Страница 5 из 46
Воспоминание о матери помогло Лаури собраться и прогнать сонливость.
— Запомни, сынок, — говорила вёльва, развешивая пучки трав по балкам, — каждая жизнь священна, каким бы дрянным и гнилым не был человек. Мы не в праве осуждать его, ведь у каждого своя дорога, поэтому наш долг — хранить и оберегать. А уж как распорядиться своей судьбой, решать уже человеку.
Потому он не бросил этого болвана там умирать.
— Не забудь сказать спасибо, когда очухаешься, — хмыкнул Ниссен и резко ткнул острием в бедро Моргана. Огонь в очаге опасно зашипел и опал, словно испугался чего-то, за окном послышались громовые раскаты. Гроза снова возвращалась.
Сейдман собрал с кончика спицы кровь и размазал ее чуть выше, словно наматывал нить. В груди у него неприятно похолодело, а пальцы закололо — еще чуть-чуть… Браун дернулся во сне, морщась от боли и глухо застонал. Когда в хижине потемнело, а по оголенным рукам норманна пробежал мороз, он понял, что пора. Лаури резко подался вперед, наклоняясь к самому лицу пирата и вслушиваясь в хриплое угасающее дыхание последнего.
Вдох, два, три… Когда южанин почти перестал дышать, норманн припал к его рту губами, впитывая в себя последний вздох, а затем выпустил остатки жизни на амулет, начиная медленно раскручивать его в пальцах. Чем дольше Лаури крутил спицу, тем сосредоточеннее становился. Норны должны услышать его просьбу не обрывать нить жизни этого неудачника. Нет, норны глухи, нужно взывать к самой Мудрейшей пряхе1.
Слова древней песни сами начали слетать с его языка, сплетаясь с биением шаманского сердца и тихим скрипом нити о серебро. Ниссен не сразу понял, что уже вытягивает судьбу пирата из рук непреклонных провидиц. Получилось! От ранки на ноге к металлу тянулась тонкая, словно паутинка, темная ниточка, искрящая алым. Пение норманна становилось глуше, веретено тяжелее, а Морган вновь задышал. Теперь уже значительно легче и свободнее.
1. Одним из символов богини Фригг была прялка, отсюда и имя, которым ее называет Лаури.
*
Моргану снился дом, но не тот, в котором он родился и вырос. Год за годом он пытался вытравить из памяти свое детство, когда мать приказывала выпороть его как провинившегося поваренка за невыученный урок или разбитую чашку. Нет. Ему снилось море. Теплое, ласковое, дарящее покой и наполняющее сердце тихой песней радости. И бархат песчаного пляжа. Это было самое первое счастливое его мгновение, когда он сбежал из ненавистного городка на одном из островов Британской колонии с контрабандистами и оказался на точке обмена. Пьянящее, поистине волшебное чувство свободы дурманило голову не хуже рома. Браун на мгновение закрыл глаза, вдыхая солоноватый запах бриза, как вдруг…
— Морган Джеймс Браун! — резкий голос с истеричными и властными нотками заставил мужчину боязливо вжать голову в плечи на уровне рефлексов. Пират резко обернулся и увидел перед собой женщину, подарившую, но и изломавшую ему жизнь.
Мать не постарела ни на день и все так же смотрела на сына своими колючими глазами из-под тонких бровей. Светлые волосы уложены в модную прическу, дорогие и тяжелые фамильные украшения переливаются на солнце, а платью с роскошными кружевами могла бы позавидовать сама королева. Статус дочери адмирала обязывал выглядеть подобающе. Женщина поджала губы, оглядывая отпрыска с таким презрением, что у Моргана пересохло во рту.
— Как ты смеешь появляться передо мной в таком виде?! — взвизгнула она, — Возмутительно! Несносный мальчишка, не заслуживаешь ничего, кроме крепкой порки!
— Прошу, матушка, — от былой бравады не осталось и следа, будто ему снова девять, а Сьюзен не успела собрать осколки китайского сервиза из гостиной, — сжальтесь…
Удар по ногам был такой силы, что Морган рухнул как подкошенный, еле сдерживая слезы, и сжался в комок, закрывая голову руками. Второй пришелся по спине, чуть ниже поясницы, и полоснул огнем. Мужчина до скрежета стиснул зубы, лишь бы не показать слабости.
