Белорусский набат

Это мысль. Пленочку лично для себя отснять можно. «Сам себе режиссер» по белорусски. Только надо мотивировать появление в служебном кабинете видеокамеры. Например, решил запечатлеть скромное празднование дня рождения коллеги.

У второго зама через неделю юбилей. Полтинник. Вот и славно...

Чиновник посмотрел в окно. По залитому огнями проспекту Машерова сновали люди. Их было много, но Каспия судьба ни одного из них не волновала. Кто то послезавтра будет на площади и ляжет на асфальт вместе с главным действующим лицом.

Борьба за власть не терпит гуманизма. Ибо гуманизм политика сродни малодушию. Позволивший себе ненадолго забыть о великой цели тут же проигрывает тем, кто не расслаблялся и терпеливо ждал удобного момента. Чтобы ударить, естественно, а не протянуть руку помощи. Батька был белой вороной. И Каспий до сих пор не мог понять, как Президент стал Президентом. Тот не плел интриги, не вступал в альянс с серыми кардиналами от теневого капитала, не пожирал соратников, не давал популистских обещаний. Даже не пытался внедрить своих людей на избирательные участки, чтобы те в нужный момент вбросили бюллетени.

И тем не менее он победил.

Обошел старого зубра Шушкевича, на чьей стороне выступали сплоченные прошлым членством в КПСС главы областей и городов. Несмотря даже на то, что в урны для голосования отправлялись целые пачки бюллетеней за Шушкевича.

Мистика...

Каспий неожиданно почувствовал легкий озноб.

Может, зря он во все это ввязался?

Парадокс народного выбора регулярно заставлял его нервничать. А тут еще результаты голосования в Верховный Совет и итоги референдума о продлении президентских полномочий. Сколько ни орала оппозиция о «кровавом режиме», сколько публично ни отказывала Лукашенко в доверии, сколько ни призывала международное сообщество применить самые жесткие меры к диктатору, все без толку. Даже дохленького бунта в каком нибудь поселке не смогла вызвать.

Драки с милицией и отправка зачинщиков на пятнадцать суток в расчет не принимаются. Обычная хулиганка со всеми вытекающими последствиями.

Так что сместить Батьку с поста можно только путем ликвидации.

Нет человека — нет проблемы...

Методика грубовата, но действенна. И кураторы Каспия, взирающие на маленькую республику из за океана, дали ему карт бланш на подготовку и осуществление любого теракта.

Вариант с ракетной базой провалился.

Жаль, на него возлагались большие надежды. И еще придется разбираться, где произошла утечка информации и кто перебил большинство боевиков. Но это позже, после того, как Батька отправится на тот свет...

Стоматолог Антончик сам сдох от инфаркта.

Вот его нисколько не жаль. Сам предложил свои услуги. А с больным сердцем лучше бы не совался во взрослые игры...

Остался Кролль со своей командой. Этот не подведет. Слишком все хорошо подготовлено. От той технологии, что намеревается использовать Йозеф, не спасет даже танковая броня. Главное, чтобы Лукашенко вышел к демонстрантам.

А он выйдет.

Не может не выйти.

Привык держать слово. Сказал, что выступит, значит, так тому и быть. Вот его порядочность и сработает против него самого.

Каспий усмехнулся.

Батьку просчитать легко. Он не юлит, не прячется, не скрывает своих маршрутов, не отказывается от публичных выступлений. С ним даже можно поспорить, подтолкнуть к непродуманным действиям, заставить раз за разом проявлять характер, предложить сыграть «на слабачка». Президент не откажется.

Каспий и другие члены кабинета министров многократно этим пользовались. А потом в душе хохотали, глядя, как Лукашенко недоуменно озирается по сторонам, не понимая, кто и за что его подставил, и начинает исправлять то, что сам же и натворил...

«Волга» свернула на подъездную дорожку и притормозила.

Чиновник сухо попрощался с водителем и в сопровождении охранников направился к своему дому.

Владислав ушел в низкую стойку, развернулся на сто восемьдесят градусов и перекатился через левое плечо, оказавшись за спинами нападавших.

