Страница 3 из 38
Вместо ответа Княжнин опустил маску.
Фехтмейстеру нужно было исправлять ситуацию: он пропустил уже три туше подряд, а нанес только одно. Поражение не входило в планы маэстро, оно хоть и порадовало бы публику, но, безусловно, повредило бы его репутации.
Теперь Лафоше не рисковал. Но и его соперник защищался очень внимательно. Вообще создавалось впечатление, что он так опасается получить укол, будто на конце учебной рапиры не «бутон», а настоящее острие. Звеня гардами, как бьющимися друг о друга фужерами, рапиры скрещивались, будто вязальные спицы, плетущие какой-то длиннющий чулок. И Лафоше при всей своей осторожности вновь угодил в эту мертвую четвертую защиту своего противника. Парад – рипост! Один – четыре!
Новый взрыв восторга в зале сменился напряженной тишиной. Все ждали развязки.
Фоше вновь приподнял маску и тут же ее опустил. Говорить не о чем, нужно фехтовать. Что ж, он тоже еще умеет извлекать уроки из своих ошибок… А как вам такая атака? Третья защита не так убедительна? Два – четыре. Снова недолгий хрустальный перезвон клинков, и опять маэстро чуть-чуть точнее: три – четыре! А ведь этот мсье Княжнин был прав – поначалу сказывалось то, что он более свеж, теперь, когда устали оба, верх берет мастерство фехтмейстера. Но соперник по-прежнему опасен. Сейчас снова бросится в свою флешь…
Четвертое туше маэстро нанес не по-гроссмейстерски. Увернулся, изловчился, ткнул навстречу. Хоть счет и сравнялся, за такой корявый укол самому было стыдно. Но Лафоше понимал, что еще более стыдно ему будет сейчас, когда соперник нанесет ему последнее, решающее туше. Обычно победный укол в такой ситуации наносит тот, кого догнали. Княжнин застыл в безупречной стойке, собранный и отрешенный от всего. А он, маэстро, даже не знает, что попробовать еще. Меньше всего на свете Лафоше хотел сейчас продолжать этот бой.
Именно в эту секунду появился повод оставить все как есть.
Поводов было даже два, и каждый из них стоил того, чтобы Бальтазар Фишер немедленно остановил поединок. Никто не вспомнил бы теперь, кто из двух посыльных, стоявших у дверей, появился раньше, они будто бежали наперегонки. Княжнин долго не мог понять, что ассо прервалось как раз из-за того, что оба курьера хотели незамедлительно видеть именно его, капитан-поручика егерской команды Преображенского полка Дмитрия Сергеевича Княжнина. Причем тот посыльный, который твердо намеревался выполнить свое поручение первым, был одним из личных адъютантов всемогущего фаворита императрицы Платона Зубова! К чему бы это?
Княжнин опустил рапиру и вопросительно взглянул на Лафоше. Тот развел руками:
– Продолжим наш славный поединок в другой раз. Поздравляю, вы великолепно фехтовали! – француз говорил это вовсе не из вежливости. Он смотрел на человека, по глазам которого больше не было нужды угадывать очередную каверзу, с неподдельным интересом. Ситуация его только подогревала.
Княжнин подошел к посыльным как был, в колете. Только маску и рапиру подхватил расторопный мальчишка-денщик.
– Вам надлежит незамедлительно исполнить сие предписание, – с важностью проговорил порученец графа Зубова, протягивая озадаченному капитану отяжеленный сургучом пакет. При этом из-под епанчи, на которой еще не растаял снег, открылся пышный аксельбант и красный артиллерийский мундир адъютанта, подчеркивающий, что приславший его всесильный фаворит – не только вершитель всех судеб в Российской империи, но еще и генерал-фельдцейхмейстер[3].
Ничего не добавив от себя и не дожидаясь, пока капитан Княжнин хотя бы вскроет пакет, красавчик адъютант покинул фехтовальный зал, потеснив в дверях другого посыльного. Тот позволил себе что-то недовольно буркнуть по-немецки. Этот не очень молодой господин в подбитой дорогим мехом шубе не был военным и субординацией подчеркнуто пренебрегал. Причина такого независимого поведения простого посыльного стала понятной, когда «немец» передал Княжнину маленькую, без конверта, записку, напоминавшую медицинский рецепт. Записка и в самом деле была от медика. И вес этот крохотный листок бумаги имел не меньший, чем тот солидный пакет, который Княжнин уже держал в руке. Значимости придавала ему подпись лейбмедика самой Государыни Императрицы господина Роджерса, уведомлявшего, что он готов принять Княжнина у себя завтра в десятом часу утра.
