Монахи-волшебники

С этими словами он указал Вану на длинную плиту, лежавшую у крыльца, и велел сесть на нее, зажмуря глаза… Затем настойчиво повторил, чтобы он не смел смотреть.

Ван сел, даос взял плеть и стегнул камень, который взвился вверх. Шум ветра потоком хлынул в уши Вана.

Сколько времени продолжался полет, Ван не знал. Вдруг ему пришло в голову, что он так и не рассмотрел, какова область нижнего мира, и вот он тихонько, еле-еле, на одну ниточку приоткрыл оба глаза. Он увидел огромное море, мутное и безбрежное. В крайнем ужасе он сейчас же снова закрыл глаза, но уже вместе с камнем падал в море… Шлеп! И с этим звуком он нырнул в воду, словно чайка.

К счастью, Ван, с малолетства живя у моря, кое-как умел нырять и плавать… И вот он слышит, как кто-то, хлопнув в ладоши, кричит:

– Красиво, ай как красиво упал!

В самый опасный миг какая-то дева спасла его, втащив в лодку.

– Счастье, счастье твое! – приговаривала она. – Кандидат наш насквозь мокрый!

Посмотрел на нее Ван: лет ей семнадцать-восемнадцать, лицо сверкает красотой и привлекательностью… Выйдя из воды, Ван трясся в ознобе и попросил дать ему огня посушить платье.

– Идемте ко мне, – сказала дева, – я вас устрою… Если вам там понравится, не забудьте обо мне.

– Что это за речи? – возразил Ван. – Я признанный талант Срединной Равнины35 и если случайно попал в такое смешное положение, то, как только это пройдет, я готов отблагодарить вас хоть жизнью… Можно ли говорить о том, только чтобы не забыть вас?

Дева гнала лодку веслом с быстротой ветра, который гонит дождь. Глядь – они уже пристали к берегу. Дева захватила с кормы пучок лотосов, ею набранных, и повела за собой Вана. Через полверсты они вошли в деревню. Ван увидел красные ворота36, раскрытые на юг, вошел и проник за девой через несколько дверей. Дева побежала вперед, и вскоре из покоев вышел какой-то человек, лет за сорок, который сделал Вану приветствие и, поднявшись с ним на крыльцо, велел слуге принести Вану шапку, халат, чулки, туфли и дать переодеться.

Едва он стал спрашивать Вана, чей он и откуда, как тот сейчас же ответил:

– Я не обманываю вас: о моих талантах и моем имени можно слышать везде. Объятый Истиной Цуй, любя меня и относясь ко мне как к близкому, вызвал меня в небесные чертоги. Однако, зная, что для меня получить высокий пост и славу, как говорит Конфуций, не труднее, чем повернуть ладонь, я не пожелал устроиться в этом гнезде уединения.

Человек встал с места и сказал с полным почтением:

– Это место называется Островом Почтенных Людей. Остров наш лежит вдали от человеческого мира. Я Вэньжо, ношу фамилию Хуань… Все время живу в этом скромном захолустье; как счастлив я, что мне удалось повидать знаменитость!

С этими словами он принялся усердно ухаживать за Ваном и велел подать вина.

– У вашего покорного слуги, – сказал он между прочим и нисколько не подчеркивая, – есть две дочери. Старшую зовут Фан-юнь37. Ей шестнадцать лет, однако до сих пор ей не встречалось подходящей пары. Мне хотелось бы отдать ее человеку, как вы, высоких достоинств, и пусть она имеет счастье служить вам. Что вы на это скажете?

Ван решил, что это, конечно, та самая, которая рвала лотосы, вышел из-за стола и изъявил ему свою благодарность.

Хуань велел вызвать из села двух-трех лиц постарше и подостойнее, а затем, обернувшись, позвал дочь. Не прошло и нескольких минут, как ворвались густой струей необыкновенные духи, и более десятка красавиц вошли, ведя под руки Фан-юнь. Своей сияющей красотой и ослепляющим очарованием она напоминала цветущий лотос, освещенный утренним солнцем.

