Разрушь меня

Искушение отказаться велико, но здравый смысл всё-таки подсказывает, что сейчас не время играть в гордость.

– Да, – отвечаю, шмыгая носом, и уже запрыгивая в машину, добавляю тихое, – спасибо.

Тут лицо Матвея немного светлеет.

– Да вижу я, что не нравлюсь тебе. Рожей не вышел, наверное. Но ты не бойся, я не трону, довезу в сохранности.

Я даже набираю в грудь воздуха, чтобы возразить, но не могу найти слов. Просто тупо смотрю на его профиль, сосредоточенно и хмуро следящим за дорогой. Его левая рука так и остается лежать на опущенном стекле, сквозь которое внутрь врывается теплый воздух, ерошащий его волосы, а правая небрежно держит руль. Несмотря на эту расслабленную позу, я нем чувствуется уверенный водитель. Мне с ним не страшно. Матвей разворачивает машину и направляет её в сторону относительной цивилизации. С ним спокойно, но не легко.

– А ты зачем возвращался? – решаюсь нарушить молчание первой спустя несколько минут.

– Бл*ть, – он закатывает глаза, – футболку на озере оставил. Но тебя на дороге увидел и так обалдел, что забыл про всё, – нагловатая усмешка. – Ладно, ничего, она старая всё равно, барахло, оно ещё никого счастливым не делало.

Моя мама бы с ним поспорила.

– Тебя не волнуют земные вещи, да?

Матвей задерживает на мне внимательный взгляд голубых глаз, и мне снова становится не по себе. Не надо было садиться в чертову машину. Через часик-другой мама бы все равно вызвала отряд спасения.

– Меня волнует благополучие моей семьи и моё собственное. На всё остальное мне откровенно говоря насрать, – просто отвечает он, вновь переключаясь на дорогу.

Я задыхаюсь от возмущения и желания доказать ему, что он не прав. А как же общество? Политика? Проблемы третьих стран? Я бы могла засыпать его вопросами, но почему-то боюсь вызвать ироничную усмешку. А мне кажется, что она точно появится. А ещё я боюсь, что он может разбить мои убеждения. Это у него получается достаточно просто.

– Нет ничего важнее тебя в этом мире, Лиза. – я вздрагиваю. – Важнее самой себя у тебя нет ничего и будет. – немного расслабляюсь. – Ты, твои родители, близкие, – это всё. Когда ты поймешь, что жизнь слишком коротка, чтобы размениваться на чужие чувства и желания, ты быстренько найдешь пути и решения собственных хотелок. Ты же чего-то хочешь, Лиза?

– Всеобщего блага? – ответ звучит так жалко, что я даже удивляюсь, как он не разражается смехом.

– Ты не сможешь осчастливить всех. Но себя можешь. И по сути, это твой долг перед богом и жизнью. Больше ничего.

– А ты, значит, философ? – складываю руки на груди, и теперь уже вижу его грустную усмешку.

– Это просто философия, которой научила меня жизнь. Когда умер мой отец, мать осталась на руках со мной и старшим братом. Родственников у нас не было, пособия государства были такими, что впору их и вовсе не получать, – смех. Матери пришлось продать квартиру и перебраться сюда. Чудом нашла работу продавцом в местом магазинчике. Мы жили впроголодь, сама понимаешь, зарплаты здесь не самые роскошные. Я не жалуюсь, – он рассказывает всё это усталым голосом, – у нас хотя бы квартира была, которую продать можно. Но подумай сама, сколько таких семей по России? В мире? Ничто и никому тут с неба не падает, всё нужно доставать кровью и потом. Тебе повезло, если ты никогда не видела ничего подобного, – он окидывает меня взглядом, словно подтверждая эту догадку, – но мир на самом деле состоит из говна, а не из сахарной ваты.

– Но если у тебя есть возможность помогать другим? – хмурюсь я. – Когда у тебя есть всё?

– Когда у меня всё будет, тогда я об этом и подумаю. – усмехается Матвей. – И дело здесь не только в бабках. Швырять лямы в фонды – это не та благотворительность, которая людям нужна. Помочь кому-то лично, какой-нибудь ерундой вроде запаса дров на зиму, поверь, в этом больше человечности.

Я раздумываю над его словами и над тем, что я сама видела в своей жизни. О чем мечтала. Всё это теперь мне больше напоминает расплывчатые рисунки акварелью на бумаге.

