Интеллект сна

Но вот сон еще никто не тюнинговал, все попытки его устранить, «вырезать» заканчивались в лучшем случае дебилизацией клиентов. Было ясно, что сон сильнейшим образом связан с работой памяти. И что расстраивало многих техников – сновидения мешали сократить время сна, а даже хорошо оттюнинговый мозг во время сновидений возбуждал сильнейшие эмоциональные переживания. То, что удалось устранить, поднастроить по желанию клиента во время бодрствования, никак не удавалось сделать во время активной фазы сна. Это было нестрашно для науки вообще, но доставляло неприятности клиентам. А техники пришли к выводу, что это биологическое ограничение при работе мозга. Этот порог и есть тот предел сложности информационных путей по Хогарту, его функциональное биологическое воплощение в виде сна. И как всегда в таких случаях фундаментальное ограничение становилось проблемой науки ради науки. Никто, конечно, не думал о решении психологических проблем клиентов во время сна. Коммерческие организации просто хотели за счет клиентов решить фундаментальную проблему науки и войти в историю. Желание более чем странное для коммерческих организаций прошлых веков. Но деньги для коммерции, наконец-то, стали средством, а не ощущениями власти. Конечно, и сейчас существует группа коммерсантов, которые не оттюниговали свои ощущения от власти. Но многие, осознав, что это им мешает объективно развиваться в мире серьезных корпораций, отказались от целого ряда эмоций, связанных с ощущением больших денег. Теперь это стало средством, на которое покупались более изысканные ощущения нужности обществу. Корпорации руководствовались индексом Сьюзела, измеряющим уровень полезности корпорации. И конечно, от него зависело распределение государственных заказов и доверие клиентов. Вхождение корпорации и её достижений в историю достаточно сильно поднимали индекс Сьюзела. Поэтому каждая корпорация имела штат сотрудников, которые просто охотились за проблемами науки ради науки. А для этого в первую очередь требовалось доказать фундаментальность проблемы, что и стало основной функцией учёных. Ведь они больше не занимались призрачными проблемами, отношение к которым изменялось под действием усилителей мозговой деятельности.

Размышления Дика прервал звонок в дверь. 10.30, несколько рановато, но молодые имеют привычку приходить раньше, решил Дик.

На пороге стоял высокий молодой человек.

– Здравствуйте, я Линард, меня послал к вам Пол Сэмуэль …

– Заходи. Давай сразу на ты?

– Конечно, Дик Владиславович, я рад с вами познакомиться. Ваше теологическое кодирование, можно сказать, перевернуло мои представления о человеке. А теперь вот я в гостях у автора интереснейшей теории …

– Ее еще преподают?

– Конечно. Она входит в обязательный курс «Кодирования Успеха».

– Ну, ну … присаживайся, – Дик расположился в мягком кресле и прикурил очередную сигарету. – Сегодня у нас, к сожалению, другая тема. Меня назначили к вам начальником по снам, о чём без улыбки не расскажешь. Что сейчас преподают в этом направлении?

– Ммм … немного, основы психофизиологии и чуть больше для биокибернетиков – основы имплантирования, но увы тут у меня минимальные знания.

– Вот, вот … придется поразвлечься этим и нам. Что происходит с сознанием во время сна?

– Хм … нет его в это время.

– Неверно, если бы его не было, разве могли бы мы проснуться?

– Оно только включается в момент пробуждения.

– По-твоему, если в комнате нет света, то нет и электричества в проводах. Неужели нажатие рубильника запускает электричество по проводам?

– Ну да, в тот участок, который ограничен рубильником. Вы считаете, что во время сна происходит просто обрыв сознания по принципу рубильника?

– Конечно, не так грубо. Дело в том, что тут работает не один рубильник. Как известно, локализации психических функций не существует. Обрывы сознания происходят во многих местах, и оно перестает функционировать. Но вот какая штука – между обрывами теоретически может работать локальное сознание, так сказать, сознание локального действия.