— Паршивец! — надрывалась мать, — Весь в своего проклятого отца! Такой же жалкий и никчемный!
Удар. Еще один. И еще. Боль пронзала все, что было ниже пояса, разливаясь каленным металлом по искалеченным мышцам и коже, а в ушах набатом били выкрики леди Браун: «Паршивец! Гаденыш! Бестолочь!»
И вдруг все прекратилось. Мужчина прерывисто дышал и мелко дрожал всем телом, не веря, что кошмар закончился. Он распахнул глаза и затравленно огляделся, не понимая, что происходит. Пляжа не было и в помине. Теперь он лежал посреди тропических зарослей. Тяжело поднявшись на ноющие и дрожащие ноги, пират внимательно осмотрелся, запоздало узнавая южный лес.
— Я знаю это место, — пораженно выдал мужчина, глядя на разросшийся куст дикой камелии. С этого острова он едва унес ноги, когда сделка с бандой Чумного Карла посыпалась пеплом ему на голову. Если бы не припрятанный под поясом дамский пистолет, позорно прихваченный у одной из портовых шлюх, то валялся бы он до сих пор на этом острове с дыркой в башке.
Резкая и дикая боль, пронзившая правый бок, заставила покорителя морей задохнуться.
— За всякое враньё надобно платить, дорогой Морган, — пропел ему в самое ухо покойник Карл, обнимая ладонью за горло, а другой оглаживая живот опешившего мужчины. Чумной был немного ниже ростом, но сейчас он нависал над Брауном, словно гора, прижимая его к груди. Новая вспышка боли резанула ребра, и, опустив взгляд вниз, Морган понял почему.
Чокнутый головорез проворачивал лезвие кривого ножа в районе правого легкого, смакуя каждое мгновение мук своего пленника. Грудь начало сдавливать, словно морской волк тонул на большой глубине, каждый вздох стал отдаваться глухой болью.
— Я же тебе пулю в башку всадил, — прохрипел пират, чувствуя во рту предательский привкус металла, — видел, как ты сдох…
Снова удар, теперь слева. Спазм сдавил легкие, и Морган закашлялся вперемешку с кровью. Шершавый язык Чумного Карла прошелся по скуле, оставляя влажный след на коже.
— Но сейчас-то сдохнешь ты, — еще два удара под ребра заставили пирата слабо дернуться и обмякнуть в руках убийцы. — А теперь, ползи.
Браун мешком рухнул обратно на землю, отхаркивая кровь из легких. Перед глазами все плыло, ноги немели, а грудь сдавливало словно канатами. Предательски навернулись слезы. Он не хотел умирать. Нет, только не так!
— Ползи-и-и, — приторно пропел Карл. Морган дрожащими пальцами вцепился в землю и на слабых руках попытался подтянуться, но обессиленно упал лицом вниз, пытаясь гулким кашлем хоть как-то освободить легкие от сгустков крови. Он уткнулся лбом в дерн и провалился в темноту.
Вот и все…
Что-то теплое коснулось его губ, а потом он услышал голос, хрустальным звоном позвавший его из темноты:
— Очнись, мальчик, твое время еще не пришло, — щеки коснулась нежная рука. Боль уходила, уступая место покою и легкости. Мужчина попытался вздохнуть и с удивлением понял, что ничего больше не мешает легким наполняться воздухом, а еще, что веки стали тяжелыми, словно пушечные ядра. Сквозь опущенные ресницы он увидел светловолосую голову, покоившуюся возле правого локтя. Белесые пряди падали на спину и плечи, укрытые одеялом, и отливали жемчугом в свете утренних лучей солнца.
Он поблагодарит девушку позже, а пока ему надо поспать.
Запах мясной похлебки приятно щекотал ноздри и заставлял желудок болезненно сжиматься, а рот наполняться голодной слюной. Бравому морскому волку снилась еда. Хотя, минуточку, она ему не снилась! Морган с трудом разлепил тяжелые веки и попытался сфокусировать взгляд хоть на чем-нибудь, но перед глазами была лишь мутная пелена.
— Герди, фольг мидда вайрэ со снилль, [1] — услыхал он мужской, смутно знакомый голос.