голосов хрипели и кричали что-то неразборчивое, с болью, с ненавистью, с отчаянием.

А я плыл сквозь это, не чувствуя тела, сходя с ума, теряя ощущение реальности, забывая, кто я.

Меня почти вобрала в себя, всосала эта безумная призрачная круговерть, я почти перестал осознавать свою личность.

Но я заставил себя вырваться, жмурясь, пытаясь проснуться, втягивая легкими ледяной туман. Пытаясь подняться со дна на поверхность, как утопающий, выныривая из последних сил.

Я выпал в реальность.

И потерялся, окончательно запутался. Протягивая вперед руки, как слепой, я тыкался в мокрые древесные стволы, под ногами шуршали гнилые листья. Где-то рядом тихо плескало озеро.

Я споткнулся о корягу, упал, уткнулся в мокрую листву. И все равно продолжал ползти.

Пока прямо перед моим носом, двоясь и троясь, расплываясь, вдруг не появились высокие шнурованные ботинки.

А потом была яркая вспышка, острая боль в затылке и тьма.

И все.

7. Каскавелла

— Приходит в себя, — сказал грубый чужой голос.

— Плесни ему еще.

По лицу потекла ледяная вода, попала в нос, защекотала ноздри. Я фыркнул, дернулся, часто заморгал глазами.

— Ну вот, оклемался. — радостно констатировали за спиной. — Как огурчик.

Перед глазами маячила рука в засученном черном рукаве, крепко сжимающая алюминиевый ковшик.

Я попытался смахнуть воду с лица, но обнаружил, что руки меня не слушаются. Их движение ограничено, и попытка продолжить его отзывается саднящей болью в запястьях.

Мои руки были скованы наручниками.

Я полулежал на диване в каком-то затемненном помещении. Здесь было очень пыльно. Я ощущал запах пыли.

Прямо перед моими глазами были плотно пригнанные друг к другу деревянные плашки. Стена, обитая «вагонкой».

Я с трудом повернулся. Натужно заскрипел подо мной продавленный диван.

Находился я, судя по всему, на дачной веранде.

Окна были занавешены веселенькими желтыми шторами в цветочек, между ними проглядывала ночь. Было еще темно, должно быть, в отключке я пробыл не очень долго.

На тумбочке в углу, придавая интерьеру сумрачной романтики, горела керосиновая лампа.

— Добро пожаловать в реальный мир, Индикатор!

Заржали несколько голосов.

Я сфокусировал взгляд на темной фигуре напротив.

Опираясь локтями на стол, передо мной сидел странный тип.

Больше всего он походил на классического кумира подростков-готов, лидера какой-нибудь металлической команды, которые любят мазать лицо белым гримом, красить волосы в черный цвет, реветь белугой под забойные гитарные рифы и поливать себя во время выступлений клюквенным соком, изображающим кровь.

У типа было романтически бледное лицо, крашеные в агатово-черный цвет длинные волосы, зализанные назад, черная бородка а ля Кортес. На нем был узкий черный плащ, на груди тускло поблескивала пентаграмма.

— О Боже, — я едва разлепил губы. — господин Дракула, вы?!

На этот раз почему-то никто не засмеялся. Жаль.

— Ну-ну, — скривился тип. — Мы еще и шутить пробуем. Это зря.

— Будете пытать? Я все равно не расскажу вам нашу военную тайну.

Я попытался приподняться. Хоть и с унизительным кряхтением, но у меня получилось.

— Господин Индикатор, — черноволосый тип поднялся из-за стола, и стал прохаживаться по комнате, сцепив руки за спиной. — Прекратите паясничать. Вы не в том положении.

Я оглядел веранду. Возле дверей ошивались еще двое типов, внешностью под стать предводителю, в черных балахонах с остроконечными капюшонами. В том, что вылезший из-за стола тип среди них главный, сомнений у меня не было.

И почему-то я совершенно не мог его идентифицировать. В отличие от человека в сером плаще, покровителя города, и незадачливого шпиона Коли.

Тогда я был на пике, меня переполняла энергия. Теперь я снова медленно погружался в вязкую бесцветную вату. Снова чувствовал себя беспомощным.

По виску медленно стекла капелька пота.

— С какой целью, — продолжал вещать черноволосый. — вы вели наблюдение за процессом… эээ… противоборства?

— Уважаемый… эээ…

— Можете звать меня Падший, — с непонятным трагизмом в голосе сообщил тип, дрогнув ресницами.

Молодчики у дверей гневно уставились на меня. Не посмею ли я вновь шутить над их предводителем.

Черт, неужели это все всерьез? Или я брежу?

— Господин Падший, — очень серьезно сказал я. — а собственно, кто вы такой? Это очень важно для продолжения нашей беседы. Как вижу, вы прекрасно осведомлены на мой счет, но я такой осведомленностью похвастаться, увы, не могу. Это печалит меня…

— Я лидер братства Каскавелла.

Ах, вот оно что.

— Процесс противоборства был прерван. Из-за вас. Нам не нужны лишние свидетели, они мешают карты, сбивают… Итак, я повторяю вопрос — что вы там делали, на полигоне?

Я пожал плечами.

Меня могли прихлопнуть еще на месте, но вместо этого притащили на какую-то заброшенную дачку. Совсем непонятно было, для чего этому самому Падшему нужен весь этот цирк с допросом. Мальчик решил поиграть в КГБ?

Странно, не смотря на всю окружающую мрачность и инфернальность, осознание того, что допрос происходит на узкой дачной веранде, едва ли не веселило меня. Все выглядело как глупый фарс.

— Вам знаком человек по имени Максим Чернецкий?

Интересно, вот как у Максима за несколько дней получилось стать в Краснорецке чуть ли не звездой районного масштаба.

Неужели все-таки прав Черномор, и он действительно спутался с «минусами»? Неужели, Максим? Вот с этими психопатами?

— Не припоминаю, — соврал я.

— Странно-странно, — Падший продолжал ходить взад-вперед. — Ведь он ваш коллега. Тоже весьма любопытный человек. Ну, а Дмитрий Виноградов? Это имя вам конечно знакомо?

— Нет.

— А не познакомить ли вас? — Падший вдруг замер и радостно хлопнул в ладоши, словно поэт, нашедший нужную рифму. — Как вы думаете, братья? — это уже приспешникам.

Молодчики в черных балахонах согласно закивали.

— Обязательно познакомим. Но сперва еще один вопрос — вам известно определение «вектор»? Я имею в виду не геометрическое и не биологическое определение, а, так сказать, ваш… — он сделал значительную паузу. — …да и наш внутренний жаргон.

Вопрос застал меня в тупик. Разумеется, определение мне было известно.

Вектор. Мне приходилось слышать об этом. Что-то рассказывал Черномор, что-то я читал в архиве. Я даже вспомнил синюю папку на тесемках, с советскими еще штампами на обложке. Я наткнулся на нее случайно, получил допуск в архив для того чтобы выполнить одно из заданий Черномора. Искал что-то про африканских шаманов, а наткнулся на эту папку.