Страница 7 из 25
– Как думаете, это он сам, доктор?
– Ни малейших сомнений. Ни один из убийц, о ком мне доводилось слышать, не выбрал бы повешение. Слишком сложно и еще… наводит на размышления, не правда ли?
– Что ж, сэр, по данному пункту мы с вами должны еще удостовериться. Не пора ли нам его снять, как вам кажется?
– Да, если вы уже все рассмотрели. Я подержу тело, если вы встанете вон на тот стул и перережете веревку.
– Думаю, сэр, этот стул пока стоит оставить на месте.
Суперинтендант Даули пересек комнату и взял стул, стоявший у двери. Он встал на него, внимательно осмотрел веревку, на которой висел покойник. То был кусок шнура, с помощью которого раздвигают и задвигают тяжелые шторы, достаточно толстый, но все же удивительно, как он выдержал вес столь крупного и тяжелого человека, как Герберт Стеррон. Шнур был перекинут через деревянный карниз, один конец плотно обхватывал шею мужчины, другой привязан к батарее у окна.
Суперинтендант Даули слез со стула и достал из кармана линейку длиной два фута. Он измерил высоту стула, который валялся рядом на боку, потом расстояние между ногами мертвеца и полом.
– Очевидно, стоял на цыпочках, пока обвязывал шнур вокруг шеи, а затем толчком ноги отбросил стул, – произнес он.
– Да. Смерть от удушения, а не от перелома шейных позвонков, этот человек избрал жестокий способ расстаться с жизнью, – заметил доктор. – Давайте же снимем его.
Суперинтендант снова залез на стул и, придерживая одной рукой тело, принялся за веревку. Даже несмотря на то, что доктор Тэнуорт держал труп снизу, Даули чуть не потерял равновесие, когда шнур был разрезан.
– Бог мой, до чего ж тяжелый! – воскликнул низкорослый доктор, который тоже едва устоял на ногах.
Даули осторожно, держа мертвеца под мышки, сошел со стула. Вдвоем они перенесли тело Герберта Стеррона к обитому кожей дивану, стоявшему у дальнего окна, и осторожно опустили его.
– Уф-ф. – Доктор Тэнуорт с трудом выпрямился. – Не возражаете, если мы раздвинем шторы, Даули? При дневном свете я вижу лучше.
Суперинтендант взялся за шнур, точную копию того, что он только что перерезал, и сильно дернул, чтобы шторы раздвинулись. Доктор Тэнуорт склонился над лежащим на диване телом и осторожно ощупал пальцами яркую отметину на шее.
– Врезался глубоко, – заметил он. – Был бы шнур не таким толстым, мог бы и разрезать. Ну, если бы только не лопнул.
Ощупав шею, он приподнял шнур.
– Я разрежу его здесь, – сказал он, – а затем уже вы сможете осмотреть узел, если он вас интересует.
– А что вызывает все эти изменения цвета, сэр? – спросил Даули, указывая на синевато-красное пятно над отпечатавшейся бороздой.
– Обширное кровоизлияние, сильное сдавливание, разрыв мелких кровеносных сосудов.
– Значит, смерть наступила от удушения?
– Несомненно. Взгляните на синюшность, посиневшие губы, пену с примесью крови, высунутый язык – самые явные признаки удушения. Нет, разумеется, если желаете, я проверю тело на наличие пулевых ранений и смертоносных ядов, – шутливо добавил Тэнуорт, – но, полагаю, моим вердиктом будет все-таки удушение.
– А время смерти, сэр?
Доктор Тэнуорт приподнял руку покойника, которая уже успела затвердеть.
– Трупное окоченение завершилось, хотя тело остыло еще не до конца. Чтобы сказать точно, нужен термометр, но тут обычный больничный градусник не подойдет, он не регистрирует низкие температуры. Суперинтендант, спросите, пожалуйста, может, в доме имеется термометр для ванной.
Даули вышел из комнаты и вскоре вернулся с термометром. Минут через пять доктор сделал заключение:
– Так, посмотрим, сейчас температура тела около восьми градусов. Значит, смерть наступила от восьми до двенадцати часов назад. Примерно посередине этого промежутка. Хотя нет, трупное окоченение ускоряется от тепла, а ночь выдалась очень теплая. Значит, от восьми до десяти часов назад.
– Благодарю вас, сэр. Что ж, сейчас организую отправку тела в морг. Вы сами переговорите с коронером, сэр, или это лучше сделать мне?