Она поклонилась гостю и села. Толпа красавиц разместилась тут же сбоку, служа ей. Оказывается, та, что срывала лотосы, была также среди них. Когда вино обошло уже несколько раз, из покоев вышла девушка с нависшей челкой, которой было не более десяти-одиннадцати лет, но красота и изящество манер уже соединились со стройным сложением и привлекательностью. Она с улыбкой подошла и прильнула к локотку Фан-юнь, а осенние волны ее глаз так и изливались потоками…

– Почему ты, девочка, не в своей комнате, – спросил Хуань, – за каким это делом ты сюда вышла? Это, – добавил он, обратясь теперь к гостю, – Лу-юнь38, моя младшая дочь. Она очень сметливая и способная, помнит наизусть всех древних классиков.

И велел ей продекламировать гостю стихи. Девочка стала читать третью часть песни «Бамбуковых ветвей»39. Читала мило, грациозно, слушать – одно удовольствие! Когда она кончила, отец велел ей сесть в углу возле своей сестры.

Вслед за этим Хуань обратился к гостю.

– Господин Ван, – сказал он, – вы человек с талантом от неба. У вас, наверное, обильный запас готовых произведений. Не дадите ли вы вашему покорному слуге возможность услышать и, так сказать, поучиться?

Ван с полной охотой продекламировал одно свое стихотворение в современном стиле и смотрел на всех с сознанием своего могущества. В этом стихотворении были, между прочим, следующие две строки:

Старец, сосед Вана, повторил эти строки нараспев раза три. Фан-юнь тихо заявила:

– Первая строка – это путник Сунь, уходящий от Пещеры Огненных Туч. Вторая же – это Чжу Ба-цзе41, переходящий реку Сына и Матери.

Все в зале захлопали в ладоши и громко захохотали. Хуань попросил Вана прочесть еще что-нибудь. Ван тогда стал читать и объяснять свои стихи «Речные птицы». Он дошел до слов:

и вдруг забыл следующую строку. Только он стал сосредоточиваться, стараясь вспомнить, как Фан-юнь, склонившись к сестре, зашептала ей что-то на ухо тихо-тихо, а затем закрыла рот рукой и стала смеяться. Лу-юнь обратилась к отцу:

– Она продолжала стихи моего зятя, – сказала маленькая, – и дает вторую фразу так:

Весь стол так и засверкал зубами, а Ван горел от стыда. Хуань поглядел на Фан-юнь гневным взором, а лицо Вана стало понемногу принимать нормальный цвет.

Хуань стал снова просить Вана прочесть что-нибудь из его изящной прозы. Ван решил, что люди, живущие вне мира, наверное, не знают о восьмичленных изложениях42.

И вот он похвастался своим сочинением, которое, как говорится, сделало его «венцом войска экзаменующихся». Темой была следующая фраза: «Как сыновне-почтителен этот Минь Цзы-цянь!»43

Развитие темы у Вана гласило так:

Лу-юнь сказала, обращаясь к отцу:

– Совершенный человек ни разу не величает своих учеников по их прозванию45. Фраза «Как сыновне-почтителен этот Минь Цзы-цянь!» – это как раз чужие слова.

Слыша это, Ван почувствовал, как вдохновенное настроение разом пропало, он потускнел и приуныл. Хуань улыбнулся.

– Девочка, что ты понимаешь? – сказал он дочери. – Не в этом дело… Суди исключительно о литературных качествах!

Ван опять принялся за декламацию. Но как только он произносил несколько фраз, каждый раз сестры непременно шептали что-то друг другу, по-видимому, критиковали и осуждали его. Впрочем, их шепот был неясен, ничего нельзя было разобрать.

Декламируя, Ван дошел до самого красивого места и заодно передал слово рецензии, положенной патриархом литературы46. В рецензии, между прочим, была следующая фраза: «Что ни знак, то больно подходящ!»