Монахи-волшебники

Фан-юнь приняла подарок с поклоном и стала внимательно его рассматривать. Оказалось, что сестра из тонких трав сделала дома и терема. Те, что побольше, были величиной с душистый лимон, а те, что поменьше, – с мандарин. В общем, таких домиков она сделала больше двадцати штук, причем в каждом из них все части: балки, стропила, столбы, скрепы, – хоть считай: так искусно и четко сработано. Мебель в комнатах – вроде пологов, кроватей, диванов и тому подобного, – была величиной с зерно конопли.

Ван отнесся к этому, как к детской забаве, но в душе изумился такому мастерству.

– Я должна вам, сударь, теперь признаться. Мы все здесь являемся земными блаженными63. Так как у нас с вами была заранее предопределенная судьба, мне пришлось с вами соединиться. Правда, мне не хотелось бы пойти по «красному праху»64, и, только приняв во внимание, что у вас есть старик отец65, я не позволила себе воспротивиться. Подождем, пока небо не решит его годы, и обязательно вернемся сюда.

Ван выразил ей свое уважение и согласился.

Хуань спросил:

– Вы как поедете? По суше или в лодке?

Зная, что морские волны представляют опасность, Ван пожелал ехать сухим путем. Только они вышли из дому, как кони и экипажи уже ожидали их у ворот. Простились, откланялись, сказали: «Поехали!»

Мчались с огромной быстротой. В мгновение ока очутились уже на берегу моря. Видя, что нет более сухого пути, Ван приуныл. Тогда Фан-юнь вынула отрез белого шелка и бросила по направлению к югу, – шелк превратился в длинную плотину шириной в несколько сажен. Миг – и проскакали через нее. Теперь она начала понемногу сдавать, и в одном месте ее уже размывал прилив. Куда ни глянь, на все четыре стороны расстилались бесконечные дали.

Фан-юнь остановила коней, слезла с повозки и, вытащив из коробочки изделия из соломы, вместе с Мин Дан и другими служанками разложила и расставила их, как требовалось. Не успел Ван отвернуть глаза, как все это превратилось в огромные постройки.

Муж с женой вошли, переоделись, не видя ни малейшей разницы с той обстановкой, которая была у них на острове. Даже в спальне столы, кровати и остальная мебель выглядели премило.

Дело было уже к вечеру, они тут и остались ночевать.

Рано утром жена велела Вану пойти встретить и привезти того, кого собиралась кормить-поить. Ван велел оседлать коня и помчался в родное село.

Прибыв туда, он увидел, что его дом принадлежит уже другой семье. Стал расспрашивать односельчан и узнал, что мать и жена для живых людей уже ушли в прошлое. Отец-старик был еще жив, но так как сын Вана пристрастился к азартной игре и вся земля с хозяйством исчезла, то он, видя, что у своего родного внука нечего искать пристанища, временно нанял себе угол в деревушке к западу от них.

Когда Ван ехал домой, мечты о службе и славе в его душе еще не остывали. Теперь же, слыша о всех этих делах, он почувствовал глубокую боль и огромную печаль.

«Пусть даже богатство и знатность, – думал он, – мне удастся захватить… Чем это будет отличаться от пустого цветка?»

Погнал лошадь к западной деревушке. Увидел на отце грязную рваную одежду… Он был дряхлый, хилый, жалкий. Встретились отец с сыном, и давай рыдать до потери голоса.

Ван спросил, где его негодный сын. Оказывается, он пошел играть и до сих пор еще не вернулся.

Ван посадил отца в повозку и поехал с ним обратно.

Фан-юнь явилась на поклон, потом велела разогреть воду и пригласила старика вымыться. Поднесла ему парчовые одежды и поместила в надушенных покоях. Мало того, велела привести к нему, невзирая на даль, его приятелей, стариков, чтобы ему было с кем потолковать и выпить. Она угощала его и ухаживала за ним лучше, чем то бывает в какой-либо знатной и родовитой семье.

Вдруг неожиданно в один прекрасный день в этих местах появился сын Вана.

Ван отказался его принять: не велел даже впустить его. Дал двадцать лан, велев передать ему через людей, чтобы он взял эти деньги и купил на них жену и начал сам добывать средства к жизни. Если же он еще раз появится, то, мол, под ударами плетей тут же умрет.

