Resurrection

А если что-то пойдет не так? А если она, Усаги, налажает? А если эта Айно будет не так хороша, и все развалится?

Хорошо, что они не самые первые, и помимо них там еще прорва народу, конкурс все-таки.

По правде сказать, Усаги начала ходить в музыкальную школу по настоянию матери и потому что надоело быть посмешищем для Шинго. В школе у нее дела не слишком-то ладились, особенно с математикой и английским (все остальное еще можно было нормально пережить и даже заработать неплохие баллы), и она подумала, что…

Ну, а если хоть тут все выгорит?..

И ведь выгорело — Усаги сама поразилась тому, с какой легкостью ей далось музыкальное образование, она словно взлетела и пока даже не думала падать, потому что пока ты вдохновлена собственными достижениями — разве можешь ты упасть?

В конечном счете плюнув на все, Усаги быстро натянула легкий кремовый сарафан и махнула рукой — все равно перед выступлением переодеваться, а там… По обстоятельствам.

Если Мамору захочет пригласить ее прогуляться (чего ей втайне ужасно хотелось), она и в этом сарафане согласится, потому что сарафан — это же не главное.

На самом деле, Мамору ужасно понравился Усаги, и она на следующий день после их знакомства специально нашла время и заскочила в «Корону» в надежде его там застать, раз уж они с Мотоки оказались знакомы. И не прогадала, надо сказать. Наверное, потому что интуиция была тем единственным, что ее прежде никогда не подводило.

Мамору стоял у барной стойки и беседовал с Мотоки и еще с каким-то парнем, который выглядел немного постарше этих двоих. Высокий, смуглый и с белыми до седины волосами, этот новый человек явно не был японцем (впрочем, чего и удивляться, в последнее время в Токио было много иностранцев). Но соль заключалась в другом — в том, что он показался Усаги очень знакомым. Как если бы они не просто сталкивались прежде, а по меньшей мере не раз общались, пусть и не очень близко.

Но с такой же уверенностью, с которой могла бы сказать об этом, Усаги могла бы сказать и о том, что на самом деле никогда в жизни его не видела.

В общем, она пригласила на концерт всех троих (потому что не зря же пришла в «Корону» — на видеоигры в преддверии выступления не было времени, а есть не хотелось от волнения), чтобы не выдавать своего интереса к Мамору. И очень удивилась, когда тот, словно нехотя, но все-таки согласился, окинув ее при этом таким оценивающим взглядом, будто призывал не разочаровать его, раз уж осмелилась не только позвать, но и вообще взять в руки электрогитару.

И вот теперь… Теперь Усаги несказанно мандражировала.

На самом деле в том, что она решила играть на таком инструменте было просто… ну, следствием ее легкомыслия? Сначала она училась, естественно, на акустике, а потом все как-то пошло-поехало, когда ребята однажды сказали, что уж очень забавно мелкая и миловидная Цукино смотрелась бы на сцене со страшно разукрашенной электрикой. И Усаги подумала — ну, а почему бы и нет? И заодно стиль придумывать не надо — напялила бальное платье, взяла гитару в руки, и готово, ты рок-дива.

Но все оказалось не так просто, конечно. Впрочем, следовало ли ожидать того, что все окажется просто? Пф, только не в ее случае.

Усаги метнула взгляд на часы, тихо ругнулась и подхватила сумку. Она опять опаздывала.

***

Сложно жить, когда остаешься несуразной и неуклюжей даже в такие важные моменты в своей жизни, как музыкальный конкурс, результат которого может стать дальнейшим подспорьем в твоей учебе и… ну, карьере, наверное (хотя Усаги никогда не задумывалась всерьез над карьерой певицы — так только, мечтала в подростковом возрасте).

Усаги столкнулась со своей партнершей — Айно Минако — прямо около двери в гримерную, и они с дружным взвизгом полетели на пол.

Хорошо хоть шишек не набили, про себя сварливо посетовала девушка и завела глаза, поднимаясь.

Вот кто виноват в ее неуклюжести, кроме нее самой? Сколько можно было мечтать о пончиках и мороженом в парке с Мамору, если знаешь, что времени и без того в обрез?

