Страница 4 из 12
– Да, сэр. Репетиция закончилась без четверти десять. У нас еще оставалось свободное время перед тем, как идти домой.
Директор отметил, что в следующем году эту задержку надо будет исключить.
– И это свидание, – продолжил он, – состоялось по вашей инициативе?
– Как вам сказать, сэр… – Уильямс рискнул улыбнуться. – Я бы назвал это коллективным решением.
– У вас есть какое-нибудь оправдание?
– Не знаю, сэр, видели ли вы когда-нибудь Брэнду, но…
– Да, да, разумеется, это единственное, что вы можете ответить: «Венера, мыслью всей прильнувшая к добыче». Полагаю, в старшем классе вы хорошо знаете Расина.
– Как вы сами сказали, в моем возрасте это естественно, сэр, – попытался вывернуться Уильямс.
– Я так сказал? В таком случае это было опрометчиво. Если мы станем следовать нашим естественным импульсам, то скоро вернемся в каменный век. Что конкретно произошло на вашем свидании?
Уильямс посмотрел на него с удивлением:
– Ничего, сэр. Я на него не пришел.
– Что? – воскликнул директор.
– Мистер Паргитон поймал меня, как только я вышел в коридор. Как вам известно, сэр, мы должны возвращаться домой сразу после репетиций, даже если они заканчиваются рано. Ну, а я направился в другую сторону. И мистер Паргитон, – в голосе Уильямса прозвучала горечь, – заставил меня остановиться и вернуться к мистеру Фраю.
Директор подумал, что назойливость Паргитона, обычно весьма утомительная, все же имеет свои положительные стороны.
– И вы готовы поклясться, что после той репетиции больше не виделись с этой девушкой? – уточнил он.
– Да, сэр. Так оно и есть.
Директор сдвинул брови и опустился в кресло за столом.
– Как я уже сказал, вы не должны встречаться с молодыми леди.
– Да, сэр.
– Кроме того, выйдя за пределы этого кабинета, вы не должны распространяться о своих «естественных» желаниях, которые якобы подавляют преподаватели-мракобесы.
– Сэр, я и не думал…
– Боюсь, Уильямс, ваше сознание отравлено плохо понятым фрейдизмом.
– Честно говоря, сэр…
– Забудьте об этом. Никто не говорит, что вы всю жизнь обязаны соблюдать целибат. Но до конца последнего семестра осталось всего двенадцать недель, и если вы не состоянии воздерживаться от общения с противоположным полом без серьезных физиологических нарушений, значит, ваш разум является более слабым инструментом, чем я ожидал.
Уильямс молчал, ошарашенный этой отповедью.
– В заключение, – добавил директор, – хочу предупредить, что любые попытки вновь увидеться с этой девушкой будут иметь для вас самые неприятные последствия. Вы свободны.
Ученик удалился, одинаково восхищенный как магическими способностями мистера Этериджа, так и здравомыслием и прямотой директора. Ему не приходило в голову, что здравомыслие и прямота были тщательно продуманы и взвешены, чтобы произвести должное впечатление на его юношеский идеализм, смешанный с долей цинизма. Директор имел большой опыт в умении добиваться нужного эффекта.
Заметив, что Паргитон все еще слоняется возле учебного корпуса, директор решил проверить – и проверил – правдивость показаний Уильямса. После этого он позвонил в школу для девочек и сообщил мисс Пэрри обо всем, что ему удалось выяснить.
– Ясно, – кивнула она. – Что ж, тогда я снова примусь за дело. Как долго Брэнда пробыла в научном корпусе?
– Примерно до половины одиннадцатого, когда Уэллс запер дверь.
– Большое вам спасибо.
– Кстати, буду рад, если сообщите мне о результатах.
– Разумеется, – произнесла мисс Пэрри. – Я позвоню позднее.
«Позднее» наступило примерно за десять минут до начала дневных занятий.
– Послушайте, – начала мисс Пэрри, – вы уверены, что молодой человек сказал правду?
– Абсолютно, – ответил директор. – А что?
– Брэнда утверждает, будто в тот вечер даже не приближалась к научному корпусу.
– Может, она просто морочила парню голову?
– Не знаю.
– Она отрицала, что условилась о встрече с Уильямсом?
