Клетка для сверчка

– Во-вторых, на месте владелицы я бы не держалась так крепко за цену. Что дадут – за то и спасибо.

– Почему это? – Александра почувствовала себя уязвленной. – Я ознакомилась с частью коллекции. Там есть уникальные вещи!

– Ну, если вы тоже эксперт в области пластиков… – Алешина протянула слово «тоже», явно наслаждаясь своим превосходством. – Вы должны были заметить, что многие из этих вещей – отличные подделки.

Среди присутствующих послышались едкие замечания и сдержанные смешки. Александра невольно взглянула на Елизавету Бойко. Та не улыбалась, ее бледное лицо было серьезным, взгляд настороженным и острым.

Александра сделала глубокий вдох.

– Я так полагаю, – сказала она, изображая любезную улыбку, – началось то, о чем меня предупреждали. А ведь торги еще не объявлены. Знаете, для подделок такое внимание чрезмерно… Так мне кажется.

Она повернулась и отошла в сторону. За нею немедленно последовала Бойко. Казалось, она решила ни на миг не покидать Александру. Художнице вовсе не нравился такой эскорт, но отвязаться от Бойко было невозможно. Та славилась хваткой клеща.

– Алешина рвет и мечет, – с язвительной заговорщицкой интонацией сообщила ей на ухо Бойко. – Она рассчитывает сорвать большой куш, а ты будешь ставить ей палки в колеса. Будь с ней осторожна!

– Она опасна?

Александра спросила без всякой иронии. Она могла вспомнить совершенно чудовищные истории, кровавые драмы, которые разыгрывались вокруг коллекций. «Да вот хотя бы взять смерть Исхакова! – думала она, ожидая ответа. – Тут же рядом – еще один труп, напавшего на него Федотова. А сколько их было до этого в истории этих четок, кто знает? И сколько, возможно, будет…»

– Опасна? – проговорила наконец Бойко. Казалось, она тщательно обдумала свой ответ. – Ну что ты. Не больше, чем мы все.

Александра заметила Ольгу – та одиноко стояла в дальнем углу зала, снятого под аукцион. Рядом с ней никого не было. Казалось, вокруг молодой женщины был очерчен невидимый круг, границ которого никто не смел или не хотел переступить.

– Извини, – бросила она Бойко и направилась к Ольге. На счастье, перекупщица не последовала за ней.

Ольга страшно волновалась – на нее было тяжело смотреть. Она побледнела, на лбу выступили крошечные бусинки пота. Ольга то и дело облизывала пересыхающие губы, сжимала и разжимала руки так крепко, что косточки пальцев белели. Александра протянула ей руку, Ольга вложила ледяные дрогнувшие пальцы ей в ладонь.

– Не надо так переживать, – дружески сказала художница, стараясь скрыть собственное волнение.

Здесь, в стороне от всех собравшихся на аукцион, она остро чувствовала, как одинока владелица огромной коллекции, как беззащитна Ольга против хищников, скрывавших акульи зубы за милыми улыбками.

– Ничего не могу с собой поделать, – ответила та почти виновато. – Ночь не спала. Я их всех боюсь почему-то. И дядя уехал…

– Бояться никого не надо, – Александра с тревогой смотрела на свою подопечную. Ее взвинченное состояние бросалось в глаза, она производила впечатление человека, который изо всех сил сдерживается, чтобы не расплакаться. – Ваш дядя… Эдгар Штромм для того и нанял меня, чтобы я защищала ваши интересы. Вас ничто не касается, проблемы буду решать я.

– Знаю… – пробормотала та. – Знаю…

Она смотрела на публику, по-прежнему окружавшую царственную Марину Алешину. Казалось, Ольга выискивает взглядом знакомые лица.

– Вы с кем-то здесь знакомы? – осведомилась Александра.

– Не думаю… Нет… А с кем вы только что разговаривали? Она на мою учительницу музыки похожа.

– Это, к сожалению, не учительница музыки, – улыбнулась Александра, – это очень опытная торговка всяким старым барахлом. Торговка, посредница, универсальная фигура, словом. Ее зовут Елизавета Бойко. Не думаю, что она будет сегодня покупать.

– А это кто? – Ольга смотрела на Алешину, в ее глазах застыл вопрос. – Я как будто видела ее раньше.

– Это Марина Алешина. Мне сказали, она большой эксперт по старым пластикам. Вы ее встречали где-то? Или она бывала у вас дома?