Княжнин все еще тяжело дышал. Запоздалая струйка пота побежала по щеке, и в ту же секунду смышленый Андрюха подал своему господину полотенце. Княжнин ничего не понимал. Вытерев пот, он вскрыл пакет в надежде хоть что-то прояснить.
В зале вновь зазвенели рапиры, но Княжнин даже не обернулся, чтобы посмотреть, кто из товарищей занял его место против маэстро. Капитан-поручику Княжнину предписывалось отправляться в Варшаву в распоряжение российского посланника и командующего войсками в Польше генерала Игельстрома с тем, чтобы обеспечивать его личную безопасность. Ехать следовало немедленно, разве что не в ночь, а на рассвете. Уже и подорожная была вложена в пакет.
Такая спешка, будто открыт заговор против нашего посланника, и без хорошего фехтовальщика Княжнина в Польше теперь никак не обойтись. Но на самом-то деле причина совсем другая. Все стало ясно.
Нынче, когда Княжнин со своими егерями стоял во внешнем карауле Зимнего дворца, его заметила государыня. На секунду – именно что на секунду – задержала взгляд и даже бросила фразу. Княжнин, стоявший смирно, как истукан, расслышал дословно:
«Какие бравые офицеры у нас во внешнем карауле! Вот этот- просто куколка!»
И все. Ведь обыкновенная шутка! Однако в укутанной в меха свите сделалось какое-то движение, кто-то еще что-то сказал тихонько, уже, конечно, не разобрать. Княжнин, хоть и не смел шелохнуться, ловил на себе любопытствующие взгляды. Государыня, не любившая мороза, уже шла дальше, а бывший при ней в этот несчастный момент встревоженный Платон Зубов все еще смотрел на статного капитана Преображенских егерей, и взгляд фаворита не сулил ничего хорошего.
Стало быть, кто-то шутку государыни всерьез воспринял и решил, что следует «бравого офицера» незамедлительно осмотреть лейб-медику. Для начала. Чтобы, ежели доведется «случай», по части физического здоровья нового фаворита сомнений не было. Но дабы никакого такого «случая» произойти не могло, граф Зубов поспешил, пока более ясного намека от императрицы не сделано, услать приглянувшегося ей преображенца в Варшаву. Спасибо, что не в Тмутаракань какую-нибудь.
Впрочем, Княжнин там уже был. Батюшка его строил крепости на южно-сибирском порубежье империи, направленный туда вместе с другими военными инженерами указом императрицы Елизаветы. Фортификационной работы хватило не на один десяток лет – границы империи тянулись на тысячи верст, при этом то и дело изменяясь. Там, в Сибири, Дмитрий Сергеевич и появился на свет, в этом суровом и всегда неспокойном краю прошли его детство и юность, там четырнадцатилетним мальчишкой, аккурат в год подавления Пугачевского бунта, он поступил на военную службу. И не на бумаге, как было принято у высшей знати, записывавшей своих годовалых чад в лучшие полки, а в самом настоящем эскадроне Колыванских драгун. И служба была самая настоящая, военная, та, на которой в любой день можно сложить голову. Всегда нужно было опасаться набегов джунгарцев, киргизов-кайсаков и прочих кочевников, некогда пополнявших непобедимое войско Чингисхана. Хватало на дорогах и лихих людей из беглых крепостных, искавших волюшки на окраинах империи.
Однажды эти разбойнички, отчаянные и безжалостные, захватили даже полковую казну вместе с артельными солдатскими деньгами. Тогда молодой корнет Княжнин на всю Колывано-Кузнецкую линию прославился тем, что с несколькими драгунами казну отбил. Часть денег злодеи успели передать киргизам за коней, на которых собирались убраться с Алтая еще дальше, так Княжнин отобрал полковые деньги и у киргизов. Только сам он гораздо больше этого своего «подвига» ценил то, что однажды ему удалось у тех же киргизов отбить из неволи двух солдатских жен, а в другой раз освободить беглых мужиков, хоть и «лихих» людей, но своих, православных. Итак, уже с юных лет наш герой сумел проявить в схватках, которых выпало на его долю немало, решительность и отвагу, свойственную настоящему бывалому воину.
3
Воинское звание, чин и должность главного начальника артиллерии в Российской империи и ряде европейских стран. Последний фаворит Екатерины II Платон Зубов получил этот чин в 1793 году в возрасте 26 лет.