Часы бьют полночь

— Вылезем, — эхом отозвался он и вдруг рассмеялся, откинув голову назад, к батарее. Не радостно: нервно, почти истерично, наконец дав волю эмоциям, что копились внутри и не находили выхода.

В какой-то момент смех стал слишком похож на всхлипывания, и Оля перестала понимать, хохочет он или плачет. Или — и то, и другое?

Она так и не поняла, даже когда Женька снова поднял на неё глаза — покрасневшие то ли от смеха, то ли от слёз, но больше не мертвенно-пустые, как у куклы. Точно тонкая плёнка льда лопнула внутри, пошла мелкими осколками, что теперь блестели в глазах.

— С возвращением в мир живых, — тихо произнесла Оля и снова попыталась улыбнуться. Это была его фраза, и Женька прекрасно это помнил.

— Как давно я говорил тебе, что ты восхитительна? — поинтересовался он, вытирая лицо рукавом. — В смысле — неиронично.

— Никогда, — честно ответила она.

Женька привычным до боли жестом запустил ладонь в волосы, взъерошивая их на манер вороньего гнезда, и отозвался:

— А зря.

Оля хмыкнула и положила голову ему на плечо. Она чувствовала себя бесконечно усталой.

Ещё некоторое время они сидели молча, прислушиваясь к скрипам и шорохам из-за дверей, к гомону ребят, проходивших мимо, к суровому басу Жужелицы, что долетал даже досюда.

— У меня… кое-что есть, — спохватилась наконец Оля, вспомнив о том, что лежало в её сумке. Когда Фролов добился всеобщего внимания своим громким заявлением, она единственная не отвлеклась на него. Вместо этого предпочла под шумок подхватить с пола кое-что очень важное — пока его окончательно не растоптали. — Держи.

Женька моргнул, уставившись на неё. В руках Оли, завёрнутый в носовой платок, лежал его фонарик. Точнее, то, что от него осталось.

— Даже не думал, что когда-нибудь ещё его увижу, — он невесело усмехнулся, осторожно прикасаясь пальцем к осколкам пластикового корпуса. — Уже не починить, конечно, проще новый купить. А жаль.

— Не могу себе представить тебя без него, — тихо отозвалась Оля. — Этого фонарика с тобой только в нашу первую встречу не было. Тогда, на экскурсии.

Он кивнул.

— Стоило забыть его дома — и тут же влипли хрен знает во что. Так всегда. И… чёрт, я тоже не могу себе представить, как буду без него дальше.

Женька поднял на неё глаза, серые и тревожные, но снова живые — не пустые провалы, что видела Оля несколько минут назад.

— Ты же знаешь, что этот фонарик особенный? — серьёзно спросил он. — Вроде бы обычный, китайский, но… что-то в нём такое было. Он всегда их разгонял, даже тогда, когда не справлялось ничего другое. Ещё один мамин секрет.

Оля покачала головой, вспоминая призрачную Марину, тонкую и улыбчивую, с беззаветной материнской нежностью в глазах. Светлых и грустных, совсем как у него.

— Думаю, как раз секретов здесь не было, — ответила она.

***

Когда Оля возвращалась домой, уже темнело. Но рабочий день ещё не закончился, и главная улица города, залитая огнями фонарей, была безлюдна. Только тени шныряли туда-сюда да какая-то бабка-коробейница притулилась в уголке. И что она тут делает? Почему здесь, а не на рынке?

— Возьми шнурок, девочка, — закряхтела старуха, когда Оля проходила мимо. — Для телефона. К себе цеплять. Универсальный, для всех подходит! Не потеряешь!

Оля хотела возразить, что она не бабулька и не первоклашка, чтобы носить телефон на шее на дурацкой верёвочке. Глупо же выглядит и неудобно: болтается такая лопата на груди, бьёт по рёбрам. Но старушка продолжала трещать:

— Скоро у всех такие будут! Верёвочка регулируется, можно на руку повесить, когда держишь! А можно отпустить подлиннее, чтоб до кармана достал. Зато не вытащат и не выпадет. И недорого совсем, за сотню рублей продаю. Попробуй!

Почему-то перед глазами встала картинка из сна: смартфон, где хранится такая незнакомая, такая важная заметка, вылетает из рук и разбивается о камень платформы метро. Скользит вниз, падает в щель, на рельсы — и от воспоминаний остаются только осколки. Или всё было не так?

