Resurrection

И, вне сомнения, он был смел.

========== Act 11 ==========

***

Усаги не знала, куда деть себя от смущения. То ли она была слишком слепа в своей неожиданной влюбленности, то ли Мамору действительно… делал ей знаки внимания. Нет, он… они ходили вместе в кино, и он вел себя как настоящий принц, но это все было вроде как по-дружески. Или — не очень.

Усаги не слишком-то разбиралась в этом, потому что никогда ее не приглашали куда-то действительно понравившиеся ей парни, а потому приходилось краснеть, кусать губы и улыбаться, когда они с Мамору нечаянно сталкивались руками.

Хотя, надо сказать, сам Мамору тоже вел себя не слишком уверенно. Они говорили много — в основном о музыке, — но он… словно присматривался к ней. Вглядывался в ее черты, склонял голову набок и наблюдал за ее движениями — и улыбался иногда, как будто вспомнил что-то очень хорошее.

Неудивительно, что на фоне всех этих улыбок, переглядываний и предложений подвезти до музшколы Усаги начали сниться всякие сны. Они ей и раньше снились, на самом деле — в них было много танцев, смеха и летящих платьев, — но это… это было что-то совсем другое.

Ей снился Мамору. Черный доспех, растрепанная челка, плащ с кровавым подбоем, меч на перевязи — и полные восхищения глаза. Обращенные на нее.

Они стояли на открытой галерее, из окна которой был виден купающийся в ночном серебре сад, и он гладил ее по руке, ласковый и спокойный, смотрящий так, как никто никогда не смотрел.

Как Усаги мечтала, чтобы на нее так посмотрели когда-нибудь.

Но сны — это было одно. Гораздо интереснее было то, что происходило с ней наяву. И не только с ней. Когда к ним подошла в кафе девушка по имени Хино Рей и сказала, что они — перерождение, реинкарнация, избранные, — она заметила, как покрылся инеем в руках у Ами мобильник.

Кроме прочего… у Мако в квартире была целая оранжерея, и ни одни не цвели цветы в свое время — всегда раньше срока, Минако буквально примагничивала взглядом мужчин, а сама Рей видела человека насквозь, стоило ей только взять его за руку.

За собой Усаги чего-то очень особенного никогда не замечала. Да и то сказать — что нужно при таких подругах? Разве что быть стабилизатором чужих способностей (спасибо Ами за умные словечки и сезде-манге — за шаблон), но и только. Интересно было только одно: знал ли дернувшийся и ищущими глазами уставившийся на нее Мамору о том, что в другой жизни они были кем-то… очень близкими?

Усаги жутко покраснела, когда Кайдо вскользь заметил, что короны идут ей больше восточных диадем, и что если ты используешь в бою бумеранг — будь готов, что он к тебе вернется.

Это было странностранностранно.

Но еще страннее было то, что Кайдо морщился, когда она называла его по имени, и куда охотнее откликался на ленивое «Жадеит». Сама Усаги совершенно не представляла, как ей откликаться на торжественное «принцесса Селенити», и не верила в происходящее до конца.

Кто же знал, что до конца ей верить было не слишком и нужно?

***

— Знаешь, я даже не думал, что все так повернется, — они сидели в парке, и Мамору задумчиво потягивал кофе из банки. — В смысле… — он растерянно усмехнулся, — я же просто нашел твой медиатор. И все. Как так вообще вышло, Цукими Данго? Ведь я никакой не принц, — его прорвало на смех. — Я вообще даже не знаю, кто я.

Усаги пожала плечами, глядя перед собой и в задумчивости жуя закушенную губу. Они пришли сюда после очередной напряженной встречи в храме у Рей и теперь, кажется, оба не знали, как вернуться в привычную колею, потому что иначе уже перешли бы к шутливым пикировкам.

— Не знаю, — вздохнула девушка в итоге. — Я склонна верить, — тихо призналась она, — но не совсем.

Мамору склонил голову к плечу, снова вглядываясь в нее — голодно, ищуще, понимающе — и вскинул бровь:

— Это как?

— Не по отношению к себе, — пояснила девушка. — Я видела, что случается с другими, знаешь ли. Мина, Мако, Ами, Рей… Они все очень особенные, — она слегка улыбнулась. — А я обычная, понимаешь? Ничего такого во мне совершенно нет.

