Страница 3 из 14
Лиза отчаянно пыталась успокоиться. Придумать хоть что-нибудь, что выглядело бы логично и не разрушалось критикой. На самом деле пёс рычит далеко и громко, просто стены приглушают и искажают звук, поэтому кажется, будто он порыкивает в гостиной. А тётя Тоня может просто лунатить. Она же старая!
Такие объяснения выглядели откровенно бредово, но лучших придумать не удалось. Пойти и проверить, что там такое шумит в гостиной, было бы логичнее всего, но одна только мысль об этом внушала Лизе такой ужас, что она бы предпочла поверить в Бога и провести остаток жизни, замаливая грехи своих безбожников-родителей, чем высунуться из комнаты.
«А может, у меня просто глюки от бессонницы…».
Это звучало унизительно, но успокаивающе. Тётя Тоня, скорее всего, так и сказала бы: ты, деточка, просто устала, вот и слышится всякое. В комнате стоят иконы, они защищают, никакая нечистая сила не может проникнуть. Так что иди спать и не придумывай.
Но спать пока нельзя. Слишком рано. Заснёт сейчас — снова увидит скорбные лики родителей с чёрными глазами. Господи, смерть родителей, сны, ещё скрип и рычание эти, за что ей это всё?
Я начинаю сходить с ума, пробормотала Лиза и вернулась к прохождению очередной мобильной игры, стараясь не обращать внимания на жуткие звуки из гостиной.
Звуки утихли через пару часов, но заснуть этой ночью ей так и не удалось.
Когда с утра Лиза, усталая, сонная и чувствующая себя совершенно больной, нашла в себе силы выплестись из комнаты и добрести до кухни — завтракать, — тётя Тоня, уже успевшая встать, одеться и помолиться, встретила её укоризненным взглядом.
— Лизонька, — заявила тётка тоном оскорблённого достоинства, — ты думаешь, что я глухая? Что за шум ты устроила этой ночью?
— Какой… шум? — обмирая, пробормотала Лиза. Сердце снова заколотилось как бешеное, дыхание перехватило. Если звуки издавала не тётя Тоня и они не были плодом её воспалённого воображения, то что это было?
— Из гостиной. — Тётка поджала губы. — Мало того, что твой топот не давал мне уснуть, ты ещё и икону уронила! Мало тебе было вечернего богохульства?
— Я не выходила из комнаты, — тихо ответила Лиза. — Не понимаю, о чём вы. Может, ветер?
— Ветер? С лоджии? — тётя Тоня фыркнула. — Ветер не умеет скрипеть половицами, даже если бы это был он. Так что хватит врать. Ложь — большой грех, тем более ложь родным.
— Это была не я! — Лиза почти закричала. Мало того, что нечто шумит у неё под дверью, так её ещё в этом обвиняют? — Понятия не имею, что это было, я тоже слышала звуки, но думала, что это вы!
— Глупости. С чего бы мне так шуметь? Я, если ты не заметила, обычно хожу тихо.
Тётка была непримирима. И совершенно точно ей не верила.
— Впрочем, — голос тёти Тони смягчился, — я могу тебя понять. Тебе, говоришь, страшно по ночам? Вышла, наверное, чтобы не бояться, а врёшь из стыда. Не переживай, девочка. Я тебя понимаю.
— Поверьте мне, — прошептала Лиза и опустила голову. Бесполезно. Эту стену ей не пробить.
Тётя Тоня вздохнула.
— Я поставлю икону у тебя в комнате. Пусть охраняет твой сон.
Отлично. После всех кошмаров с иконами только этого ей и не хватало.
— Не стоит, — быстро сказала Лиза, но было уже поздно.
— Вернёшься из школы — поучу тебя молиться. В твоих страхах и горе нет ничего постыдного, а молитва поможет тебе смириться с ними. В конце концов, пора тебе приобщаться к Священному Писанию.
Лиза промолчала и принялась за еду. Переубеждать тётку — себе дороже. Глядишь, ещё на что похуже молитвы намотается. А икону можно будет спрятать или закрыть.
Но, несмотря на все попытки убедить себя, что ничего плохого не происходит, Лиза не могла отделаться от липкого страха, поселившегося где-то на задворках сознания. На душе скреблись кошки, и где-то в глубине души Лиза осознавала, что с этого дня ей больше никогда не будет спокойно в доме тётки.
