Страница 2 из 8
В этом крайне неудобном и даже опасном образе жизни виновата была мечта, пустившая корни еще в босоногом детстве, с годами выросшая прямо-таки в пламенную страсть.
Наш герой рос любознательным и абсолютно бесстрашным ребенком. Благодатное сочетание этих двух качеств время от времени наталкивало родителей на мысль, что с таким задором сынок долго не протянет и, может, стоит придушить мерзавца прямо сейчас, чтоб не мучился.
Тятенька, обладатель громадных кулаков и такого же размера души, закусив после третьей, пророчил отпрыску или великое будущее, или преждевременную кончину: "Ты у меня, Никанорка, хоть и бестолочь, но любопытство имеешь. Считай, Ломоносов. Михал… Как его?! Сергеич....", – выпивал четвертую, хрустел огурчиком и резюмировал: – "Ждет тебя великое будущее. Ученым станешь… или сдохнешь под забором, идиот!"
Сынок же, после противоречивого папенькиного прогноза, не мучился туманностью предсказанного, а немедленно мчался дальше, чтобы сунуть свой нос "куда не следует".
Судьба юного Никанора определилась в высшей степени нелепо и неожиданно. Одним теплым августовским вечером, он, накушавшись недозрелых слив, был вынужден торчать в отхожем месте, пролистывая потрепанный номер безымянного журнала. Там и попалась ему на глаза роковая статья про китайский древний орден.
В ней самым занимательным образом рассказывалось об искателе приключений, который в поисках редкой золотой монеты и других ценных, а главное – ликвидных! антикварных вещичек, побывал в сотне стран и исплавал десятки морей.
Но последние страницы истории были утеряны, и по всему выходило, что тот горе-путешественник ничего не нашел, а значит, сокровище еще лежит на своем месте, дожидаясь Никанорова прихода.
Идея поиска клада поразила в самое сердце и завладела им полностью, как первая любовь.
Довольно скоро стало очевидно, что это дело требует серьезной теоретической подготовки.
Молодой человек зарылся в книги и справочники, собирал слухи и версии. Информация стоила денег. Чтобы добыть необходимые средства, Никанор сдавал макулатуру, металлолом и пустые бутылки. Сбыл даже бабушкин старинный самовар. Правда, родственники не считали эту сделку коммерчески успешной: заплатили ему за семейную реликвию, как за медный лом. Но всем известно, что враги человеку домашние его, и нет пророка в своем Отечестве!
Итак, все было готово к тому, чтобы птица удачи стала его постоянной спутницей – как попугай при пирате. Единственное, Никанор никак не мог выбрать: то ли для начала напроситься в компанию к бывалым авантюристам, то ли искать свой собственный путь. Чтобы все-таки определиться, он приобрел у старьевщика репринтный путеводитель, третий том энциклопедии, начинавшийся с буквы "з", и непонятного генезиса книжонку, где были собраны воспоминания разных товарищей, представляющих, якобы, где зарыты клады.
Среди записей попадались перспективные и не очень. Попалась и запутанная история про китайский орден с лисьей мордой на аверсе: то ли скалилась лисица, то ли улыбалась, то ли на императорском монетном дворе печатан, то ли фальшивка – ничего не понятно. Но где и как такое искать?! Можно всю жизнь положить, а остаться с носом! Может лучше пустыни вскапывать. Авось подфартит, как Шлиману – какая-нибудь Троя отыщется.
_____________________
Ветеран труда, заслуженный и старейший работник пожарной каланчи по прозвищу Гриб-Папирус смотрел в такую же заслуженную, как он сам, самодельную подзорную трубу, тщась узреть источник шума, мешающий ему, человеку тонкому и чувствующему, сосредоточится наконец на глобальных проблемах мироустройства. Он сперва направил окуляр в небо, но ни инопланетян-захватчиков, ни каких-нибудь случайных метеоритов не обнаружил и переместил трубу вниз, к земле.
Открылась большая куча навоза, и со стоящими в ней по пояс двумя местными пройдохами. Но причиной недопустимо громких звуков были не они, а четверо молодых людей и одна деревянная черепаха, которую они волокли, беспрестанно переругиваясь между собой.
