Страница 28 из 38
Здесь же такие высокие ворота означали, что Иосель привел Княжнина не в обычный жилой дом, сдающийся в наем, а скорее в постоялый двор, при котором, к тому же, была устроена небольшая каретная мастерская. Вот и еще один пример того, что никому нельзя верить: какая уж тут тишина, когда в мастерской полно сезонной работы – все меняют зимние полозья на летние колеса. То-то Иосель старался забежать во двор побыстрее, чтобы попросить мастеровых не лупить кувалдой по железу, пока новый постоялец не внесет плату хотя бы за две недели вперед.
Впрочем, такие мелочи, как соседство с мастерской, Княжнину сейчас были безразличны, деловитый рабочий шум даже создает атмосферу хорошо устроенного военного лагеря. Сейчас ему был нужен только письменный стол.
Пожилой поляк, владевший мастерской и домом, назвал совершенно незначительную цену. Единственным условием было, чтобы офицер столовался где-нибудь за свой счет и, самое главное, уже не пускал бы в этот дом других русских. Недавно здесь расквартировали целую дюжину солдат, и еще один такой постой окончательно опустошил бы закрома этого дома. Когда хозяин проводил нового постояльца на второй этаж, у Княжнина исчезли все сомнения. Только что он два солидных лестничных пролета поднимался вверх, оценил вид из окна, дававший широкий обзор на предместье, потом прошел в смежную комнату, предназначавшуюся для прислуги, и вдруг обнаружил, что из нее есть выход во двор, причем спускаться вниз уже было не нужно. Прямо от порога начинался небольшой садик, уже свободный от снега и даже натужно зеленевший прошлогодней травой. Из-за того, что дом стоял на косогоре, квартира Княжнина оказалась с одной стороны на втором, а с другой – на первом этаже. Такое расположение ужасно понравилось Княжнину, юность которого прошла в основном среди плоских раздольных равнин. Представилось, как выбегает в этот садик непоседа Кирюша.
– Будь ласков, милейший, принеси мне бумагу и чернила, Иосель пообещал, что у тебя это найдется, – сказал Княжнин хозяину дома, крепкому старику, явно не чуравшемуся работы в своей мастерской. Андрюха, еще раньше угадавший решение барина, уже прыгал по ступенькам вниз сказать Селифану, чтобы волок сюда чемоданы.
Мебель в комнате была добротной, крепкой: ежели здесь могут заменить рессору в карете, то и стулья с кроватями шататься и скрипеть не будут. Был и письменный стол, и неожиданно симпатичная картина с душевным местным пейзажем висела над ним: берег реки, роща и небольшой фольварок с четырехскатной крышей.
– Иосель, сколько я тебе должен? – спросил Княжнин у своего фактора, сменившего в комнате хозяина, который отправился за письменными принадлежностями.
– Ни одного денария[23]! Пока Иосель еще ничего не заработал, кроме расположения ясновельможного господина. Вот когда я действительно сделаю вам услуги (а раз я теперь ваш фактор, так я вам их непременно сделаю), тогда вы и явите свое великодушие. Ведь вам нужно будет делать покупки, так я все вам доставлю, я каждое утро, кроме субботнего, буду ждать ваших распоряжений. А если к вам, положим, приедет жена, так я пришлю к ней свою Соломею, которая предложит самые модные наряды, коих вы не сыщете в самом Петербурге. Когда вы делаете покупки, Иосель зарабатывает свои гроши, и я не делаю из этого никакого секрета…
– С чего ты взял, что ко мне должна приехать жена? – перебил Княжнин.
– Я просто вижу, какой вы степенный господин, а для такого господина полагается, чтобы рядом была супруга…
– Ежели ты так ловко все угадываешь, господин виленский оракул, так скажи мне: не опасно ли мне привозить сюда жену и ребенка? Не случится ли здесь какой-нибудь бучи супротив русских?
– Я только бедный еврей, а не господь Бог! Про то, что вы спрашиваете, лучше меня должен знать главный русский генерал, так он никакой такой бучи не боится. И все русские офицеры гуляют на Антоколе в полное свое удовольствие, а скоро станет совсем тепло, так что и жене вашей здесь понравится, особенно когда она увидит, какие обновки принесет ей Соломея…
– Вот что, – перебил Княжнин. – Когда я напишу письмо, снесешь его на почту и возьмешь с собой моего денщика Андрюху. И по дороге все ему покажешь – где что покупать, где квартира генерала Арсеньева, где поблизости трактир с приличной кухней, и прочее. Андрюха запомнит. Это на случай, ежели мне что-то будет нужно, когда тебя вдруг не окажется за дверью…
– Все разумею. Благородному господину не хочется всякий час видеть возле себя еврейскую физиономию, – Иосель говорил это не то что безо всякой обиды, а будто предлагая еще и такую услугу – избавление «благородного господина» от необходимости всякий час его созерцать.
