Умри, Джерри!

Если небо запомнит нас,

Если мне повезет забыть,

Все что произойдет сейчас,

Все что ты называешь жизнь.

Neversmille, Если небо©

Оскар пришёл к Тому в половине десятого вечера, сел в изножье кровати, как часто делал в клинике, опёршись на одну руку и устремив на него выжидающий взгляд. Том ещё до того, как он что-либо сказал, почувствовал, что всё, конец – его загнали в угол, да почти поставили к стенке и близится расстрел! – хоть отчаянно не желал в это верить чудом не сломавшейся частицей себя.

- Ну что, готов? – поинтересовался Шулейман.

Том покачал головой так сдавленно и напряжённо, что мышцы шеи свело.

- Так готовься, - как ни в чём не бывало развёл руками Оскар и сложил их на колене. – Морально, физически… Как хочешь. И имей в виду, долго я ждать не буду. Сегодня.

Сегодня – как приговор, как выстрел в голову. А лучше бы на самом деле выстрел.

Том начал заламывать холодеющие пальцы, лицо было искажено гримасой удушающей безысходности. Но он попытался:

- Оскар, я не могу. Прошу, не заставляй меня… Попроси что угодно, но не это.

- Ты правда думаешь, что я тебя прошу? – Шулейман выгнул бровь. – Я ставлю тебя перед фактом. Секс у тебя всё равно будет.

Том опустил взгляд к его руке, в которой он крутил смартфон, постукивая им по ноге. Эти движения выглядели очень красноречиво и потому запугивали. Том представил, что сейчас Оскар позвонит Эванесу или ещё кому-то, пригласит его и… Воображение подкинуло картинку с целой толпой.

Том мотнул головой, зажмурился на мгновение и севшим голосом произнёс:

- Я не могу.

- Смоги. Сам же выбрал меня. Или что, передумал уже?

Том отрицательно покачал головой, моляще смотря на него. Даже ничего не ответил, не смог. Дами, всё ещё лежащая под боком у Тома, проснулась, негромко гавкнула, приветствую хозяина, ткнулась ему мордой в предплечье.

- Ага, привет, - произнёс Оскар, уделив ей крупицу внимания и почесав загривок. Затем снова перевёл взгляд к Тому: - Ты долго ещё моё терпение собираешься испытывать?

Том снова только покачал головой, постепенно забывая, как дышать. А внутри всё равно вопило, что так быть не может.

- Оскар, ты серьёзно? – с последней надеждой спросил он. – Ты на самом деле хочешь, чтобы мы… - он бессильно растопырил пальцы на поднятой ладони, силясь подобрать такие слова, которые сможет произнести вслух, но не сумел.

Опустил руку, опустил голову. Шулейман сказал:

- Ты меня достал уже. Раздевайся.

- Не надо.

Оскар даже ничего не ответил, приблизился и дёрнул майку Тома вверх. Том отшатнулся к изголовью, будто его током ударило, закрылся коленями и руками, хоть тот его не раздел.

А понимал ведь, что выбора нет, что всё лишь вопрос времени, которое нет смысла тянуть.

- Можно мне выпить? – поблекшим от внутренних переживаний голосом спросил Том.

- Да пожалуйста.

Никогда Том не думал, что сам будет просить алкоголя. И сейчас тоже на самом деле пить не хотелось, но он не раз слышал из кино, что если крепко выпить, то проще решиться на безумство и то, чего бы ты в нормальном состоянии никогда не сделал.

Понятное дело, Оскар ему не принёс ничего. Том сходил до бара, не глядя, взял первую попавшуюся бутылку, в которой оказалась водка. Очень символично. Только сока ягодного не было.

Вернувшись в свою спальню, которая вдруг стала капканом, Том сел на кровать, отвинтил пробку и, посмотрев пару секунд на точёное горлышко, отхлебнул прямо из него.

Горло обожгло, ударило в желудок, защипало в носу. Захотелось закашляться и выплюнуть ядрёную дрянь, но он проглотил. Зажмурился и задержал дыхание, а ресницы всё равно намокли от невольных слёз.

Преодолевая рвотные позывы, Том пил и прислушивался к себе, на уровне ощущений спрашивая себя: «Готов?». Но всякий раз ответ был – нет. Он не готов, не может, несмотря на опьянение, стремительно разливающееся по венам непривычного к спиртному тела, даже думать об этом не хочет. От одной мысли об этом внутри поднимался протест и тело цепенело. И дело даже не в жутком опыте.

Ещё до всего Том не рассматривал свой пол никак иначе, кроме как в дружеском смысле. Не задумывался даже о том, что парня можно поцеловать или нечто большее. Его внимание привлекали исключительно девушки. Вот только его не спросили.

Украдкой, сжимая в ладони стеклянное горлышко, Том взглянул на расслабленно развалившегося в метре от него Оскара. Больше всего он боялся, что тот потребует сделать ему минет. Потому что Том точно знал, что этого сделать он не сможет, не сумеет переступить через себя. Это отвратительно – стоять на коленях, давясь и задыхаясь от чужого удовольствия. Это страшило его ещё больше, чем всё остальное, до болезненного спазма в горле.