– Прежде всего с ним следует встретиться мне. Но уверен, с вами он тоже захочет перемолвиться словечком. Завтра проведем вскрытие, но его лучше назначить не раньше трех. Ко мне должен зайти на консультацию один из лондонских докторов, и мне придется угостить его обедом. Подкормить, так сказать, мозги, ведь никогда не знаешь, в какой момент они могут пригодиться. Что ж, если я больше здесь не нужен, позвольте удалиться. Успел, знаете ли, зверски проголодаться. Бог ты мой, да сейчас еще и восьми нет, а ощущение такое, будто наступило время ланча. Ваш водитель сможет отвезти меня домой, Даули? Спасибо, и до встречи!
Маленький доктор заспешил к двери, которую услужливо распахнул перед ним суперинтендант и заодно жестом подозвал к себе полицейского, дежурившего в холле.
– Подбросьте доктора Тэнуорта до дома, Моули, – распорядился он. – Но сначала принесите мою сумку и, если увидите сержанта Гейбла, пришлите его сюда. Попросите дворецкого принести мне стремянку. Простите, доктор, он сейчас за вами вернется.
Закрыв дверь, Даули снова подошел к дивану и стал рассматривать трагически распростертое на нем тело: наклонился и внимательно оглядел посиневшие губы, распухший язык и яркую отметину вокруг шеи.
– Жаль, что я мало смыслю во врачебном деле, – пробормотал он. – Все это о многом может рассказать. Врачи свое дело знают, но далеко не всегда понимают, что искать.
Взяв снятый с шеи покойного шнур, Даули осмотрел узел.
– Обычный затяжной узел, проще говоря, удавка. Ничего странного.
В дверь постучали. Суперинтендант приоткрыл ее. На пороге стоял сержант Гейбл со складной стремянкой в одной руке и подносом в другой. Даули впустил его.
– Вот, взял на себя смелость, сэр, и принес вам перекусить, – сообщил сержант и поставил поднос на стол.
Даули с благодарностью осмотрел чашку с дымящимся кофе и тарелку с сэндвичами с беконом.
– Очень предусмотрительно с твоей стороны, – улыбнулся он. – А сам-то ел?
Сержант Гейбл, симпатичный молодой человек, кивнул:
– Да, спасибо, сэр. Плотно позавтракал, Коггзу и Моулеру тоже досталось.
– Что-нибудь удалось узнать у прислуги? – спросил Даули, впиваясь зубами в сэндвич.
– Немногое, сэр.
– Ладно, займемся ими позднее. Так, поставь стремянку у окна, задернутого шторами. Только осторожнее, ничего не задень, особенно перевернутый стул.
Открыв большую сумку, которую принес ему из машины сержант Моулер, суперинтендант достал электрический фонарик. Затем влез на стремянку и направил луч света на верхнюю часть карниза.
– Полно пыли, – пробормотал он. – И отпечатки пальцев тоже есть, но, боюсь, нечеткие из-за этой самой пыли. Если они окажутся отпечатками капитана, то дело ясное. Так, а это что такое?
Почесывая подбородок, Даули внимательно осмотрел потертость на лакированной поверхности карниза. Потом спустился и передал фонарик сержанту Гейблу.
– Залезь и скажи, что ты там видишь, – распорядился он. – Но ничего не трогай.
– Похоже, кто-то трогал пальцами карниз, сэр, – сообщил сержант.
– Да, знаю, что еще?
– Есть какая-то отметина на лаке, будто кто-то пытался стереть его и получилась потертость.
– Что думаешь?
– Неизвестно, что именно здесь произошло, сэр, но в доме говорят, что джентльмен повесился. Ну и тогда, наверное, это просто отметина от веревки.
Суперинтендант вопросительно взглянул на своего подчиненного, словно ожидал от него большего, но сержант Гейбл явно не годился на роль Ватсона.
– Ладно. Спускайся.
Осторожно, стараясь не сдвигать кольца на карнизе и не повредить отпечатки пальцев, суперинтендант Даули раздвинул шторы и посмотрел на большое окно. Рамы были закрыты, но не заперты на задвижку. Полицейский перешел к другому окну, где шторы уже были раздвинуты, и внимательно рассмотрел его. Окно было закрыто на задвижку.
– Тут надо прояснить пару моментов, Гейбл, – заговорил он. – Прежде всего отпечатки пальцев. Займись ими немедленно: я хочу, чтобы ты тщательно осмотрел упавший стул, ну и карниз, разумеется, и обе задвижки на окнах, и дверь – к ее ручке прикасались сегодня утром как минимум два или три человека, а вот дверная панель заслуживает пристального внимания – и косяки тоже. Мы и снаружи тоже все осмотрим. Главное, чтобы никто не мешал. И никаких разговоров с домочадцами! Пока вроде бы ясно: это самоубийство, но если вдруг окажется иначе, пусть все как можно дольше считают, что наша версия – самоубийство.