Белорусский набат

Владислав с трудом осилил статью, перекурил и обратился к следующей публикации, в которой некто Е. Шерешевский с придыханием живописал американский проект по взрыву на Луне атомной бомбы.

Познания журналиста в технических вопросах были столь скудны, что он перепутал скорость звука со второй космической, придал бомбе мощность в сто пятьдесят мегатонн и под конец восхитился американскими конструкторами [2], якобы изготовившими корпус ракеты носителя из «чистейшего иридия».

«Полный отстой, — Рокотов отложил газету. В психиатрии такое поведение называется сумеречным состоянием. Этих оппозиционеров лечить надо. Не бить дубинками на митингах, а колоть аминазин пополам с галоперидолом. Кстати о дубинках... Не удивлюсь, если все ужасы о разгоне демонстраций окажутся такой же туфтой, как и „сообщения очевидцев“ о перебоях в снабжении продовольствием. Что то тут я ни того ни другого не вижу...»

Влад посмотрел на часы.

Семнадцать двадцать.

«До конца рабочего дня сорок минут. Сегодня я, пожалуй, не буду ломиться в кабинет к Антончику. Завтра с утра прихвачу, тепленького и полного сил. А пока еще раз по клинике пройдусь. Вдруг что в голову взбредет...»

Рокотов поднялся со скамейки, сунул свернутую «Народную долю» в урну и не спеша направился к дверям медицинского учреждения.

Кролль пригнул голову, влез в узкую дверь, прорезанную в борту «Газели», и осторожно похлопал по плечу склонившегося над развороченным усилителем Сапегу. Карл недовольно поморщился, поставил воняющий канифолью паяльник на специальные сошки рядом с аппаратурой и обернулся.

— Что у тебя?

— Когда заканчиваешь? — вопросом на вопрос ответил Йозеф.

— Скоро... Осталось смонтировать еще два блока и начать прозвонку.

— Ко времени управишься?

— Не беспокойся, — Сапега вслед за Кроллем вылез из кузова серого микроавтобуса и уселся на верстак. — Почему началась гонка?

Йозеф достал сигареты, угостил Карла и задумчиво уставился в потолок гаража. Инженер снял защитные очки, прикурил и повторил вопрос.

— Никакой особой гонки нет. — Кролль выпустил колечко дыма. — Все идет по плану. Я интересуюсь только из тех соображений, чтобы иметь полную информацию на каждый момент времени.

— Ты что то недоговариваешь. — Йозеф бросил мимолетный взгляд на инженера и снова перевел взгляд на потолок.

— Все нормально... Тебе нужна чья нибудь помощь?

— Пока нет. Твои ребята все равно в технике ничего не понимают. Да и это место светить не стоит. Сам как нибудь справлюсь... Только не забудь мне завтра подвезти еду и минералки побольше.

— Сделаю, — Кролль решил не говорить подельнику о провале группы, ответственной за захват ракетной базы.

Пусть спокойно работает. Его дело — провода, диоды и сопротивления. Вот за них он отвечает головой. А остальное его не касается. Общее руководство осуществляет Кролль, и он сам решает, что и когда делать. Почти полностью уничтоженная группа — это, конечно, неприятно, но Йозеф изначально был против дурной затеи с атомным шантажом.

Другое дело — устранение объекта.

Здесь все элементарно. Совмещение нескольких параметров — и клиент готов.

Хотя с такой крупной фигурой Кролль еще не работал. Но всегда что то приходится делать в первый раз. Ликвидация Лукашенко не есть исключение из общих правил. Все подчиняется много раз проработанной схеме. Заказ, аванс, предварительная разведка, техническое обеспечение, свой человек в окружении объекта, который назовет время и место, исполнение и, наконец, остаток суммы. Для киллера что Президент, что ларечник — один черт. Разница только в цене.

— Ладно, — Йозеф потянулся и покрутил головой, — поеду... Завтра я у тебя буду к десяти. И дверь не забудь покрепче запереть.

— Ты сам замки ставил. Так что ты и отвечаешь за их надежность, — пробормотал Сапега.

— Дверь снаружи не вскрыть. А внутреннюю щеколду снимешь только без двух десять. Учти, проверю...

— Давай давай, — Карл тоже слез с верстака, — проверяй. Я свою работу туго знаю. И о безопасности, в отличие от твоего Курбалевича, не забываю.

— А что Курбалевич?

— Разгильдяй. Позавчера он ко мне на полчаса опоздал. Я уже уходить собирался, когда он в парк прибежал.

Кролль сдвинул брови.

Придется Курбалевича наказывать. За несколько дней до операции непозволительна никакая накладка. А Курбалевич действительно частенько не является вовремя. И всегда у него уважительная причина. То транспорт не ходит, то телефон не работает, то еще что нибудь.