– Ты, хитрец, говоришь, что я тебе ничего не должен, так значит, получи вперед, – снова перебил Княжнин и вложил в ладонь своего фактора целых три злотых, после чего Иосель наглядно показал, что, когда его не хотят видеть, он может буквально растворяться на глазах. Только Княжнин снова его остановил:
– Скажи, Иосель, а не мог ли я повстречать тебя в Варшаве?
– Никогда не был дальше Городни. В Польше не привечают евреев. Так же, как и в вашей Московии, простите, ясновельможный. В Минске еврею теперь не только не разрешают носить пейсы, но и берут с него двойной налог, даже если этому еврею всего один год от роду…
– Все, Иосель, ступай.
Письменные принадлежности уже лежали на столе, а Андрюха принес кувшин с водой, чтобы умыться. Действительно, это было очень кстати, хотелось сесть за письмо с чистыми руками.
И лист очень долго оставался чистым. Потом, после первой же размашистой строчки, был безжалостно смят и брошен на пол. Потом Княжнин долго сидел над уже написанной фразой: «Лиза, не приезжай», не зная, нужно ли в ней зачеркнуть частицу «не». В конце концов разум взял верх над чувствами. А разум говорил, что письмо нужно написать и отправить как можно скорее. Фразу, ставшую камнем преткновения, можно смело закончить словами «…в Варшаву». И батюшка Лизонькин прав, нужно повременить хотя бы до Пасхи, тогда не только с дорогами станет лучше, но и прибавится ясности – сохранится ли в крае спокойствие, или нужно ждать чего-то нехорошего, кровавого. Спокойствия-то уже нет, вряд ли Протазанов в своем письме что-нибудь сильно преувеличивает. Княжнин черканул несколько слов и ему. На случай, если Лиза все же приедет в Варшаву, не успев получить известия, что у мужа поменялось место службы, он просил товарища встретить ее, устроить и взять на себя заботу о ней.
Наконец, Княжнин запечатал конверты, и тот, что для Лизы, даже сентиментально поцеловал. Иосель вместе с приставленным к нему соглядатаем Андрюхой побежали на почту. Княжнин не мог доверить свою корреспонденцию первому, в кого он наугад ткнул пальцем. К тому же не покидало ощущение, что этого Иоселя Хиршовица, или кого-то очень на него похожего, неделю назад Княжнин видел в Варшаве выходящим из покоев Игельстрома…
До заката оставалось еще часа два, и Княжнин, хоть в последние недели у него изрядно отбили служебного рвения, все же счел себя обязанным уже нынче явиться на доклад к генералу Арсеньву, командиру Виленского гарнизона. Он решил, что найдет его квартиру сам, Гарновский ведь сказал, что это где-то в начале Замковой улицы.
Андрюха, не теряя даром времени, успел подготовить парадную форму и до блеска начистить сапоги. Осталось облачиться в обшитый золотым галуном зеленый мундир да повязать белый галстук. Поверх мундира вместо надоевшей зимней епанчи уже можно было надеть сюртук. В комнате нашлось зеркало, большую часть которого занимала мощная, как и все в этом доме, рама. Княжнин вытянулся перед ним смирно, так, что при этом встрепенулись и попытались куда-то улететь идеально белые перья на шляпе, и, отбив каблуками две барабанные дроби по лестничным пролетам, сбежал вниз.
Лошадь его была уже расседлана, но Княжнин как раз собирался пройтись пешком, улочки Вильно располагали к тому, чтобы прогуливаться по ним неторопливо. Только при этом нечего было и думать о том, чтобы сохранить сапоги чистыми. Не беда, при здешней предприимчивости было бы странно, если бы поблизости от генеральского дома не было чистильщика обуви.
23
Денарий, в эквиваленте равнявшийся 0,06 г серебра, составлял 1/8 часть серебряного гроша, в свою очередь составлявшего 1/4 часть злотого.