Мамору смотрел и смотрел, пока она говорила, и ей казалось, он неотрывно наблюдает за тем, как движутся ее губы, и как приливает кровь к следам на том месте, где она прикусывала. А когда она замолчала — мотнул встрепанной челкой в знак отрицания и неожиданно произнес почти что благоговейно как-то, как завороженный:

— Неправда. Ты очень особенная, Усаги. Ты просто не замечаешь.

Это был первый раз, когда он назвал ее по имени. И это было так на него непохоже, что от неожиданности Усаги дернулась.

— Это чем же таким? — рассмеялась она неловко. — Мужчин взглядами не притягиваю, будущего не вижу, с цветами не разговариваю, супер-интеллектом не обладаю… — она бы еще продолжила перечислять, но Мамору снова мотнул головой — и внезапно коснулся ее руки. Погладил ладонь кончиками пальцев, чуть улыбнулся — почти утомленно, почти пришибленно, как будто только что слушал свой любимый тяжеляк, но теперь у него болит голова — и заявил:

— У тебя голос особенный, дурочка. Знаешь, как завораживает? — Усаги замерла, глядя на него во все глаза, но он только кивнул. — После разговоров с Рей держать себя в руках очень сложно. Но тебя очень приятно слушать, ты успокаиваешь. Поверь мне, — его улыбка вдруг стала горькой, — я знаю.

Он продолжал гладить ее по руке, и Усаги боялась двигаться. Сидела и чувствовала, как расползаются по телу мурашки от этих прикосновений. Каких-то как будто знакомых, но забытых прежде на долгое время.

— Знаешь, — неуклюже попыталась перевести тему она, — я тоже не думала, что все так получится. Ты мне просто понравился, и захотелось тебя блинчиками угостить.

Глаза Мамору странно загорелись — какой-то незлой насмешкой, — и парень прищурился. И тут только Усаги поняла, что сказала.

— Значит, понравился? — уточнил он легко. — Встрепанный студент, у которого в голове формулы, а на языке — гадости?

Усаги прыснула, чувствуя, как идет красными пятнами шея, и невольно сжала руку в кулак. Просто для того, чтобы успокоиться. Ее тут же ласково погладили по резко проступившим костяшкам, будто стремились умерить смущение, но этот трюк не сработал.

— Я не за гадости, — усмехнулась она негромко. — Я за глаза. Синие-синие. Мне такие глаза раньше снились, когда я была помладше. Глаза — и колкости. А еще — скомканные листы с тестами. И на самом деле я действительно хорошо метаю бумеранг, — здесь Усаги снова вспомнила слова Кайдо (Жадеита) и покраснела. — Наверное, именно поэтому я склонна поверить Рей.

— И довериться малознакомым парням, которые хотят провести ритуал какой-то? — Мамору подозрительно скривил губы, колюче глядя перед собой и словно готовясь от чего-то обороняться, но быстро взял себя в руки. — Не думаешь, что они какие-то… ненормальные?

— А как ты можешь знать, что сам не такой же? — Усаги отвела глаза. — Ты ведь сам сказал — даже не знаешь, кто ты. Теперь вот и я не знаю… — она дернула уголком губ в улыбке. — На родителей никогда ни в чем не была похожа, странная, какая-то как подброшенная. Хотя мать любит меня ужасно… Вот только как я в средней школе училась не помню — провал вообще. Раньше меня это не очень-то волновало, мои оценки сейчас редко опускаются ниже восьмидесяти, но ведь… я кому-то обязана этим, нет? Кто-то меня научил, — она перевела на внимательно вслушивающегося в ее голос Мамору задумчивый взгляд. — Я думаю, что Ами.

Наверное, этого было слишком много для одного раза. Она не была готова рассказывать о себе так много. Она могла сказать, что у нее комната дома у родителей в розовых тонах, и этот розовый ей в один момент ужасно опротивел, а потому она, не мелочась, решила съехать. Она могла сказать, что ей нравится ездить с Мамору на байке, а еще — что она больше любит клубничный джем, чем сливовый. Но, пожалуй, не больше.

Интересно, если у всех у них есть какой-то дар, то какой достался Мамору?