В моих мечтах никогда не было конкретики. Более того, смысл жизни я видела в открытии «какого-нибудь» фонда помощи. А может быть он прав? Что если свои мечты нужно облачать во что-то более конкретное?

– Чем ты занимаешься? – вопрос слетает с губ так внезапно, что я бы даже не удивилась, если бы он не ответил.

– Разным, – туманно произносит он, – в машинах люблю ковыряться, тут в Копылово сервис есть, здесь в деревне тоже могу подхалтурить.

– Только это? – спрашиваю удивленно. Я не сильна в местных зарплатах, но кажется, ему бы не хватило этих денег на покупку машины..

– Разным, Лиза, – вновь усмехается он, обрубая моё любопытство. – Где тебя высадить?

Я не заметила, что мы уже свернули в Ведьмин тупик и сейчас подъезжаем прямо к дому Юльки.

– В самом конце, пожалуйста.

Матвей кивает и проезжает ещё несколько метров, останавливаясь там, где асфальт обрывается.

– Пока, – бросаю я, открывая дверь, но Матвей меня останавливает.

– Будь с ним поосторожнее.

– С кем?– искренне не понимаю я.

– С обоими.

Я могу поиграть в дурочку, но и так понятно, что он имеет в виду Сережу и Олега.

– Они ведь твои друзья, – удивляюсь я.

– И останутся ими, – подтверждает он, – но я не ты.

Ещё несколько секунд мы смотрим друг другу в глаза, прежде чем я неуверенно киваю, а он дарит мне легкую полуулыбку.

– Увидимся, Лиза.

**

– Где ты была?!

Мама налетает на меня прямо с порога, и я с ужасом пытаюсь понять, что же такого произошло.

Да нет, все в порядке, время всего около шести вечера, а ни о каком «отбое» мы не договаривались.

– С ребятами, на озере, – осторожно отвечаю я, пытаясь протиснуться мимо неё к лестнице.

– Сегодня никаких гулянок!

Огромные глаза мамы налиты кровью, мне кажется ещё чуть-чуть и укладка на идеально окрашенных белых волосах зашевелится, превращаясь в гадюк.

– Ты чего? – я всё ещё силюсь понять, что могло вызвать такой поток гнева.

– По деревне про тебя слухи ходят уже! Что ты шатаешься! Соседки на тебя жалуются! Я сказала никаких гулянок!

Кажется, последний раз в таком состоянии я видела её, когда она заподозрила отца в измене. Обычно же мама просто отдает приказы железным тоном генерала, так, что в принципе крика и не требуется.

– Мам, я ничего такого не…

– Я сказала нет! Кто тебя подвозил сейчас? – голубые глаза метают молнии, а руки сложены на груди.

– Мальчик один знакомый, – тут уже я начинаю раздражаться. Говорить с ней о Матвее мне отчаянно не хочется.

– Мальчик, значит, – выплевывает она презрительно, – эти мальчики тебе не пара, Лиза. Сиди дома и готовься к поступлению.

– Но ты сама буквально выпихивала меня на улицу! – возмущаюсь я, сама незаметно переходя на крик.

– Я не думала, что соседки потом будут ко мне домой приходить с жалобами на тебя! Это только лишний раз доказывает, что ты просто неспособна отвечать за свои поступки!

– Кто тебе сказал?! Что?!

– Тетя Аня, возле дома которой вы вчера пиво пили! Алкоголичка! Вот уж не думала, что так тебя воспитала!

От несправедливости происходящего мне хочется одновременно смеяться и плакать.

Да в этой деревне и шагу ступить нельзя, чтобы про тебя не рассказали какой-то чуши! Несправедливой чуши, при чем, полного бреда.

Какая-то тетя Аня, которую я даже знать не знаю, оказывается следила за нами изо окна, пока мы сидели возле дома Олега. Конечно же, у этой «разумной» женщины не хватило здравого смысла понять, что кто-то мог и не пить вовсе. Или, что это была кола, например. Деревня.

Скорее всего, она не только на меня жаловалась, а прошлась по всем родителям, вот только моя мама не из тех, кто игнорирует слухи. С самого раннего детства меня наказывали за вещи, которых я не совершала, стоило только кому-нибудь из учителей или одноклассников пожаловаться, я тут же огребала.