Страница 8 из 26
- Всем оставаться на местах, госбезопасность! - раздался властный голос.
По лестнице абсолютно бесшумно поднялись четыре человека в гражданских костюмах, под которыми угадывались импортные бронежилеты, с новейшими, высокоскорострельными автоматами "Кипарис" на изготовку.
Властный голос принадлежал подполковнику Дронову.
- Кто старший? - строго спросил он.
Командир милицейской спецгруппы, отдав Васильеву документы и рацию, подошел и нехотя Представился. Дронов предъявил удостоверение и тем же властным голосом приказал:
- О том, что мы здесь были, в рапортах не писать. Работу наших людей можете зачислить на свой счет. Понадобятся свидетели - действуйте через свое начальство. А сейчас - охраняйте место происшествия!
Откуда-то возникли двое в белых халатах, сноровисто уложили тело Якимова на раскладные носилки, пристегнули ремнем и унесли. Один гэбэшник быстро пересмотрел валяющееся на лестнице оружие, безошибочно выбрал пистолет убитого капитана и сунул себе за пояс.
Через несколько минут в подъезде остались шесть сотрудников милиции в бронежилетах и семь трупов. Двери квартир так и не открывались: жизнь отучила обитателей дома от любопытства.
"Куда же делись деньги?" - мучительно размышлял Васильев, откинувшись на мягком сиденье. Деньги исчезли бесследно.
Об их судьбе могли рассказать убитый Федор и некто Клячкин, который как раз в этот момент пересчитывал содержимое пропавшего чемодана. Федор выполнил свой долг до конца. За минуту до решающего боя он прошел на кухню и открыл узкое окошко, расположенное в торце дома. В квартире Клыка часто оказывались вещи и предметы, которые не должны были попасть в руки милиции. Для их эвакуации придумали примитивное, но действенное, как и все зековские хитрости, приспособление.
С крыши соседнего семиэтажного здания натянули мощный резиновый амортизатор, "уведенный" по случаю из планерного аэроклуба. Узкая щель между домами практически ниоткуда не просматривалась, и похожий на толстую веревку резиновый жгут не мог привлечь ничьего внимания. Сейчас Федор пристегнул чемодан к защелке-карабину и снял с крюка фиксирующее кольцо. Рывок сократившейся резины забросил чемодан на соседнюю крышу.
Глухой удар о листовое железо привлек внимание обитающего на чердаке Таракана. Он вылез в слуховое окно, внимательно осмотрел добычу, затащил в свое логово и осторожно раскрыл чемодан. Через несколько минут Таракан с чемоданом поспешно спустился вниз и пошел прочь. За спиной раздались звуки, напоминающие выстрелы, но это только придало ему прыти.
В висках стучало, он ничего не соображал, лишь автоматически переставлял ноги, инстинктивно стремясь подальше убраться от места находки, которая могла круто изменить его жизнь, но в равной мере была способна эту самую жизнь оборвать.
Большие деньги всегда имеют хозяина, располагающего достаточными возможностями, чтобы вырвать их у воспользовавшегося случаем ловкача вместе с внутренностями. К тому же в предельно криминализованной, как и вся страна, Москве очень много охотников пришить любого за десятьдвадцать тысяч и не очень много тех, кто способен удержаться от убийства, когда речь идет о чемодане, набитом пачками крупных купюр.
В зеркальной витрине отразилась длинная нескладная фигура в засаленном мятом пальто и стертой до кожи кроличьей шапке. Заросшее щетиной лицо, застывшие в прострации глаза, потертый, под облик владельца, чемодан, намертво зажатый в давно не мытой руке.
"Хорошо, что чемодан старый", - мелькнула первая рациональная мысль, и Таракан вышел из ступора. С полминуты он разглядывал свое отражение. Бомж с чемоданом денег обречен на гибель. Но Клячкин был не обычным бездомным бродягой, а жертвой несправедливостей жизни, перетирающих в уличную пыль сотни тысяч вчера еще благополучных граждан. В институте по логике он имел устойчивую "четверку", среди сослуживцев в КБ авиастроительной фирмы слыл человеком башковитым, который нигде не пропадет, потому что умеет "вертеться". И в кругах, где он "вертелся", принимая баксы по червонцу и сдавая по пятнадцать-семнадцать, признавали его здравомыслие и рассудительность.
Даже в зоне Клячкин имел авторитет, соответствующий рангу "честного фраера", потому что, проштудировав учебник по уголовному праву и пару кодексов, лихо строчил всем желающим ходатайства, прошения и жалобы в порядке надзора. Как и подобает "честному фраеру", он всегда был опрятен, чисто выбрит, постоянно стирал и тщательно утюжил робу, полировал тяжелые зековские говнодавы.
Если бы Смотрящему зоны Валету или начальнику отряда капитану Морохину сказали, что на воле Адвокат за шесть месяцев превратится в зачуханного бездомного чмыря, они бы в это не поверили, хотя являлись большими знатоками всевозможных превратностей судьбы.
Переступив порог колонии, валютчик и порнографист Клячкин оказался во взбесившемся мире. Долларами торговали на каждом углу, журнал "Пентхауз", найденный у него при обыске и добавивший лишнюю статью, был представлен годовыми комплектами в респектабельном магазине "Роспечать" и выглядел "Мурзилкой" по сравнению с печатной продукцией многочисленных лотков в метро и подземных переходах.
Нажитую многолетними праведными и неправедными трудами квартиру жена продала перед тем, как исчезнуть в неизвестном направлении. Дальновидно спрятанные в укромном месте три сберкнижки на предъявителя оказались целыми и невредимыми, но сумма в двести тысяч чудовищным образом трансформировалась: вместо дома с гаражом и автомобилем она позволяла купить лишь десять бутылок шведской водки "Абсолют".
Правда, водка была хорошей. Еще не понявший до конца, что произошло, и надеявшийся приспособиться к новой жизни, Клячкин поселился в гостинице, взял бутылку "Абсолюта-цитрон" и закуску из магазина "Деликатесы", после чего обзвонил друзей-приятелей, приглашая отпраздновать освобождение. По двум номерам ответили незнакомые люди, двоих не было в Москве, еще четверо от встречи уклонились, сославшись на занятость и нездоровье.