Страница 2 из 3
– “Опилки”, – прочитала она, – Иосиф Клейме. Даже название замечательное.
– Спасибо, – кивнул я.
Я вкратце пересказал ей сюжет. Там про парня, который еще в детстве, падая с дерева, потерял себя. Душа просто выпала из него, во время падения. В тех пор он не может найти себя. В конце он делает себе дом на дереве, падает и умирает. Во время падение происходит инсайт и он понимает себя.
– Прости меня, – принцесса опустил голову.
– За что?
– Ты нужен нам не только для продолжения рода, – с трудом высказалась женщина.
– Для чего еще? – спокойно спросил я.
– Ты должен будешь написать нашу историю, – принцесса снова подняла глаза, – дело в том, что на Нумирисе умер последний летописец, так и не закончив последние двести лет нашей истории. Без этих записей мы остановились, мы вынуждены перечитывать прежние годы, чтобы вести все наши дела. Ты должен будешь написать последние годы нашей истории.
– Почему я? – мне стало ненашутку любопытно, – у вас что нет приличных писателей?
– Мы давно читаем твои рассказы, – с восторгом заявила принцесса, – они восхитительны!
– Так вот куда продается весь тираж! – пошутил я.
– Мы скачиваем… – ответила она.
– А вот это обидно, – я пошел на кухню.
– Ну, у нас так принято, – пожала она плечами.
– Кофе вы там у себя пьете? – крикнул я с кухни.
– Нет, – удивилась она, – как его можно пить? Мы его жуем.
Следующие два часа мы сидели на моей кровати и говорили о ее планете. Шикарно они живут: работать не нужно совсем, каждый делает что хочет и все, что зарабатывает планета – делят на всех. Короче, не жизнь, а сказка. У нее уже был муж, но он оказался бесплодным и его казнили (нехило, да?). Мне тут стало страшновато (напоминаю, ко мне она пришла за продолжением рода), но принцесса напомнила, что они знают обо мне все и что недавно они с учеными брали у меня анализы и похожей проблемы у меня нет.
– Странная ты, – улыбнулся я.
– А ты – нисколько, – улыбнулась она в ответ и поцеловала меня. Ее губы не имели никакого вкуса.
Мы сидели, пока у соседа выше этажом не зазвонил будильник. Странный образом и я, и принцесса выпрямились на звук подъема и замотали головами. Я предложил пойти позавтракать. Принцесса согласилась. Я натянул брюки, и мы вышли.
В кафе через дорогу было пусто, но красиво. Они недавно открылись и про них, похоже, вообще никто не знал. Местные побаивались сюда заходить, как людям свойственно бояться чего-то нового. На меня напала меланхолия. До того мне вдруг стало лениво, мысли словно завязли в густой овсяной каше (говорю официанту, что мне вот этой самой каши две порции). Мне пересказывать даже тот поход в кафе не хочется. Как только вспомню о той минуте, так мысли снова вязнут. Начинает болеть голова и вообще.
– А можно еще одно меню, – обижено так говорю официанту, а сам даже не понимаю, что передо мной первый “звоночек”.
– Конечно, – сконфуженный парень несет второе меню, но в растерянности не знает куда его деть, – а вам его куда положить?
– Вот, отдайте его… – я чуть было не сказал “этой красивой девушке со мной”, – положите тут.
– Как скажите, – и эхо четырехметрового потолка подпевает “чеканутый… чеканутый…”.
Принцесса делает вид, что листает меню. На самом деле, сразу понятно, что она не пробовала земной еды и не имеет ни малейшего представления о том, что такое кофе или бутер. У них едят лепестки растения прунинратарада (здоровенные лопухи метров в шесть каждый). Это растение интересно тем, что внутри у него жареная говядина и, в зависимости от спелости, различается степень прожарки.
– Да ну, – я махнул в ее сторону, – херня.
– Это правда! – возмущалась принцесса, – но есть у нас те, кто ест ее совсем молодой. Этого делать нельзя. За поедание прунинратарады в неспелом виде грозит тюрьма! Все, потому что молодое растение внутри заполнено сырым мясом, и тот, кто съест его – становится зависимым.
– Они вроде наркоманов наших или зомби?
