Золото мертвецов

– У-у-у, – с наслаждением затянулся и выпустил носом густую струю дыма, – даже башка закружилась.

После этого, попыхивая цигаркой, Тим взял из рук Сашки ощипанную и ставшую намного меньше тушку, ополоснул ее в ближайшей лужице и насадил на шомпол.

– На, жарь пока, – протянул другу. – А я вон на ту горку взберусь, погляжу, как нам лучше озеро обходить. – Он показал на высокую сопку.

Когда зарумянившаяся птица начала издавать дразнящий запах и постреливать в языках пламени голубоватыми искрами капающего сока, старшина вернулся и, тяжело дыша, присел к огню:

– Черт! Как вкусно пахнет. Да ты настоящий кок, умеешь.

Глава 7

Смерть у озера

Достигнув вершины очередной сопки, где тонко свистел ветер, друзья остановились.

Внизу, на десяток километров, примыкая одной стороной к озеру, а другой уходя в тундру, тянулась обширная низменность, в центре которой что-то неясно чернело.

Старшина стал всматриваться в ту сторону, затем протер слезящиеся глаза и сдавленно пошептал: кажись самолет.

Не сговариваясь, друзья упали в мох, замерли.

– Это, наверное, тот, из которого немец выпрыгнул, – сдавленно прошептал Сашка.

– Щас узнаем, – хищно ощерился Тим и потянул из-за пояса «вальтер». – Ты давай лежи и наблюдай, а я малость разведаю.

После этого, передернув затвор, ужом пополз вниз.

Сашка достал из-за пазухи ракетницу, взвел тугой курок и ощупал висевший на поясе нож. Потянулись утомительные минуты.

Наконец сбоку послышался шорох, и возникла голова Тима.

– Кажись, наш бомбер, но вокруг никого, – сообщил он хриплым голосом.

– Ур… – радостно вскинулся Сашка и осекся под яростным взглядом.

– Молчи, карась, – прошипел старшина. – Я ж сказал «кажись», точно не разглядел. Вот туман рассеется, тогда и увидим.

Они вновь замерли на вершине и стали внимательно осматривать раскинувшийся вокруг ландшафт, расцвеченный бледными красками Заполярья. Остатки последнего снега под лучами солнца таяли, и согревающийся воздух призрачно дрожал над тундрой.

Когда стрелки швейцарского «лонжина» на Сашкиной руке подобрались к полудню, туман поредел, и сквозь него проступили очертания уткнувшегося в землю самолета.

– Точно, наш русский Ил-4, – взволнованно произнес старшина. – Нас на таком под Ржевом сбрасывали. А теперь, матрос, двигаем вперед, только тихо, – бросил Сашке.

Друг молча кивнул, они крадучись спустились с сопки и, чутко прислушиваясь и озираясь по сторонам, медленно двинулись к машине.

Первое, что бросилось в глаза, – оторванное от фюзеляжа искореженное крыло с красной звездой на нем и многочисленные рваные дыры в корпусе. Были погнуты также лопасти одного из винтов, а правый двигатель густо закопчен и со смятым капотом.

– Да, досталось ему, – прошептал старшина и, когда друзья приблизились к машине почти вплотную, заметил лежавшее у самого корпуса, напротив большой пробоины, застывшее тело человека в оленьей одежде, с размозженной головой. Рядом валялся искореженный автомат ППШ с круглым диском.

Старшина поднял вверх согнутую в локте левую руку, приказывая напарнику оставаться на месте, и на секунду замер. Потом скользнул вперед, поднял автомат и прижался к обшивке машины чуть в стороне от пробоины. Затаив дыхание, прислушался – вокруг тишина, нарушаемая размеренной капелью где-то внутри бомбера.

– Гранатой саданули, – мелькнуло в голове Тима, когда он заметил на одежде убитого многочисленные, разной величины дыры.

Он сделал Сашке жест занять позицию с другой стороны от зияющего пролома, а когда тот выполнил, приложил палец к губам – тихо.

Затем, размахнувшись, левой рукой швырнул ППШ через пролом внутрь машины. Там грохотнул металл, и снова наступила тишина.

Держа в крепко сжатых пальцах «вальтер», старшина осторожно переступил мертвое тело и, пригнувшись, сквозь дыру нырнул внутрь самолета.

– Саня, залазь, – послышалось через минуту оттуда, и матрос, оглянувшись, последовал за напарником.