Оппозиционеры по инерции наскочили друг на друга. Двое упали.

— Бей его! — истошно заорала толстая бабища в огромных очках и метнула в Рокотова сумочку.

Та пролетела в паре метров от биолога и шлепнулась на траву.

Упавших подняли товарищи, и толпа агрессивно двинулась на Влада.

— Вот мне интересно, — спокойно спросил Рокотов, — чего это вы ко мне прицепились?

— Сексот! — тоненько крикнула толстая бабища.

— Гэбэшник! — взревел перепачканный в грязи молодой парнишка.

— Москаль! — неожиданно громко и отчетливо произнес очнувшийся на секунду Педюк.

— Да мы тебя на куски порежем! — у двоих в руках сверкнули ножи.

«Бакланы, — констатировал Влад и плавно сдвинулся в сторону, уходя на левый фланг растянувшихся цепью оппозиционеров, — мозги заклинило напрочь. Придется бежать. Одному мне с ними не справиться...»

Самый смелый внезапно рванулся вперед и оказался в метре от Рокотова.

Мелькнула рука с растопыренными пальцами, будто нападавший намеревался дать противнику пощечину.

На полпути кисть переоценившего свои силы оппозиционера встретилась с ладонью тренированного бойца. Доля секунды — и средний и указательный пальцы оказались в захвате. Влад немного поддернул парнишку на себя и резким движением сломал оба пальца у основания кисти. Оппозиционер упал ничком на землю. Но на полпути его перекошенное от боли лицо встретилось с предусмотрительно выставленным Рокотовым коленом, в которое юный «борец с режимом» впечатался переносицей. Без сознания он рухнул на дорожку.

Биолог сделал шаг назад.

— Сволочь! — патетически воскликнула толстуха и повернулась к парням. — Чего ж вы ждете?!

На Влада кинулся самый здоровый, держа в вытянутой руке складной охотничий нож.

Татьяна Прутько накрутила на палец локон давно не мытых волос и задумчиво уставилась на лежащие перед ней краткие биографические справки.

Листов бумаги было девять.

В верхнем правом углу каждого листа была наклеена фотография «соискательницы» сексуальных домогательств Президента. С черно белых снимков таращились разномастные мордочки, объединенные лишь одним — у всех в глазах читался правозащитный задор.

Иосиф Серевич вопросительно посмотрел на Прутько.

— Ну?

— Не нукай, не запряг, — недовольно бормотнула Татьяна.

— Ты решать что нибудь будешь?

— Буду, буду, отстань...

— Давай быстрее. Мне еще материалы в послезавтрашний номер проглядеть надо.

— Я не могу так, с кондачка...

— А сама не желаешь поискать девушек? — язвительно осведомился главный редактор «Народной доли». — Митинг уже послезавтра. Если мы ничего сейчас не решим, то упустим прекрасную возможность выставить Луку извращенцем и маньяком.

— Время еще есть...

— Тебе это только кажется. Мне надо знать сегодня, чтобы успеть подготовить интервью с ними.

— А они согласятся?

— Опять двадцать пять! Я ж тебе уже сказал, что Вячорка с ними провел беседу. Согласны все. Но девять жертв — это многовато. Выберем двух, и дело с концом. Остальных подключим позже...

— Эта щекотихинская идея мне не очень... — призналась Прутько. — Доказать, что Лука затаскивал баб в постель, трудно...

— Да при чем тут это! — вскипел Серевич. — Пусть он доказывает, что этого не делал. Наша задача — протолкнуть материал. А послезавтра в момент его выступления мы запустим этих баб в первые ряды. То то смеху будет!

— А менты?

— Что — «менты»?

— Задержат и признанку выбьют.

— Не задержит их никто! Там рядом будут группы НТВ и западников. Все просчитано давно. Как Лука рот откроет, так бабы поднимут крик. У четверых из них есть дети. Маленькие. Вот и начнутся вопли про брошенных чад... Если все удачно пройдет, мы иск в Страсбург организуем. Или в Гаагу. Типа, от имени обесчещенных женщин. Тогда Луку ни в одну европейскую страну не пустят.