Страница 6 из 8
Распахнув ее, Эдвард зашел в полутемную небольшую комнатку. Там под мелодичную музыку "Рамштайна" и не менее мелодичное сопение Годзиллы сидел и попивал ароматный чаек Андрей Джонович.
– Проходи, присаживайся. Поговорим, – Старался казаться учтивым и гостеприимным Андре. Он указал взглядом на свободный стул.
Эдвард присел и, глядя на чайник, вопросительно вытянул шею.
– Да, да, да. Можешь налить. Баранки бери в прикуску. Годзилла, передай продукты.
Баранки оставляли желать лучшего, но за неимением бутербродов с икрой сгодились и они. Утолив первый голод чуть ли не ценой зубов, Эдвард все-таки решился спросить Андре о причине своего вызова.
– Ну, чего скажешь? Зачем звал?
– Слышал я о твоих поисках спонсорской помощи в деле прокладки нового пути и уничтожения старого методом засыпки и закладки временно отслаивающихся и подкрепляющихся на участке, обрабатываемом почвенно заземляющихся и непосредственно углубляющихся…
– Сам-то понимаешь, чего говоришь? Цицерон…
– Короче, денег хочу вам предложить. Вы ж колодцы хотите копать? Вот я вам денег и дам.
– Вот так просто дашь или чем-то обязаны будем?
– Нет, обязаны не будете. То есть будете, но… не будете, в общем. Короче, слушайте: дам я вам посылочку. Почему именно вам – потому что доверяю безмерно. Надо будет довести эту посылку до адресата и только до него, – томным голосом нашептывал Андре, порываясь постоянно вскочить и обнять Эда как родного.
– Что за посылка? – спросил Эдвард, ловко уворачиваясь от объятий, чем вызывал у новоявленного дона нервный тик. – Объясни, не таясь.
– Сейчас объясню. Держи. Смотри. – Андрей Джонович прошуршал под столом и извлек кусок белого стекла. Указав на него пальцем, он нарочито продолжил: – Это алмаз чистой воды.
– Очень чистой?
– Чистейшей. Стоит очень много. И только тебе я доверяю его. Никто и никогда не смог бы завоевать моё доверия, как ты. И потому я вручаю тебе этот алмаз. Сейчас в моей жизни произошел тактический пересмотр ценностей и сущностей. И для того, чтобы повысить свою значимость в этом мире и отказаться от материальных значимых ценностей, вызывающих судорожное желание…
– Какое желание?
– Судорожное… желание. А что? Что-то не так?
– Да нет. Продолжайте, – Эдвард слушал пафосную речь и думал о счастливом Зуле, оставленном за дверью и освобожденном слушать весь этот феерический бред.
– Ну вот, значит. Беспокойных и судорожных. Короче, отвезете по адресу и получите денег. Билеты и командировочные выдаст Филипок. Филипок! Слышишь? Выдашь билеты и командировочные.
Для Филипка, который стоял у двери и слушал пафосные речи патрона, предыстория заканчивалась не очень радужно. Сложилось неотвратимое впечатление того, что кто-то, но не они с Годзиллой, заработает кучу денег. И от этого было плоховато на сердце и на душе. Но в ответ пришлось кивать, соглашаясь со всем.
– Хорошо, выдам. Все.
Эдвард поднялся со стула и, завернув в лежащую на столе газетку "алмаз", вышел в коридор, где под хвостом синей русалки спал Зуля. Аккуратно ткнув его локтем в бок и дождавшись, пока товарищ разомкнёт веки, Эд устало произнес:
– Пойдем. Там все расскажу. – И вытолкал Зулю на улицу.
– Нет, шеф, вы, конечно, фигура сугубо самостоятельная и без сомнения подкованы на всякого рода «поганках». Но когда по вашему желанию мимо нашего рта проплывает кусок белого хлеба с шоколадным маслом, мы на это смотрим отрицательно. Правда, друг? – возмутился Филип, как только авантюристы спешно покинули злачное заведение.
Но друг не отозвался на вопрошающую речь. Он стоял очарованный и смотрел в дальний угол комнаты, где толстый мохнатый паук под хрип садиста из Рамштайна давил зеленую навозную муху. Короткий ласковый удар в бок вернул жулика в реальность. Годзилла икнул и прохрипел:
– Да… Шеф… Масло… м-м-м… рот… друг… А на фига это всё надо? – сжав кулаки и выпятив от непереносимой обиды нижнюю губу, он опять вперил безумный взгляд в угол комнаты, забыв обо всем на свете.