– Не помню. Да ведь у меня никто не бывает, кроме дяди, когда он приезжает в Москву, – покачала головой Ольга. – И я почти никуда не выезжаю. Но это лицо мне знакомо.

Загадка осталась неразгаданной – объявили начало аукциона. Торги вел солидный аукционный дом, хорошо известный Александре. Аукциониста, который в этот миг появился в зале, она знала лично. Маленький вертлявый человечек, похожий одновременно на жокея и на крупье, наряженный в странный костюм с галунами, напоминавший ливрею, подошел к сцене, представлявшей небольшое, в одну ступеньку, возвышение, прыжком вскочил на нее, словно демонстрируя свое шутливое настроение, и обратился к публике:

– Приветствую почтенное собрание от лица аукционного дома… – Далее следовало пышное название. – Мы бесконечно рады всех вас видеть, драгоценные дамы и уважаемые господа! Нам предстоит прекрасный день! Итак, мы начинаем!

Участники рассаживались, сдвигая стулья, образовывая небольшие группы. Вокруг Марины Алешиной скопилось больше всего народу. К Александре снова подошла Елизавета Бойко и зашептала, таинственно щурясь:

– Что-то будет… Готовься.

– Ничего особенного не будет, – отрезала художница, не сводя глаз со сцены. На ней появилась девушка в деловом костюме. На бархатной подставке она держала первый лот – коралловое ожерелье в несколько рядов.

Аукцион начался.

Елизавета Бойко была права: с первых минут Александра ощутила мощное давление со стороны клана Алешиной. Объявленные цены или не повышались, или повышались еле-еле. Энтузиазма не было в помине. Казалось, вся публика собралась лишь затем, чтобы потренироваться в оскорбительном остроумии. До Александры долетали лишь отдельные высказывания, но их было вполне достаточно, чтобы внушить тревогу.

Марина Алешина держалась спокойно, она сидела с равнодушным снисходительным видом и только изредка произносила что-то уголком пунцового рта. Если она что-то и приобретала, то через своего представителя или даже нескольких представителей, как обычно действуют крупные покупатели.

Торги несколько оживились, когда на сцене появилась знаменитая коллекция резного люцита, приобретенного покойным Исхаковым в Париже у бывшей модели Коко Шанель. За яркие браслеты, броши и серьги завязалась борьба, они исчезли мгновенно, после тройного удара молотком и многократного повышения цены. Аукционист повеселел. Отойдя к конторке в углу сцены, он выпил стакан воды и обменялся несколькими репликами со служащим аукционного дома, который ему ассистировал. Александра догадалась, что он менял местами представляемые лоты, чтобы возбудить интерес публики. Успех аукциониста, как и актера, целиком зависит от настроения зала, от его умения почувствовать публику, управлять ею.

Теперь выставлялся янтарь. Здесь было мало непредсказуемого – Александра сразу заметила в зале группу китайцев с русским агентом. Китайцы скупали весь янтарь и за ценой не стояли. Бойко не вмешивалась. Она лишь заметила:

– Интересно, что будет, когда китайцы скупят весь янтарь на свете? Они могут.

– Наступит мировой коммунизм, – ответила Александра. – Это правда, что они перетирают янтарные изделия в порошок, добавляют в свои жареные пластики, чтобы они проходили тест на янтарь, и продают как натуральный янтарь?

– Ну да, – кивнула Бойко. – И оно того стоит, сама понимаешь.

Она стрельнула глазами по залу и вдруг тихо рассмеялась.

– Да уж, кого здесь только нет… Вон видишь рядом с Алешиной даму, приятную во всех отношениях? В синем платье?

Александра нашла взглядом женщину, о которой говорила Бойко. Действительно, лицо рыхлой дамы в синем костюме выражало неимоверную сладость и детский восторг. Ей было за пятьдесят, но улыбалась дама совершенно по-детски, наивно и даже глуповато. Бойко продолжала шептать:

– Эльвира Кононова. Торгует в сети, на всех площадках, какие только есть. Если нужно продать какую-то дрянь и фальшивку за приличные деньги, это к ней. Пишет статьи о декоративно-прикладном искусстве. Ну и, конечно, сочиняет пышные аннотации к своим лотам, с позволения сказать. Никому не говорит гадостей, всем только приятное. Тварь редкостная…