Завтра же Курбалевич отправится на одну из квартир и будет сидеть там безвылазно до самого последнего момента. Утром он встречается с Антончиком, а потом должен куда то смотаться по своим делам. Вот после этого Кролль его и посадит под домашний арест.

— Я возьму на заметку его поведение. Ну, до завтра...

— Пока.

Йозеф постоял на улице, послушал, как за его спиной почти бесшумно закрылись два замка и в пазы въехала мощная задвижка из легированной стали. Удовлетворенно кивнул, сел за руль своей неприметной синей «шестерки» и выехал за ворота гаражного кооператива.

Владислав прошелся из конца в конец по длинному, застеленному зеленой ковровой дорожкой коридору, почитал развешенные на стенах плакаты с описаниями различных заболеваний полости рта, слегка передернул плечами, рассмотрел фотографии известных личностей, лечившихся в этой клинике, и узнал, что помимо аппарата правительства сие учреждение обслуживало и цвет творческой интеллигенции.

На Рокотова никто не обращал никакого внимания.

Из кабинета в кабинет сновали медсестры, жужжали бормашины, сидящие на удобных диванчиках пациенты негромко обсуждали друг с другом свои болячки и профессиональные качества врачей. Все как в любой другой стоматологической клинике. Биолог для окружающих был обычным посетителем, коротающим время в ожидании приема.

Влад вернулся в большой холл и сквозь распахнутые прозрачные двери вышел во внутренний дворик, где было предусмотрено место для курения. Достал пачку облегченного «Кэмела», зажигалку и устроился в тени куста сирени.

Не прошло и минуты, как к нему обратилась за огоньком миловидная юная медсестричка. В принципе, у Рокотова и был расчет на подобное ненавязчивое знакомство. В курилке совершенно посторонние люди сближаются мгновенно, без стеснения. Не зря американские психологи пришли к выводу, что курение табака стоит рассматривать не как потребление слабого стимулирующего наркотика, а как процесс, облегчающий общение между людьми.

Владислав нарочито скептически посмотрел на зажатую в пальцах медсестры сигарету «Бонд», укоризненно покачал головой, достал свою пачку и поднес девушке.

— А эту гадость выбросьте. Негоже травиться жутким польским леваком. Да еще и сделанным в антисанитарных условиях нелегальными таджикскими эмигрантами...

Сестричка недоуменно вскинула брови.

— Вы не ослышались, — широко улыбнулся Рокотов, — угощайтесь.

— Спасибо. — Девушка осторожно вытянула из пачки сигарету с белым фильтром. — Ой, а я сначала думала, что у вас они без фильтра! Зачем вы их переворачиваете?

— Видите ли... — Влад галантно дал собеседнице прикурить. — В течение дня мы хватаемся руками за что ни попадя. А потом этими же самыми пальцами беремся за фильтр сигареты, когда ее достаем из пачки и пихаем в рот. Возможность помыть руки есть не всегда. Вот и все объяснение. Перевернув сигареты фильтрами вниз, мы избегаем вероятности подцепить какую нибудь инфекцию. Разумно?

— Даже очень, — медсестра из под ресниц бросила оценивающий взгляд на импозантного парня. Рокотов сделал вид, что он этого не заметил.

— Вы кого то ждете?

— Да... Хотел на прием к Антончику записаться, да девушка из регистратуры отошла куда то на полчасика. Вот коротаю время в приятной беседе.

Сестричка чуть заметно покраснела. Нечасто в клинику заглядывают молодые посетители мужского пола. Все больше спешащие по дедам одышливые чиновники или «современные классики», как любят себя именовать получившие даже небольшую известность творческие личности. Их и мужиками то можно назвать только с большой натяжкой. Пузатые, с нечесаными полуседыми патлами, вечно какие то замызганные, одеты в невероятные балахоны, в бороде крошки, оставшиеся от торопливо проглоченного обеда.

2

В 1958 году в США действительно была собрана группа ученых под руководством физика Леонарда Рейфеля, которым было поручено рассчитать возможности доставки на Луну ядерного заряда, аналогичного «Малышу» — бомбе, сброшенной на Хиросиму. Проект проходил под кодом «А119» и просуществовал около года. Взрыв задумывался как демонстрация американской мощи в ответ на отправку СССР искусственного спутника Земли. В рамках проекта была разработана ракета, послужившая прототипом баллистического носителя. В 1959 году проект свернули, так как поняли его абсолютную бесполезность. Определенное участие в проекте принимал и молодой Карл Саган — наиболее известный популяризатор астрономии. Вероятнее всего, именно он первым высказал мысль о бесперспективности разработок, что послужило началом конца «А119»