Страница 13 из 21
Как себя не похвалить? Ведь по моей подсказке, Саша распорядился, дабы станицы учреждались не по начальственной указке, а где казаки сами выберут удобное место. Я же в письмах к брату горячо обосновывал такой "штатский" подход тем, что правый берег Амура у китайцев мне забирать придётся, как будущему главе Тихоокеанского наместничества. А в стратегически важных, но не удобных для жизни точках проще потом, чуть позже устроить заставы, нежели чем селить людей в плохой или там нездоровой местности. Мало ли – болота, лихорадка… Интересно, что именная станица – Константиновская, встала аккурат где в нашей реальности находился славный город Хабаровск. Невельской и здесь основал Николаевск на Амуре в том же месте, но на двенадцать лет ранее. А вот крепость в Александровском заливе (Анива у нас) была предсказуемо поименована как Александровск-Сахалинский (Корсаков, уж прости). Флот, кстати весьма существенно помог, – от Амурского лимана до юга Сахалина уставшие путешественники прошли на встречавших их военных транспортах. Всего брат довёл до Александровска-Сахалинского полторы тысячи штыков (сабли, то есть казаки, остались почти все на Амуре).
Крепость на Сахалине и разведка острова офицерами, кое-что понимающими в геодезии, прочно утвердили Российскую империю на Тихом океане. Так писали петербургские газеты, подробно освещая, по большей части придумывая разные подвиги, свершённые как самим цесаревичем, так и его доблестными спутниками. Письма "покорителей Востока" зачитывались в салонах, некоторые, особо художественные публиковались в газетах. Молодёжь заболела романтикой дальних странствий.
И прекрасно, меньше вредоносных книжек прочтут, а на окраинах державы, трудами тяжкими во славу Отечества повыбьют дурь из голов буйных. Примерно так я ответил в январе 1841 года папеньке, в который раз порадовав родителя основательностью суждений. А разговор затеял император не простой, не знал даже грозный самодержец как начать. Хвала Бенкендорфу, мудрый Александр Христофорович решил на всякий случай "подготовить почву" и поинтересовался – не обидится ли великий князь Константин, что вернувшийся цесаревич Александр возглавит строительство железной дороги связывающей две столицы.
И батя и главжандарм почему то считали, что "железка" для меня любимая игрушка и оттёртый в сторону Сашкой, могу затаить злобу на старшего брата. Да, пожалуй я действительно увлёкся, даже флотские дела подзабросил. С казаками конвоя гонял на шустрой но смирной кобыле Ласточке по будущей трассе, обсуждал с инженерами как максимально спрямить путь, доказывал, что "привязать" к магистрали Нижний Новгород нецелесообразно. Нельзя на тридцать вёрст увеличивать протяженность пути. Именно на этой, самой главной дороге империи – никак нельзя! А нижегородские купцы не нищеброды какие, за свой счёт протянут рельсы в город на Волге, когда поймут все выгоды железнодорожных перевозок. Кстати, интересы взяткодателей-конезаводчиков, защищал "яростно". Так, дабы сбить цену на паровозы, заявил, что на первое время, пока не станем строить машины в России, вполне обойдёмся подвижным конным составом. Уж на главной то магистрали, сможем себе такое позволить, вместо закупки "золотых" паровозов. Как ни странно, цену удалось существенно снизить, а широко обсуждаемый производственный вопрос, благодаря болтливости чиновников быстро дошёл до "лошадиной мафии". К тому же именно им доставалась денежка, собранная на благотворительных вечерах в помощь "Восточной экспедиции цесаревича Александра". Я, состоя в переписке с братом, внаглую, от его имени решал, куда направить средства, постоянно пополнявшие "кубышку". Выступить против узурпации финансовых потоков великим князем никто не дерзнул. Тем более и никакого разбазаривания средств не было – всем известные уважаемые ремонтёры покупали лошадей там, где я указывал, но торговались то они по настоящему, сражались за каждый общественный рубль. Изработавшихся коников барышники отдавали почти задаром, но мои спецы заверяли – подкормятся одры у новых хозяев, отдохнут и послужат ещё годика два-три и дольше. А там и жеребята подоспеют. Вот так великий князь Константин Николаевич даже коррупцию сумел поставить на пользу обществу. И две с половиной сотни семей крестьян и разночинцев, решивших переселиться на Амур и на Сахалин, не хуже казаков были обеспечены как лошадьми так и телегами-одеждой-провиантом и набором инструментов (пил, кос, топоров, лопат, вил) подаренных от имени "Константина Кузнецова". Такой маркетинговый ход порождал очередные легенды о светлом разуме и добром сердце молодого царевича и полностью выметал с полок уже пяти моих лавок все "железяки". Сначала модно было закупаться у царского сына, а потом поняли питерцы и окрестные жители – качество то отменное! Да, деньги водились, – заказал в Европе два пресса, с поставщиками железа общался лично, поддерживал так сказать, отечественную металлургию.