Сын заплакал и ушел.

С тех пор как Ван приехал домой, он с людьми не очень-то охотно вел знакомства. Однако, если случайно к нему заходил кто-нибудь из друзей, он обязательно принимал и угощал роскошно и щедро, в смиренной вежливости уйдя далеко от своих прежних дней.

Был только один друг, некто Хуан Цзы-цзе, который в былое время учился с ним вместе и был, между прочим, один из знаменитых, но застрявших на пути ученых стилистов. Его Ван оставлял у себя как можно дольше и постоянно говорил с ним по душам, одаряя его при этом и деньгами и прочим в высшей степени щедро.

Так они прожили года три-четыре. Отец умер. Ван израсходовал десятки тысяч на гадателей66, выбиравших для могилы подходящее место, и затем похоронил отца со всей положенной сложностью обряда.

К этому времени сын Вана уже успел взять жену, которая забрала его в руки, и он стал играть уже с некоторыми перерывами. И вот в день похорон, подойдя к гробу, он, наконец, получил возможность быть признанным со стороны второй матери; Фан-юнь, увидя его, тотчас же признала, что он может вести дом, и подарила ему триста лан, чтобы он купил поля и обзавелся хозяйством.

На следующий день Хуан и Ванов сын отправились к Ванам навестить их. Глядь – все постройки и здания исчезли, и куда все делось – неизвестно.

Талисман игрока

Даос Хань жил в храме Небесного Правителя67, находящемся в нашем уездном городе. Он делал много волшебных превращений, и все звали его святым гением. Мой покойный отец был особенно дружен с ним и всегда, когда бывал в городе, его навещал.

Однажды он и покойный дядя направились в город и решили проведать Ханя. Как раз он им встретился на дороге, дает ключ и говорит:

– Пожалуйста, идите вперед, откройте дверь и усаживайтесь. Через самое небольшое время я тоже приду.

Следуя его указаниям, они являются в храм, отпирают замок, – а Хань уже сидит в комнате. И вещей в таком роде было очень много.

Один из моих родственников – давно уж это было – имел пристрастие к азартным играм. Через моего покойного отца он тоже познакомился с Ханем. Как раз в это время в храме Небесного Будды появился некий хэшан, специализовавшийся на игрe в домино. Игру он вел очень широко, и вот мой родственник увидел это и пристрастился. Собрал все свои деньги и пошел играть. Последовал крупный проигрыш, после которого душа его загорелась еще сильнее. Переписал, заложил землю и хозяйство – опять пошел. К концу ночи все было спущено. Побрел с унылым, грустным видом неудовлетворенного человека и на пути зашел к Ханю. Настроение у него было тяжелое, безрадостное, говорил, теряя нить и порядок мыслей…

Хань стал расспрашивать – и человек рассказал ему все как есть.

– При постоянной игре, – смеялся Хань, – не бывает без проигрышей. Вот если ты мог бы перестать, закаяться, – я б тебе все это вернул.

Мой родственник сказал ему тогда:

– Если только удастся, как говорится, жемчужинам вернуться в залив Хэ68, то я железным пестом разобью кости вдребезги.

Тогда Хань взял бумагу и написал талисман, вручил его родственнику для ношения в поясе и сделал ему наставление:

– Можешь только вернуть свои прежние вещи, и сейчас же остановись. Не смей, как говорится, «взяв Лун, мечтать о захвате Шу»69.

Кроме того, он вручил ему тысячу мелких монет, условившись, что он выиграет и отдаст.

Мой родственник пришел в полный восторг и отправился играть. Хэшан, посмотрев его деньги, нашел, что это ничтожно и что не стоит по мелочам играть. Однако тот настаивал, приглашая бросить хоть раз. Хэшан с улыбкой согласился. Родственник поставил сразу целиком всю тысячу, как одну монету. Хэшан бросил: ни выигрыш, ни проигрыш. Родственник поставил две тысячи – и опять проиграл. Затем стал мало-помалу увеличивать и догнал до десяти с чем-то тысяч. При этом явно лежат черняки, крикнет – и вдруг все они становятся белым жиром.