– Понятия не имею, – развела руками принцесса, – я изучала только процесс размножения на планете Земля.
– Насколько глубоко? – у меня загорелись глаза и покраснели щеки.
– Досконально! – принцесса кивнула и провела рукой создавая в воздухе плоскость, – я знаю все.
– Рад слышать.
Что-то в ней было. Я не хотел этого делать, но видел в ней свою жену. Ну, то есть, бывшую жену. По ошибке еще называю ее “жена”, такое бывает. С ее уходом я стал много писать и время для меня остановилось. Дни, недели и месяцы я просиживаю над своей рукописью. Не удивительно, что, отрываясь от бумаги, я называю того, кого уже нет со мной “женой”.
У принцессы точно такие же глаза. Это странно. Сейчас она усмехнулась точно таким же смешком. Я прямо вижу, как моя бывшая отворачивается позерски, издавая вот такой смешок. Подносит руку ко рту, чуть запрокидывает голову. Взгляд устремляется вверх, и она издает этот смешок. Я вижу, как мы лежим после секса, я шучу ей про то, что никогда еще не занимался столько физкультурой (ну мещанский у меня юмор, ну что поделать), а она издает этот смешок. Что бы я не вспомнил сейчас – везде будет этот смешок. Да чего уж там, все наши совместные годы – это один ее уродливый смешок.
Наверное, хватит ее поносить. Жену, в смысле. Бывшую, конечно же. Мысли о ней похожи на рвоту при сильном опьянении: тебе плохо от того, что перестало быть хорошо. И не надо сейчас мне тут, мысль глубокая.
Я помню все, что с ней связано и ни на минуту не забывал. Временами, я прокручиваю, словно старую киноленту, наши совместные поездки и тупые бессмысленные дни. Мне с ней было хорошо.
– Так что мне заказать, как считаешь? – спросила принцесса.
– Это не важно, – ответил я и дотронулся до ее руки, – ты все равно ничего не сможешь заказать.
– Жаль, – кивнула принцесса; затем, поразмыслив, добавила, – а мы заведем собаку?
– Конечно, – я посмотрел на нее и полюбил.
Вокзал
Я купил билет на автобус и сел в полупустом зале ожидания. Всего несколько человек, раскинули на соседние с собой сидения всю свою жизнь. Тут были и кошельки, и сумки, и какие-то бумаги, и смутное ощущение тревоги. Я выбрал место в самом углу. Не то чтобы оно было самым удобным, но здесь я чувствовал себя комфортнее. Пьяные постояльцы вокзала то и дело проходили мимо, вглядываясь в меня и ухмыляясь костюму и галстуку.
Я устал. Совещание, на котором мне пришлось высидеть почти четыре часа закончилось скандалом с участием толстой тетки, имя которой мне и не хотелось запоминать. После таких встреч ты чувствуешь себя участником войны: ты искалечен, полон боли и в тайне мечтаешь, чтобы прохожий уважал тебя или пытался разделить с тобой твой груз, но никто, ни одна живая душа и не догадывается, что с тобой что-то не так.
Так было сегодня, так же было в прошлом месяце и месяцем ранее. Так будет и в следующем месяце. Работа у меня важная и нужная: представлять и продавать новые виды лекарств фирмы HUSTRENSTEN. Эта работа предполагает целеустремленность, уверенность в результате и качестве, жизнелюбие и оптимизм. У меня есть все это и в избытке. Возможно, слог мой сейчас мало похож на сонет, но это только потому, что я устал. Мне нравится моя работа и за нее неплохо платят. Это же и есть составляющие счастливой взрослой жизни, согласны?
Был у нас, правда, недавно скандал. Меня даже хотели уволить, но мне удалось себя отстоять. Конфликт был в следующем: врач, с которым мы заключили контракт (а вы, я думаю, знаете, что люди моей профессии заключают контракты с участковыми врача-терапевтами) и доктор должен был вместо лекарственного средства А всем известного и проверенного, выписывать людям средство Б от нашей фирмы. Первый же пациент слег с ужасной аллергической реакцией. Аллергия на один из компонентов. Врач должен был это выяснить. В итоге: я, по словам начальства, позорю фирму непрофессионализмом. Это я говорю, чтобы вы имели представление о моей работе.