Гриб-Папирус напрягся: это была не просто черепаха – памятник деревянного зодчества. Это достопримечательность, местная "Пизанская башня".
Появление этой, с позволения сказать, скульптуры в городском ансамбле произошло довольно стихийно. Народный умелец, который отчего-то возомнил себя художником, предложил эту черепаху на конкурс ледяных фигур. Жюри мероприятия пришло, мягко говоря, в замешательство от выбора материала, но горе-Роден ныл, что "на лед у него аллергия", а еще "он автор и так видит".
Несмотря на аргументы, скульптура была отвергнута. Однако это не остудило пыл: умелец принялся возить сосновое пресмыкающееся на все мыслимые и немыслимые фестивали. Черепаха собирала утешительные призы и почетные грамоты.
Последним стал конкурс блинопеков. Художник, как всегда, приволок деревянного уродца, установил в центре площади, но, вопреки обыкновению, вдруг заявил, что устал доказывать что-либо невежественным обывателям, соревноваться ни с кем не желает, дух соперничества утратил: что победа, что поражение – ему все равно.
Горожане прослезились от счастья! Накормили призовыми блинами и вздохнули спокойно. А черепаха так и осталась стоять, покрываясь с северной стороны мхом, а с южной – пылью. И сто лет простояла, если бы не четверо балбесов!
Искатель приключений, который, войдя в город, заметно прибавил шаг, тоже обратил внимание на молодых людей, совершающих странные манипуляции с не менее странным объектом. Никанор не отводил взгляда от действа, но при этом сохранял быстроту передвижения. В общем, со столбом он встретился на полной скорости…
Удара Гриб-Папирус, конечно, не услышал, только увидел. Зрелище не для слабонервных. Он тяжело вздохнул, спрятал трубу в шкаф и поспешил вниз – выручать разиню.
– Ты кто будешь-то? – участливо поинтересовался он у Никанора, сумевши, наконец, усадить последнего. Вопрос был отнюдь не праздный: после столкновения со столбом, пациента пришлось приводить в чувство не меньше получаса.
– Не знаю… – прошептал Никанор, ощупывая на лбу огромную шишку, и жалобно добавил, – Ничего не знаю…
Никанор забыл все: кто, откуда, как оказался здесь. Он забыл о кладах и раскопках, об Атлантиде и Трое, о золоте скифов и могиле Тамерлана, и о китайском ордене с мордой хохочущей лисы тоже забыл.
– Ну, почему всегда так?! Вот всегда! Ни чему жизнь не учит! А я предупреждал! Говорил же: оставь, не пей. Особенно, если единственным леденцом закусывать и при этом лопатой на жаре махать – можно и кони двинуть!
Горестный монолог сотрудника археологической экспедиции не произвел никакого, даже психотерапевтического, эффекта. Лохматый тощий парень облизнул растрескавшиеся от жары и пыли губы, перевернул выцветшую бейсболку козырьком назад, зачем-то протер черенок заступа, и снова с ненавистью посмотрел в сторону друга, мертвецки прикорнувшего на краю раскопа.
У беспробудного тела товарища крутилась приблудная псина и с интересом облизывала его руку.
Парень негодующе плюнул:
– Ведь клялся, сволочь! В грудь себя бил! Еще утром пузырился: не буду, мол, только если вместе вечером посидим у костра культурно… Посидели! Собаку эту шелудивую привадил! Толку никакого – только жрет! Нюх у нее… На харчи у нее нюх! С какого перепуга она будет древние захоронения искать, когда свежие макароны есть?! Говорил же этому убогому: давай квасом торговать на розлив. Между прочим, верная прибыль, если знать, где стоять. Нет! Ему же экспедицию подавай! Историко-культурное наследие, бла-бла-бла! Чтобы сразу обогатиться и прославиться: два в одном! Прямо шампунь-кондиционер! Как же! Разбогатеешь тут! Третий месяц под этой стеной ковыряемся! Надо было с остальными сваливать еще неделю назад. Ловить здесь нечего. Спирт закончился, крупа тоже. Дальше только из этого пса рагу по-корейски готовить!