Страница 48 из 80
Глава 5. Ренбир – Город Знаний
Леса, зима, все вокруг завалено снегом, и я иду, через заснеженные поля, совсем не обращая внимания на окружающую меня вьюгу, в какой-то, ранее мне неизвестный, город. Навстречу мне идут люди в доспехах, с трудно разбираемым от снега лицом, совсем не обращая ни на что внимания. Чем ближе я приближаюсь к этому городу, тем громче в ушах чужой голос просит меня развернуться, не идти туда, подумать о себе и своих братьях. Вдруг метель усиливается, и я падаю на колени, закрывая глаза, дожидаясь ее, почти мгновенного, окончания. Открыв глаза, я понимаю, что уже нахожусь на крыше одного дома из того города, теперь находящегося глубоко под землей, освещаемый со всех сторон светом кристаллов Зоота, выросших на стенах и своде пещеры вокруг. Множество голосов переплетаются между собой, и где-то впереди, мерцая в Белом Пламени, мне навстречу идет человек, - нет -, душа человека, будто всю жизнь мне знакомая. Он останавливается довольно близко, но я совсем не могу его разглядеть. Он протягивает руку, и говорит «Здесь, Соккон. Ты умрешь здесь». Я протягиваю руку в ответ, сам, совсем себя не контролируя, едва шевеля губами, отвечая ему «Нет. Он не сможет. Он умрет». Свет ослепляет меня, и я тихо открываю глаза, прогоняя сон, вновь совсем его забывая.
Проснулся я, кажется, не первым. Пусть даже в комнате еще было темно, я прекрасно видел, что все остальные, кроме одного, еще спали. Даже так, здесь царила умиротворяющая тишина. Френтос теперь не храпел, пусть и начинал он это делать лишь когда его лемоть на правой руке переставала работать должным образом. Раз он сменил ее два дня назад, еще минимум неделю она его спасала. В первую очередь, от Болезни Сколы.
Солнечный свет, будто с большим усилием, совсем слабо пробивался через запотевшие окна. Темная комната, тихое сопение братьев, и тепло хлопкового одеяла, теперь, не вызывали во мне почти никаких абстрактных чувств. Какой бы ни была тогда царившая в комнате атмосфера, раннее пробуждение просто не давало мне ее заметить. Отодвинув одеяло рукой, я сразу решил не медлить, и побыстрее одеться. Кажется, даже двойные ставни не спасали нас в этой комнате от обыкновенного для раннего утра холода, особенно присущего Лесу Ренбира. Голова еще казалась мне немного тяжелой, и нормально думать пока не позволяла.
Как можно тише я встал на ноги, собрал со стула рядом свои вещи, натянул их на себя, и тихонько прошел в сторону сеней. Пришлось использовать окто, дабы мое пробуждение уже точно никого не разбудило. Я редко спал долго, и всегда вставал раньше всех. Обычно я высыпался и за пару часов. Другим столько времени на сон могло быть недостаточно, а второй раз засыпать мне бывает сложновато. Едва глаза мои откроются - с головой меня накрывают усердные думы.
Не совсем ясно, почему входная дверь хаты старосты была постоянно открыта. Вполне возможно, что в их деревне закрываться от соседей просто было не принято. С другой стороны, не только ведь местные жители могли заходить по ночам друг к другу. Вспомнить того же их Демона. Я еще немного сомневался, стоя перед той дверью, открыта она, или нет. С другой стороны, я был уже явно не первым, кто покидал теперь с утра эту хату. Толкнув дверь рукой, уже затем нажав на нее посильнее, мне даже показалось, что она и вправду закрыта. Наверное, и случайный вор мог тогда подумать так же просто ввиду того, что открыть ее без усилия довольно тяжело.