Тот молча стоял посреди искореженного отсека, куда из повреждений и дыр в корпусе проникали солнечные лучи.

В их свете были видны разбросанные по отсеку в самых немыслимых позах изломанные тела людей в военном обмундировании и с оружием.

– Точно, наши, – втянул голову в плечи Сашка, поднимая с рифленого пола новенькую фуражку с синим околышем и рубиновой звездочкой.

– Да, судя по всему, НКВД, – хмуро сказал Тим. – Не иначе на задание летели.

– Смотри, этот даже полковник, – дернул кадыком Сашка, указывая пальцем на одного, в плаще и с полевой сумкой.

– С чего ты взял? – хмыкнул старшина. – Так уж и полковник.

– У него погоны с тремя звездами. А вон тот, что рядом лежит, в кожане, – майор.

– Я таких знаков различия в сорок втором не встречал, – озадаченно сказал Тим, покосившись на приятеля. – Откуда знаешь?

– Точно, Тим. Погоны совсем недавно ввели, после Сталинграда. Мне один пленный рассказывал. А ты не знал?

– Нет, – коротко ответил старшина и поднял с пола отсека валяющийся автомат. – Новенький, – ласково провел рукой по лакированному прикладу и отстегнул диск. Тот был полностью снаряжен золотистыми патронами. – Теперь и воевать можно, – вщелкнул его старшина на место и повесил ППШ на плечо. – Отличная машинка. Знаешь, Сань, не люблю я этих чекистов. Очень уж они въедливые. Один майор-особист стрелковой дивизии, когда мы вышли после задания на ее охранение, мордовал нас трое суток, пока не выяснил, что десантники. Так, Сань, на тебе тоже ППШ, – вывернул из закостеневших рук чернявого сержанта автомат. – Собери у всех документы, а заодно и личные вещи. Они мертвым ни к чему. А я пока летчиков в кабине посмотрю, вдруг есть кто живой. Чем черт не шутит?

Он отпихнул ногой какой-то валявшийся на проходе блестящий металлический брусок и выбрался наружу.

Когда Сашка появился из самолета с туго набитым вещмешком в руках и полевой сумкой на шее, Тим сидел неподалеку, молча дымя папиросой.

– Ну, как? – опустил у его ног сидор матрос, присев рядом.

– Всем хана, – безнадежно махнул рукой старшина. – А ребята, видно, смелые были. Пилот так со штурвалом в руках и застыл – капитан, с двумя орденами Красного Знамени. Штурмана расшибло в лепешку о приборную доску. Оба стрелка тоже мертвые. Верхний в турели завис, а нижнего при ударе размазало вдрызг. Это, видать, они того фрица и завалили, а он их. Только вот что непонятно. Парашютов у экипажа нет, или сейчас без них летают?

– А мне вроде все ясно, Тим. На вот, погляди.

Сашка достал из кармана бушлата и протянул вспыхнувший на солнце ярким светом небольшой слиток.

– Что это? – взял его старшина в руку и едва не уронил. – Тяжелый!

– Ты посмотри повнимательней.

Напарник повертел слиток перед глазами и обнаружил на одной из граней небольшое клеймо в виде герба СССР, а чуть ниже выбитые цифры.

– Никак золото? – удивленно вскинул брови.

– Именно. Там, в самолете, два ящика таких, и на полу еще много валяется. Ты этот брусок ногой пнул, – рассмеялся Сашка.

– Ну, дела-а, – протянул Тим. – Теперь и до меня дошло, отчего у летчиков парашютов нет. Они перевозили особо ценный груз, а которые в бомбовом отсеке – охрана. Видать, энкавэдэшники заставили оставить, чтобы те не выпрыгнули, если собьют. Не доверяли, гады. Интересно, а куда мог лететь этот бомбер, а, парень?

– Судя по документам, которые у полковника, – из Москвы в Мурманск.

Матрос отстегнул клапан офицерской полевой сумки, вынул из нее сложенную вчетверо бумагу, малинового цвета удостоверение и протянул старшине:

– Ознакомься.

В удостоверении, с двумя красными, расположенными по диагонали полосами, имелось фото человека в военной форме с четырьмя шпалами на петлицах и надписью «Главное управление контрразведки Смерш» на правом развороте. А чуть ниже «Полковник Азаров Алексей Иванович – начальник отдела», синяя гербовая печать да неразборчивая подпись.