– Нет. Сначала пыталась, однако лишь для того, чтобы защитить его. А потом сказала, что они назначили свидание, но она передумала и вернулась домой.
– Больше ничего?
– Девчонка упряма как мул. Я уверена только в одном.
– В чем?
– Вчера ночью кто-то напугал ее до полусмерти.
Глава 3
Ограбление
Кэстривенфордская школа расположена на прямоугольном участке, обрамленном с запада рекой Кэстривен, а с востока – магистральным шоссе. В остальных местах его граница размыта: на севере спортивные площадки постепенно переходят в окрестные поля, а на юге школьные строения причудливым образом перемешаны с кучкой зданий, которые называются Снэгсхилл и представляют собой окраину как Кэстривенфорда, так и самой школы. Главный корпус – большое, но неуютное строение восемнадцатого века из красного кирпича, с увитыми плющом стенами и крошечным двориком для игр – одиноко высится на западной оконечности участка, выделяясь своей часовой башней и черепицей из потускневшей меди. Далее пологий склон, поросший вязами и буками и усеянный вольерами для кроликов, спускается к реке. Здесь находятся пристань и сарай для школьных лодок. На противоположной стороне реки простираются леса и поля с далекой фермой, а еще дальше, милях в трех к западу, видны шпили и крыши Кэстривенфорда.
По периметру этой территории расположены здания семи школьных пансионов. На северо-западном углу торчит часовня, довольно уродливый реликт поздневикторианской эпохи, возводившаяся так поспешно и на такие скудные средства, что местные власти до сих пор живут в страхе, как бы она не рухнула и не развалилась на куски. Школьные ворота открываются на главную дорогу. От ворот длинная аллея, обсаженная дубами, ведет к учебному корпусу, про который достаточно сказать, что его назвали Домом Хаббарда. Рядом с воротами находится столовая, простая на вид и чисто утилитарная конструкция. Научный корпус, домик скаутов, манеж и библиотека образуют тесную группу на южной стороне рядом с Давенантом, самым крупным из пансионов. Здесь же расположен и кабинет директора, поскольку его собственный дом стоит в полумиле от школы.
Остальную площадь занимают игровые площадки, поле для игры в сквош, пять теннисных кортов, гимнастический зал, бассейн, кондитерская и оружейная. Между ними протянута сложная сеть асфальтовых дорожек, она, на взгляд учеников, словно нарочно устроена так, чтобы как можно дольше растянуть их путь от пансионов к Дому Хаббарда.
Все это великолепие – или, по крайней мере, его часть – разглядывал директор, стоя у окна своего кабинета и размышляя о проблеме Брэнды Бойс. Без пяти два зазвонил школьный колокол, и директор, отвлекшись от мыслей, подумал о том, нельзя ли, вопреки мнению консерваторов, навсегда заглушить этот жуткий перезвон. Само собой, колокол должен был способствовать пунктуальности учащихся, но когда на время войны его бой отменили, а потом вернули снова, оказалось, что он почти никак не влияет на число опаздывающих учеников. В Кэстривенфорде вообще было слишком много звона. Башенные куранты, педантично отбивавшие не только часы, но и половинки с четвертями; колокола в научном корпусе; электрический звонок, раздиравший тишину в начале и конце каждого урока; ручные колокольчики в пансионах; колокол часовни, дребезжавший так, словно его сделали из мятой жести…
Между тем к Дому Хаббарда шумным потоком стекались ученики с учебниками и папками под мышкой. В их толпе директор заметил мистера Филпотса, бежавшего по сухой траве в сторону Давенанта.
Мистер Филпотс, учитель химии, отличался невероятной прытью, проявлявшейся в самых разных формах. Это был худой коротышка лет пятидесяти в тяжелых роговых очках, с длинным носом и утомительной привычкой к бессвязной болтовне. В том, что химик спешил, не было ничего удивительного: он вообще предпочитал бегать, а не ходить. Кроме того, мистер Филпотс обладал мнительным характером, склонным к постоянным жалобам и склокам: любая мелочь повергала его в отчаяние и заставляла мчаться в директорский кабинет, кипя возмущением и гневом. Заметив его в окне, директор уже не сомневался, что через минуту-другую тот появится у него в комнате, чтобы поведать о своих новых горестях.