Страница 10 из 12
Стэгг кивнул, встал и неуверенно взглянул на Фена.
– Я думаю, сначала мы отправимся к Сомерсу, а потом заглянем в дом мистера Лава.
– Прекрасный план, – одобрил Фен. – Идемте.
После короткой заминки вся компания, теснясь в дверях, вышла в темноту.
Директор включил взятый с собой фонарик и в полном молчании повел гостей к Дому Хаббарда. В лицо им дул легкий ветерок, маня призрачной возможностью прохлады. Над головой в просветах облаков мерцали редкие звезды. Перейдя с лужайки на дорогу, они гулко застучали башмаками по асфальту, тяжело и медленно переводя дыхание, словно в теплом парном воздухе не хватало кислорода. Вскоре перед ними появилась увитая плющом стена, и они вошли в учебный блок.
В приемной горел тусклый свет. Они пересекли просторный двор, вымощенный каменной брусчаткой, и стали подниматься по широкой деревянной лестнице, отполированной за последние столетия тысячами ног. Высокие проемы окон, непроницаемо-зеркальные из-за внутреннего света и наружной темноты, угрюмо отражали их безмолвную процессию, разносившую по школе громкие шаги. В здании царила мертвая тишина, точно кто-то наложил на него волшебное заклятие. Они прошли в длинный и темный коридор с голыми стенами. На тянувшихся с двух сторон дверях чернели грубые отметины от колотивших по ним ботинок, а на полу валялся выдранный из тетради белый листок, густо испещренный красными чернилами и с отпечатком чьей-то подошвы в уголке. В конце коридора имелась еще одна дверь, более массивная и внушительная, чем остальные. Снизу сквозь щель струился желтый свет. Директор толкнул створку, и они шагнули в учительскую комнату.
Это был светлый и высокий зал почти квадратной формы. На стене возле двери висела обтянутая зеленым сукном доска для объявлений, почти целиком заполненная пришпиленными к ней листочками. В дальнем углу комнаты стояли многоярусные шкафчики с медными дощечками, на них значились фамилии их владельцев. Из другой обстановки здесь имелись тяжелые полки из красного дерева, старый грязно-коричневый ковер со следами пепла и длинный ряд металлических крючков, на которых болтались две-три старые порыжевшие мантии. Всю середину комнаты занимал просторный стол, загроможденный множеством разных мелких предметов – пепельниц, чернильниц, перьевых ручек и бумажных конвертов. К главному столу примыкали несколько столов поменьше. Вокруг них стояло три удобных стула и еще около дюжины других, менее удобных. Плотные шторы были отдернуты, окно открыто. На полу, устремив неподвижный взгляд к потолку, где вяло ползали черные мухи, лежал Майкл Сомерс.
Но вошедших больше всего поразило не это, а стоявшая в комнате духота. Прямо в центре зала работала электрическая печь, от нее расходились волны горячего воздуха. Уэллс при их появлении поспешно вскочил, вытирая мокрый от пота лоб. Он что-то сказал, но его никто не услышал. После первого шока, вызванного чудовищной жарой, все уставились на тело.
Оно было распростерто на полу возле перевернутого стула. Очевидно, Сомерс сначала опрокинулся назад на стол, а потом соскользнул с него на пол, поскольку его голова лежала у ножки стола, а руки были раскинуты так, словно он пытался опереться на них. Кровь струилась на ковер по левой стороне его лица, и левый глаз превратился в черную запекшуюся дыру, в которой копошились мухи.
Присутствующие молча смотрели на эту картину, пока тошнота не заставила их отвести глаза. Директор пробормотал дрожащим голосом:
– Ради всего святого, Уэллс, зачем вы включили печь?
– Сэр, когда я нашел его, тут все так и было, – промямлил Уэллс. – Вы же сами сказали – ничего не трогать.
Он опять вытер мокрое лицо платком. Даже лысина у него на голове лоснилась от неестественного жара, а тощее и сутулое тело, казалось, едва держалось на ногах. Шаря пятерней по полированному дереву, Уэллс нащупал спинку стула и в изнеможении сел.