– Ну что ж, видно, настало время рассказать вам о масле, о бутане и о бесконечных очередях в мексиканское посольство желающих получить вид на жительство в скромной и благополучной стране. – Андрей Джонович слегка прослезился, но, подавив в себе эмоции, продолжил: – Хотите заработать денег на жизнь? Вижу, что хотите. Я тоже, к счастью, этого хочу. И не машите бестолковой репой, Филип. В этой жизни все решения принимаю я. А вот когда вы будете на моем месте… но вы никогда там не будете. Но если будете, то решение останется за Годзиллой… Да что он там стоит, как статуя? Пните его, а то мне надоело орать в пустоту.
Но озадаченный Филипок не решился снова приложить Годзилле, потому просто толкнул его легко в плечо.
– Продолжайте, шеф. Он все слышит.
– Ну, вот, значит. Масла нет. Тьфу ты!
– Мы чего, масло повезем? Вот что за день такой! Сначала двум кексам заработок в виде стекла непонятного отдали, потом выясняется, что надо везти непонятно что непонятно куда. И этот убогий тут стоит, хоть бы слово сказал. – Филипку даже захотелось выругаться матом на Годзиллу, но, судя по тяжёлому дыханию, тот вконец пришел в себя, и поэтому грек не решился испытывать судьбу.
– Да нет, друзья мои суровые. Ни пропан, ни бутан не причём совершенно. Причём тут как раз-таки эти два кекса, как позволил себе выразится Филип, которым я впарил под видом необработанного алмаза кусок стекла с фабрики имени пса Алого и его верного помощника Карацупы. И они купились. В их обязанность будет входить доставка этого камня по назначению в определенный пункт. От вас же требуется негласное их сопровождение с последующим изъятием путем банальной кражи этого никому не нужного стекла.
– И чо? – подал голос тезка умершего ископаемого.
– А вот тут-то и самое главное, – Андре ласково, но с отвращением обнял союзников за потные плечи и зашептал: – Вы же знаете, что они два миллионера подпольных, чёрт их возьми. Вы же знаете, какой кэш они сорвали с этого Пизанского туалета. А куча навоза за конюшней? Она им тоже принесла кое-какие дивиденды. А билеты на Луну? Сколько было желающих? Только ты, толстомясый, отнес туда все деньги нашего фонда «Тайга для Лыковых, и не только». Не помнишь? Я помню! А бесплатные туалеты в лесу? Нет, это не они. Это ты Филипок мне предложил. А я, дурак, купился. Ладно. Это почти в прошлом. В настоящем другое. Вы значит, украдаете. Ну, воруете стекляшку. Они являются ко мне, не выполнив задачи поставленной. Я обязываю их мне заплатить. Вот и всё! Миллионеры – без денег, а вам – доля малая, слава и почет. И не надо ни о чём думать, и им, и вам билеты я уже взял. Выезд завтра. Помыться, побриться, горькую не пить. Завтра «как штыки» на вокзале, дышите в спину двоим фраерам. Поняли?
– Чего ж не понятно-то, – с тоской на лице протянул грек. – А при чем здесь Бутан-то?
– Эх, други мои ситные, – с вожделением и лаской заговорил Андре. – Я ж по нации не американец какой-то, не туземец с острова Пасхи. Я кровью своей чувствую родство с неизведанным народом. Бутанянин я! Или Бутаниист. Не могу ещё правильно сказать. Получим миллионы за стекляшку, соберу вещи и в путь. Море там есть, наверное, буду на море жить, ни о чём не думая.
– А если нет моря-то?
– Как нет? Море везде есть! Даже в Польше. Знамо дело.
– А какое там море-то? – переспросил Годзилла, торжественно икнув. – В Польше?
– Как какое? Чёрное, конечно. Хорошее море!
Выслушав нотации, два бедолаги поплелись приводить себя в порядок перед дальней дорогой. А в это время два других бедолаги обсуждали внезапно явившееся счастье в виде нелепой стекляшки и столь же нелепой поездки
–
– Ну что, мой милый старинный друг, – произнес Эдвард задумчиво, прищурив взгляд, направленный в противоположенную от Зули сторону. – Сведем дебет с кредитом и посчитаем сальдо. Так, в наличии у нас: А – Стекляшка, неизвестной и непонятной пробы. Б – Конверт, судя по толщине, напичканный билетами и деньгами. В – Хитрющая рожа нашего работодателя.