Не чувствуя из-за заложенного носа почти никаких явно "дунувших" мне в лицо при выходе запахов, я только теперь шмыгнул носом, понимая, что вообще зря я вчера весь день игнорировал окружающий меня холод. Тем не менее, я вряд ли мог что-то с этим поделать сам. Еще минуту я простоял снаружи, тихо наблюдая за качающимися на качелях детьми. Времени, что я мельком успел заметить на больших часах в комнате, было почти десять часов утра. По нашему времени, восемь. Да, я уже научился считать по Времени Ардов. Все равно, рановато еще было детям гулять. Может быть, будучи воскрешенными Чеистумом, местные жители вообще не спят? Пусть даже и лица у детей явно выглядели еще довольно сонными. Одна девочка лет восьми даже посмотрела на меня, прищурила глазки, и секунд через 5 начала усердно их тереть. Хорошо еще, что спросони обычно я даже не зевал, будто сон для меня был лишь продолжением повседневной жизни, даже если и снимал любую усталость.
Еще через минуту беспорядочных утренних раздумий дверь позади меня отворилась, и из нее как раз выскочил уже лишь по пояс одетый Френтос. Не знаю, заметил ли он стоящего теперь за открытой дверью меня, но проскочил он в сторону «сельского дома культуры», что вообще стоял недалеко, с завидной даже мне скоростью. Как бы только Френтос, как он иногда любил, не устроил там «провал в преисподнею». С его окто…Ладно, думаю вы все прекрасно себе представляете, как можно устроить "потоп" в сельском туалете, с помощью окто, способного увеличить массу даже камня до массы целого особняка из него же.
Я прикрыл дверь, дабы холодный ветерок и возможный растительный запах снаружи не мешали спать тем, кто по нужде так рано бегать еще не собирался. Френтос наверняка и в гостевую с сеней дверь оставил открытой. Я же в туалет еще не собирался. Почти все материалы тела октолима расходовались на поддержание внутренней силы. Но, учитывая как резво Френтос убежал, как смачно сапогами Таргота шлепал по грязи, его Душа кое-какие ресурсы тела использовать не хотела. Такие, наверное, как самогон. В таких хатах нередко выяснялось, что где-нибудь за ковром или под полом располагался самогонный аппарат. Не представляю, как его можно уместить там, где я сказал, но вполне вероятно, что Френтос это ночью понял. Редко он упускал возможность выпить, тем более в таких условиях. От воздействия алкоголя его не спасала даже Лемоть. Фактически, она была изобретена почти исключительно от Болезни Сколы.
Я решил долго у двери не стоять, а как раз пройтись по деревне. Подышать чистым лесным воздухом, холодным и влажным, очень некстати смешанным с туманом. То есть, с окто Бога Смерти. Пока единственный Бог, существование которого открыто отразилось на истории нашей родной Ирмии, это Бог Войны. Тот Бог, что однажды разгромил войска Волшеквии, ведомые Вестником Революции, и войска Бруси, ведомые им же.
Мои размышления пока ничем не прерывались, но я все еще не мог до конца их понять. Где-то, если хорошенько задуматься, рисовался образ покрытых горами земель, или же образ златовласого мужчины, держащего в руке золотой, до краев залитый вином, кубок. Я понимал, что знания эти, то что я представлял, явно не пренадлежали мне. Всю жизнь я чувствовал, как сожительствую будто с чужой душой. Возможно, именно она и питала меня в особо трудные моменты, и подсказывала решения, даже представить которые я не сумел бы сам. Как бы то ни было - я чувствовал, что она вовсе не желает "захватить мое тело", как это бывает в подобных историях, и поддерживает меня всю мою жизнь, но так, что я этого почти не замечаю.
Пройдя вдоль большого пруда по левой стороне к проходу, где я ранее встретил Витлафа, я прошел мимо поваленного молнией, вообще жуткого на вид, большого дерева. Все еще в раздумьях, я даже и не заметил сидевшую на одной из немалых его веток Кайлу. Она окликнула меня, и я повернулся в ее сторону, как ни странно как раз остановившись на мысли, почему кровать Кайлы была пуста, и где тогда была она сама. Спросони я даже не сразу вспомнил, что напротив моей кровати стояла именно ее кровать. Оставив все мысли, я уже шагнул в ее сторону, как вдруг ее веселая и дружелюбная улыбка едва не ввела меня в ступор. Лишь завидев ее, я почувствовал, как мое сердце заликовало, а все краски в моих глазах будто стали насыщеннее. Я видел то же и в ее глазах, и мне стало страшно. Я никогда не чувствовал настолько диких, просто не рациональных чувств, и понимал, что даже для таких должна быть вполне реальная, более реальная, чем любовь, причина.