Фен ослабил галстук и расстегнул воротничок. Он стоял возле окна и следил, как один из полицейских, по указанию Стэгга, фотографирует труп и комнату. Потом за дело принялся врач. Стэгг приблизился к печке и с сомнением уставился на аппарат. Поразмыслив минуту, он подошел к розетке, от которой тот работал, и вытащил вилку с помощью карандаша. Раскаленная решетка поменяла цвет с алого до оранжевого, потом до охряного и погасла. Стэгг повернулся к Фену.
– Очень необычно, сэр, когда в такой жаркий вечер включают электронагреватель, – заметил он. Помолчав, он добавил: – Я слышал, что таким способом преступники иногда согревают тело, чтобы нельзя было установить точное время смерти.
Фен обмахивался своим блокнотом, пока не сообразил, что от этих усилий ему становится только жарче.
– Верно, – кивнул он. – Но сейчас печка стоит в нескольких футах от тела. И поскольку это переносное устройство, не думаю, что кто-то использовал его для такой цели.
Он шагнул к маленькому столу, перед которым лежал Сомерс.
– Судя по всему, – робко предположил Стэгг, хотя сказанное им было очевидно, – он за ним работал.
Все молча уставились на стол. Посередине лежал большой блокнот с промокательной бумагой, где зеркально отпечатались несколько чернильных надписей. Можно было разобрать слова «удовлетворительно», «весьма недурно», «большой прогресс с начала семестра» и бесконечные вариации инициалов «М» и «С». На классном журнале громоздилась пачка отчетных бланков, а рядом валялась горстка конвертов, похожих на те, что скопились на большом столе. Снаружи на каждом имелась надпись с названием класса и фамилией классного руководителя, а внутри лежали новые пачки с бланками. Кроме того, на столе можно было заметить пепельницу с парой погашенных окурков, большую круглую лунку с черно-синими чернилами, открытую склянку из-под чернил, длинную и широкую полосу черной ткани с узелками на концах и перьевую ручку.
Стэгг повернулся к директору:
– Это отчеты для промежуточного экзамена?
– Да, суперинтендант. – Он последовал примеру Фена и ослабил галстук. Директор слишком устал, чтобы думать об условностях. – Все классные руководители и приходящие учителя должны были заполнить их сегодня до пяти вечера. После этого документы полагалось сдать заведующим пансионов, а потом – мне.
– Значит, Сомерс опоздал?
– Да. Я об этом знал. – Он кивнул на полосу черной ткани. – Это, конечно, его повязка. Несколько дней назад Сомерс вывихнул запястье и не мог писать, пока руке не стало лучше. Вчера предупредил, что закончит отчеты к утру актового дня, что меня вполне устраивало. – Директор слабо улыбнулся. – Обычно я стараюсь не затягивать сроки до последнего, потому что даже учителя порой ошибаются.
– Может, кто-нибудь из коллег писал под его диктовку? – спросил Фен.
– Не исключено. Хотя вряд ли он бы стал взваливать свою работу на чужие плечи. Это трудоемкий процесс: вы не представляете, сколько времени уходит на то, чтобы написать слово «удовлетворительно» двести раз подряд. К тому же Сомерс являлся классным руководителем, и ему приходилось заполнять множество разных граф.
– Понятно. – Фен помолчал. – Заведующие пансионами сами собирают заполненные отчеты?
– Нет. Это работа Уэллса. Он разносит их по пансионам и передает тем, кому нужно.
Фен посмотрел на Уэллса.
– Похоже, часть бланков вы уже унесли, – заметил он. – Здесь их не так много.
– Вы правы, сэр, – подтвердил тот. – Все, что мистер Сомерс заполнил, я забрал в свой кабинет. Здесь остались только те, которые он заполнял сегодня вечером.
Возникла пауза, и сержант, которому не терпелось приступить к делу, спросил:
– Как насчет отпечатков пальцев, суперинтендант?
Стэгг только махнул рукой:
– Позднее. Я уверен, тут все ими заляпано. – Он постучал по столу: – Очевидно, мистер Сомерс за ним работал, когда кто-то его прервал. Он встал, резко развернулся к двери, споткнулся о стул – и тут прозвучал выстрел… – Суперинтендант замолчал, хмуро обдумывая эту сомнительную версию, пока врач не закончил свой осмотр.