Айно оказалась девчонкой понимающей и издеваться над ней не стала, за что ей большое спасибо. Напротив — она церемонно поклонилась, только поднявшись, и просияла улыбкой.

— Ты Цукино-сан, да? — поинтересовалась она легко, склоняя голову и рассматривая Усаги немного исподлобья. — Не возражаешь, если я буду тебя по имени звать? Так удобнее и короче.

Усаги кивнула.

— Тогда… Минако-чан, да? — она закусила губу, совершенно не зная, что ей с собой делать, и впилась взглядом в тонкую фигурку хорошенькой собеседницы.

Айно была очень похожа на нее — или это Усаги была похожа на Айно — но только… новая знакомая показалась девушке куда более… утонченной, наверное. В общем, она была очень и очень симпатичной.

— Просто Минако, — тряхнула золотыми волосами Айно. — И просто Усаги. Ладно? А сенсей права была, — она быстро обошла Усаги по кругу и удивленно хмыкнула. — Мы с тобой так похожи…

В гримерку — маленькую комнатку, забитую одеждой, которую им отвели для переодевания и наведения грима — Усаги почти втолкнули. Вырвали у нее из рук сумочку, бросив ее на стул, и поставили перед зеркалом.

Девушка придирчиво оглядела себя и вздохнула. Прическа слегка покосилась, и ее требовалось срочно поправить (хотя смысл, если волосы и так распускать), а сарафан слегка задрался, открывая колени.

Айно стояла рядом и рассматривала их отражения с удивительным энтузиазмом.

— Мы с тобой будем потрясающими принцессами! — заявила она уже спустя минуту. — Но для полного сходства надо поставить тебя на каблуки, — здесь девушка указала на свои туфли, — и распустить твои хвостики! Так что садись!

Усаги растерянно опустилась в кресло — скорее от неожиданности, чем действительно соглашаясь — и выдавила:

— А… а где Кацки-сан?.. Ведь она же должна…

— Она опаздывает, так что мы сами справимся, — бодро отозвалась Минако — и сноровисто начала расплетать ей волосы.

Они закончили с гримом и переодеванием быстро (и даже умудрялись напевать все это время каждая себе под нос), так что время на репетицию оставалось. Да и в общем-то как на репетицию…

Они двое должны были станцевать.

То есть… с гитарами, во время пения. Они играли роли отражений — это было просто приемом, имеющим мало отношения к самой песне, но Усаги с ее неуклюжестью постоянно казалось, что она облажается (да и шутка ли — выделывать такие фортели в длинном бальном платье, которое пусть и не пышное, но все-таки). Ведь Айно Минако была ловкой, гибкой — и совершенно идеальной.

И несмотря на то, что теперь внешне они представляли из себя словно бы близняшек (хотя такого просто не может быть — Усаги даже не представляла, что незнакомые люди могут быть так похожи), девушке все равно казалось, что она в чем-то хуже.

И она была не так уж и не права. Потому что когда они начали репетировать в небольшом зальчике, Усаги три раза споткнулась и чуть не пропахала носом пол, хотя раньше такого с ней не случалось. И это было ужасно, просто ужасно, хотя Минако делала вид, что не замечает ее оплошностей.

И когда они вышли на сцену со своим номером, Усаги обреченно подумала, что сейчас она все запорет — и с голосом, и с танцем, и с игрой.

И счастливый медиатор был единственным, что ее успокаивало.

Они пели про появление, исчезновение и возрождение. Про то, как долго придется тихо ждать в темноте и пустоте своего часа, и у Усаги дрожали руки — как в песне. Она словно не в силах была дотянуться до чего-то, и платье летало у нее между ног белым лучом, и мельтешило перед глазами лицо улыбающейся Минако, которая исполняла свою партию уверенно и спокойно, как будто была тем из отражений, которое ничего не боится.

И Усаги — боялась. Она падала, падала, падала куда-то, пока извлекала из электрики свою собственную партию, и изо всех сил старалась не облажаться в подпевании Минако, взявшей на себя главную роль.

И свет в песне таял, таял, таял, и Усаги казалось — она видит руины разрушенного белокаменного замка, объятого угрожающе-алым пламенем. И ей казалось — она видит что-то совсем не по тематике песни.