Так и вышло.
========== III. Замолчи ==========
Антонина Петровна была довольна собой. Воспитание сироты, зашедшее было в тупик, сдвинулось с мёртвой точки, и её усилия по прививанию девочке христианских ценностей не пропали даром. Вот уже десять дней, как Лиза, такая своевольная и упрямая изначально, покорно молится перед иконами, придя из школы. На вечернюю молитву она по-прежнему не соглашается — а жаль, Господь не обделил бы вниманием девочку, страдающую кошмарами, и послал бы ей желанное умиротворение — но и того, что уже есть, пока достаточно.
Конечно, ей пришлось проявить твёрдость — ввести правило «кабель от ноутбука получаешь только после молитвы», за которое Антонина Петровна до сих пор себя втайне грызла, боясь, что девочка продолжает возносить хвалу Христу только из страха потерять компьютер. Впрочем, правило она уже два дня как отменила, а молиться Лиза продолжает, значит, дело пошло на лад, и девочка сама ощутила, как очищает душу обращение к Господу.
Сейчас Антонина Петровна размышляла, какую икону стоит поставить в маленькую спальню. Лиза родилась в ноябре, и сначала Антонина хотела купить ей именную икону Елисаветы Праведной, святой покровительницы девочки. Но позже вспомнила страшную вещь: Лиза, рождённая в семье атеистов, была некрещёной, и потому Елисавета не могла быть её хранителем.
Думать о крещении девочки Антонине Петровне не хотелось. И так было понятно, что выращенное безбожниками дитя придёт в ярость при одном намёке на прохождение таинства. Хотелось верить, что со временем девочка дозреет до этого решения, но пока что… было слишком рано. Слишком рано. А заставлять Лизу Антонина не хотела: покрестить младенца — это ладно, но во взрослом возрасте решение должно быть принято добровольно. Да и не получилось бы её заставить. Переубедить — возможно, но на это понадобится время.
Поэтому пока что Антонина Петровна остановилась на иконе Божьей Матери «Умягчение злых сердец», решив, что сила этого образа поможет девочке смягчить свою непримиримость и быстрее проникнуться христианской верой. Лизе она о своём решении пока не говорила: боялась, что девочка воспримет икону в спальне в штыки, и тогда переубедить её будет уже невозможно. Лучше будет поставить девочку перед фактом. Тогда она будет вынуждена принять икону, а со временем проникнется её благотворным влиянием и сама обрадуется тому, что изображение лика Богородицы стоит у неё в комнате.
Девочка задерживалась. Обычно в это время она уже была дома: обедала, молилась или сидела у себя в комнате, закрывшись от тётки. Антонина Петровна слегка беспокоилась — не случилось ли чего? — но до полноценной тревоги было ещё далеко. Лиза могла задержаться в школе или уйти гулять с подругами… Главное — чтобы держалась подальше от мальчиков. Путаться с противоположным полом в её возрасте и социальном положении было неприемлемо. Надо будет провести с ней воспитательную беседу, отстранённо подумала Антонина Петровна, а то мало ли чего случится.
Входная дверь скрипнула, открываясь. Ну наконец-то вернулась.
Лиза скользнула в свою комнату быстро, почти беззвучно. За эти дни девочка научилась ходить по скрипучим половицам почти так же тихо, как сама Антонина Петровна. Впрочем, скрипеть по ночам ей это не мешало — а скрипела она регулярно с того самого дня, как Антонина застала её за этим впервые. То ли не видит в темноте, куда наступает, то ли специально, зная о бессоннице тётки, дразнит её и мешает уснуть.
Как с ней всё-таки сложно…
Когда Лиза, уже переодевшаяся в домашнее платье, — штаны Антонина Петровна не любила и плохо реагировала на ношение их в тёплом доме (на улице ещё можно понять: холодно) — появилась на кухне, Антонина готовила. День был пятничный, постный, поэтому есть предполагалось рыбу и салаты. Иногда Лиза помогала тётке с готовкой, но в постные дни девочку к стряпне она не подпускала: та недолюбливала посты и всё порывалась приготовить себе что-нибудь скоромное. Не давать Лизе готовить в эти дни было проще, чем всё время следить за её поведением.
— Привет, Лизонька, — поздоровалась она с девочкой. — Почему так долго?