– И что это нам дает?

– Подумай, как будет работать мышца, если каждую вторую клетку подвергнуть анестезии?

– Да никак. Повиснет, хотя общий тонус сохранится, но к движению она не будет способна.

– А что с чувствительностью?

– Ну, это как повезет, смотря на какую клетку воздействовать. Неанестезированные– то сохранили чувствительность, только вот передать это в головной мозг не получится. Если существует множество разрывов, сигнал будет прерван и даже, если повезет сигнальным белкам проскочить зоны анестезии, сигнал быстро затухнет.

– Вооот … Это нам и надо проверить в первую очередь: затухнет ли и, если затухнет, то как быстро?

– Не понял. Что затухнет, при чем тут сознание и сон? Неужели вы считаете, что сознание анестезируется сном прерывисто, не полностью? Да и как вы это проверите?

– Если бы сознание анестезировалось полностью, то никакой внешний стимул тебя не разбудил бы. Итак, что мы имеем? Любое прикосновение мы ощущаем, более того, оно может исказить сновидение или повлиять на него.

– Хорошо, и что это дает?

– Пока это только наброски. Но проблема в другом: как при прерывистом, частично утерянном сознании мы видим цельное сновидение. Ведь для этого должны быть задействованы все нейроны памяти. Да, мы лишаемся интеллектуальных способностей. Кстати говоря, не всех и не полностью. Есть некая лирика об «управляемых, осознаваемых снах». Поэтому точнее будет то, что степень интеллектуальных возможностей уменьшается по мере глубины сна. Чем меньше мы интеллектуально контролируем сон, тем более четкие и яркие, а, следовательно, и цельные сновидения нас посещают. Откуда, черт возьми, они берутся, если сознание покоцано как решето?

– Видимо, надо что-то проверить? А мы ведь даже не можем визуализировать сновидения другого человека … а это все-таки какое-никакое свидетельство психической деятельности, а там и до интеллектуализации этой психики недалеко …

– Вот именно, потому что не знаем, по каким информационным путям они проходят. Но я тут придумал одну штуку. Что ты знаешь о хоновском излучении?

– Я вообще-то далек от физики, поэтому только то, что пишут в популярной литературе. Если оставить сказочки о том, что это внеземное послание из далекого космоса, то остается следующая история. Все началось с открытия эффекта Ромни-Меллера. Лет двести назад они возились с определенным родом излучения нейтринного потока. Тогда даже казалось, что оно не естественное, а искусственное. Уж очень оно было регулярным по своей структуре. Это излучение обладает особенными свойствами. Так, например, если некий химический раствор подвергнуть облучению, то это повышает вероятность образования химических связей. При этом естественный распад от броуновского (хаотического) движения становился затруднителен. Это излучение как бы создавало особые условия для противодействия второму термодинамическому закону, согласно которому Вселенная превращается неумолимо в хаос. Как раз это позволило пересмотреть основы термодинамики на квантовом уровне. Но это для нас не так важно. А вот что важно для нас – это то, что существовало ответвление одного проекта. Там выяснилось, что это излучение воздействует на мух и некоторых насекомых. Как именно воздействует, было не ясно, но в основе были некие электрические всплески.

– Хорошо, хорошо … а что же сделал Хонон?

– Как я помню, он исследовал эффект Ромни – Миллера в сложномагнитном поле. И в результате дополнительный пучок электронов в специальном устройстве стал отрисовывать некоторые образы. А уже впоследствии математиками была установлена явная связь между этими образами и состоянием мозга живого существа, находящегося рядом. Но промышленного использования это не получило. Мы ведь пользуемся полноконтактным снятием психограммы, что проще и дешевле.

– Да, да … вот только мы не видим динамики мышления, одни лишь статические последовательности …

– Но этого вполне хватает для анализа информационных путей.