Герой легенды

В общем, резиденция городского правителя больше походила на форт, чем на дворец. И внутреннее убранство вкупе с самим Огненосным оказалось ей под стать.

Темные или скудно освещенные факелами помещения, через которые провели Сеню. Конечный пункт его пути — тронный зал, представлявший собой такую же полутемную комнату (холодную, вдобавок) и скудно обставленную. Со звериной шкурой вместо ковра на полу. И с небольшим каменным помостом, три ступеньки которого вели к тому, что более-менее могло бы сойти за трон — деревянному креслу, чья высокая спинка была единственным реверансом в сторону властительного высокомерия.

Сам хозяин палат и всея города внешностью своей напоминал Сене льва, захоти тот принять облик, близкий к человеческому. А отчасти — эстрадного мэтра, бывшего мужа почти не стареющей примадонны. При условии, конечно, если б мэтр сей жил именно в такой, не перегруженной благами цивилизации, обстановке. Хуже бы питался (что не лучшим бы образом сказалось на росте), не пользовался бы услугами стилиста. И одевался бы отнюдь не в бутике.

Рядом с троном и восседавшим на нем Огненосным — лохматым, бородатым и коренастым — стоял мужчина средних лет, чья внешность казалась Сене почти интеллигентной. По крайней мере, на контрасте с варварским имиджем самого правителя. Был этот, приближенный к августейшей особе, субъект изящного телосложения, носил костюм из темно-зеленой ткани, а лицо его (с высоким лбом, кстати) украшала небольшая черная бородка, ближе к носу переходившая в столь же компактные усы.

— Огненосный правитель города, — представил сидящего на кресле с высокой спинкой этот, стоявший с ним рядом человек, после чего выдержал паузу в пару секунд. Ждал, по всей вероятности, что Сеня то ли поклонится трону и его обладателю, то ли даже на колени падет.

В любом случае, новоявленный Шайнма не стал делать ни того, ни другого. Сочтя, что негоже посланнику высших сил кланяться каким-то там смертным властителям. Пусть знают — он выше всего этого.

Если Сенин отказ отдать правителю все подобающе почести и задел самого Огненосного или его клеврета, то виду ни тот ни другой не показали.

— Советник Огненосного Рэй, прозванный Зорким, — после паузы представился сам человек в зеленых одеяниях.

— Ты и в самом деле Шайнма, посланник Хаода? — затем осведомился сам правитель. Голос его был низкий и грубый, как рычание крупной псины.

Вместо лишних слов (ибо уже успел усвоить, что в этом мире верят, прежде всего, делам), Сеня подошел к одному из факелов, висящих на стене. Зажечь этот факел отчего-то забыли, и Сеня поспешил исправить эту несправедливость с помощью зажигалки. Сначала продемонстрировал всем присутствующим в зале, от правителя до приведших его стражников маленький огонек, возникший, словно прямо из ладони назвавшегося Шайнмой. А затем превратил маленький огонек в пламя побольше, коснувшись этой рукой факела.

Не без удовольствия (запрятанного, впрочем, в глубине души) Сеня заметил, что советник Рэй нервно кашлянул от такого зрелища. Сомневался, не иначе.

А вот стражников во главе с Гроем подобной демонстрацией было не удивить… уже. Так и остались стоять по стройке смирно и с каменными лицами. Или просто такое поведение предписывалось им уставом?

Между тем Сеня перешел ко второму этапу демонстрации. Растопырив пальцы правой руки, он нацелил ее на противоположную стену тронного зала и мысленно призвал чудо-имплантат. Мгновение — и из руки ярко светящейся змеей выскользнула молния и, пульсируя, протянулась через весь зал. Чтобы, в конце концов, удариться в камень стены и рассыпаться искрами, оставив после себя небольшую выбоину.

— Это не предел, — пояснил Сеня, — просто я не хотел портить имущество Огненосного.

— Вроде бы все сходится, — вполголоса проговорил правитель, подавшись в сторону советника Рэя и облокотившись на один из поручней трона.

— Можно проверить, Огненосный, — отвечал тот.

А затем окликнул бестолково шлявшегося по дому слугу, незаметной внешностью своей напоминавшего мышонка. Подобно этому зверьку, слуга надеялся незаметно прошмыгнуть прочь из зала, куда он как бы между делом забрел. Но советник правителя не зря носил прозвище Зоркий.

— Эй, ты! — велел он слуге, — сходи ко мне в покои и принеси свиток… «легенду о Шайнме».