Неважно. Оля пришла в себя, когда уже протягивала старушке деньги и получала взамен странноватое, неприметное крепление на витом чёрном шнурке.

========== Межглавье ==========

В субботу людей в вагоне было немного. Понятное дело. Отдыхают после рабочего дня, стараются не залезать лишний раз в подземку, которая кажется такой приятной в первые месяцы жизни в Москве — а потом быстро надоедает. Оле надоела почти сразу. Но сделать с этим она ничего не могла: добираться до альма матер на автобусе было неудобно, да и не лучше они.

И с тем, что пары у них в субботу, тоже ничего не поделаешь. У единственной группы на всём потоке.

На родной конечной остановке в вагон зашла только она. Да ещё какой-то мужик: достаточно было скосить на него глаза, чтобы понять — не человек. Какая, впрочем, разница? Если Оля не будет обращать на него внимания, он не пристанет.

Она хотела было потянуться к телефону, чтобы скрасить унылость поездки чтением новостной ленты, но вспомнила: точно, его же больше нет. Выронила пару дней назад, когда выходила из вагона и зачем-то решила проверить заметки. И зачем? Смартфон выскользнул из пальцев, неудачно ударился о край платформы и полетел под колёса поезда.

Такое не починишь. Так что пока Оля ходила с простенькой «звонилкой» — единственным, на что хватило присланных родителями денег. Как пришлют ещё — купит новый. А скуку пока можно развеять и интересной книгой.

Она улыбнулась и полезла рукой в сумку. Стася, бывшая школьная подруга, рекомендовала ей эту книгу, когда та ещё была безвестным самиздатом и даже не существовала на бумаге. С тех пор утекло много воды: автор решилась напечатать тираж в издательстве, и теперь её лицо радостно улыбалось с твёрдой цветистой обложки.

А со Стасей они поссорились давным-давно, ещё даже до старшей школы. Почему-то Оля не могла вспомнить, из-за чего. Кажется, была какая-то неприятная история…

Какая разница? Сейчас, когда в поезде почти никого нет, не время думать о мрачных вещах. Оля потянулась к книжке — и очень удивилась, когда пальцы наткнулись на что-то ещё. Твёрдое, плоское и продолговатое.

Содержимое сумки показалось на свет, и Оля изумлённо моргнула. Что? Как, каким образом? Телефон, разбитый несколько дней назад, спокойно лежал рядом с книгой. Абсолютно целый, без единой царапинки.

Вокруг книжной обложки обмотался потрёпанный длинный шнурок, с другой стороны прикреплённый к смартфону.

— Что за… — прошептала Оля. Что ещё за чертовщина? Она же точно помнила, как телефон выскальзывает из рук и падает на рельсы! Или нет? Или в последний момент он качнулся и опасно повис над пропастью, закреплённый на шнурке? Или она так и не появлялась в салоне связи, а выходные провела, просматривая истории в ленте социальной сети?

Что-то шло не так. Одни воспоминания накладывались на другие. Только что Оля была убеждена, будто никогда в жизни не носила никаких шнурков для телефона — и тут вдруг вспомнила, что эта привычка появилась у неё в девятом классе! В том же девятом классе, когда они поругались со Стасей, в том же девятом классе, когда…

Она так и осталась сидеть с разинутым ртом, когда поезд, визжа тормозами, подъехал к следующей станции. Точно. Смутные воспоминания, что мучили её в последние дни. Связанные с чем-то, что произошло в её пятнадцать лет — и с кем-то, кто тогда был рядом. Что-то, о чём она совсем перестала думать, когда «потеряла» телефон.

Что-то, что она забыла и никак не могла вспомнить.

Подозрительный пассажир с соседнего сиденья обернулся и мрачно посмотрел на Олю.

========== Глава 16. Капкан ==========

Следующие несколько дней прошли как в тумане. Оля даже толком их не запомнила. Холодная атмосфера отчуждения, повисшая в классе, леденила кожу и мешала воспринимать действительность. Будто не жизнь — а очередной ноябрьский сон, тоскливый, как любая осень.

Её сторонились. Связи Оли с убийствами кошек никто так и не доказал, но ребята помнили, что она общалась с Женькой, и держались от неё подальше. Стася перенесла вещи на другой ряд. Место рядом с Олей осталось пустым: никто не хотел подсаживаться.