«Еще один вероятный прокол автоматического переводчика, — подумал при этом Сеня, — даром, что волшебного. Покои, видите ли. Наверняка эти «покои» комнатушкой являются, где только и поместится, что стул, стол да спальное место».

Что до слуги, то он в ответ лишь развел руками да потупил взор. Какой, мол, свиток? Какая «легенда»?

— Так ты неграмотный что ли? — чисто риторически вопрошал Рэй со смесью раздражения и разочарования в голосе, — ну ладно. Сам схожу, Огненосный. Я быстро.

И он двинулся к выходу из тронного зала легким энергичным шагом. Чтобы вернуться обратно пару минут спустя, держа в руке свернутый в трубочку пергаментный свиток.

— Значит, так, — начал советник, снова встав у трона и развернув свиток, причем держа его так, чтобы на пергаментную поверхность падало как можно больше света от ближайших факелов, — «Были давным-давно времена, когда мир лежал во Тьме и холоде. И Хорвуг, бог Тьмы, властвовал над миром, держа в страхе каждую тварь живую».

Читал Рэй Зоркий не нараспев, как можно было ожидать, и точно не как пономарь — чувство, толк и расстановка в его речи все же присутствовали. Только вот голос звучал как команда на плацу. Преувеличенно строго.

— «Но пришел Хаод, бог Света», — продолжал советник, — «и повесил солнце в небе. И прогнало солнце Тьму, и загнало Хорвуга, бога Тьмы в подземные бездны, и напитало землю теплом живительным. От тепла этого расцвела земля, и люди вышли из темных нор, где прятались от мрака и холода».

«Вроде общие места в мировой мифологии, — зачем-то подумалось Сене, — а может, искаженные воспоминания о ледниковом периоде. Хотя стоп! Смотритель говорил, что ничего такого в этом мире не было».

— «Разгневался Хорвуг, бог Тьмы», — продолжал вещать Рэй, — «и сказал: закрою я солнце твое, Хаод, бог Света! И нашлю страх на творенья твои пуще прежнего».

— Ближе к делу, — ворчливо подал голос Огненосный.

— «И разверзлась земля», — несколько быстрее начал читать советник, — «и вышли из нее твари, видом ужасные, называемый Маждулами».

— Примерно так оно и было, — не удержался Сеня и запоздало заметил, что произнес эти слова вслух.

— «И заполонили Маждулы небо. И были у Маждулов крылья черные, от которых не стало видно солнца. И снова холод и страх на земле поселились. Но сжалился над людьми Хаод, бог Света, и послал им в помощь Шайнму, великана с вечно юным лицом».

При этих словах оба, правитель и советник, не сговариваясь, покосились на Сеню.

Что ж, по сравнению с хелема он действительно казался великаном — точнее, это хелема казались бы человеку Сениного родного мира доходягами и недомерками. Потомки их стали лучше питаться, благодаря чему несколько прибавили в росте. Но тоже не так, чтоб принципиально. Даже здоровяк Огненосный был Сени хоть немного, но пониже.

Что до «юной» внешности того, кого здесь прозвали Шайнмой, то тут нужно остановиться отдельно. Еще в родном своем мире Сеня заметил, что при наличии бороды человек выглядит старше на несколько лет. Сам он, правда, брился не для того, чтобы молодо выглядеть, а потому что его банально раздражал зуд от растущей щетины и потливость лица, которую эта щетина добавляла. Так что даже в свое давешнее (и завершившееся в другом мире) путешествие за рулем Сеня прихватил бритвенный станок и тюбик с пеной. А потом, оказавшись среди хелема, растягивал запасы пены, как мог долго, избавляясь от щетины, едва она нарастала слишком заметно.

Существовал слух (вроде бытового суеверия), что с бородой-де теплее в морозы. Сеня не знал, насколько это соответствовало действительности, зато был уверен, что для разного рода паразитов лишние волосы у человека — что ковровая дорожка, ведущая к пятизвездочному отелю с вывеской «Добро пожаловать!». Потому даже с наступлением холодов Сеня не отступал от этой своей привычки, снося равнодушно косые взгляды хелема, удивлявшихся очередной причуде небожителя. И только истощение запасов пены вкупе с недостатком воды вынудили его свести частоту бритья до минимума. Так что к моменту перемещения на пять тысяч лет тому вперед красовалась на Сенином лице щетина, какая бывает у алкоголиков после примерно недельного запоя.