Но, возвращаясь к разговору с Николаем Павловичем. Батя, воздав должное энергии и распорядительности второго сына, бухнул прямо в лоб.
– Константин, возвращается твой брат, возвращается со славной победой, укрепив восточные рубежи России. Александру предстоит женитьба. Надеюсь, он остепенится и из шалопая превратится в солидного государственного мужа, будущего государя. Я хочу поручить ему надзирать за строительством железной дороги до Москвы. А ты будешь его правой рукой, поможешь с установкой телеграфа меж столицами. А свою дорогу, до океана начнёшь после, набравшись опыта и понабив шишек на московской.
– Вы правы, отец. Первую большую дорогу должен строить наследник. Но из Москвы! Сделайте Сашу наместником в старой столице, он переедет, создаст свой, молодой двор. Мари очень непросто здесь, во дворце она ходит как среди ядовитых змей. А в Москву Саша заберёт верных друзей, соратников по Восточному походу. Там Мария Александровна будет спокойна, а это важно для женщины вышедшей замуж и предназначенной к рождению детей. Мы же с вами, батюшка, будем класть рельсы дороги из Петербурга.
– Костя, ты тоже отметил злонравие придворных дур, их нетерпимость, недоброжелательство к невесте наследника российского престола? – Голос императора ничего хорошего этим дурам не предвещал.
– К тому же, ваше величество, – я зашелестел заранее приготовленной картой, – смотрите, Москва в силу географического положения явится центром железнодорожной "паутины", из старой столицы во все стороны пойдут тысячевёрстные "нити" рельсовых путей. На Архангельск, на Казань и далее на восток, на юг, на юго-запад! Брату предстоит огромная работа, которую лучше исполнять из Москвы. Да и его семье будет спокойнее там. Поверьте, ваше величество.
– Костя, Костя, – отец расчувствовался, – сколько тебя помню, ты всегда был серьёзным и молчаливым ребёнком. С тобой и мама и кормилицы не знали горя…
– Ах, папа, кажется, что я помню себя с самого-самого детства. Тогда бунтовали поляки, люди мерли от холеры. Ты приходил усталый, печальный, садился у моей кроватки и молчал. Смотрел на меня и молчал. Так хотелось стать поскорее взрослым и помогать тебе…
– Костя, сын, – Николай Павлович быстро "разорвал дистанцию" и обнял. Крепко-прекрепко.
Должно быть, старается незаметно согнать слезу, негоже чтобы императора видели плачущим. Кажется, и этот раунд останется за мегасообразительным великим князем – мысль о переводе цесаревича на "самостоятельную работу" я отцу подбросил, значит есть шанс курсировать до совершеннолетия между "старым" и "молодым" дворами. У брата хоть нудной зубрёжкой французского никто доставать не будет. Вот никак не даётся мне галльская мова. С английским, немецким – всё нормально, а французский почему-то не идёт, даже "сдвоенная матрица" не помогает. Кстати, физическое состояние почти что четырнадцатилетнего Константина Романова ого какое. Рост примерно 170-172 "наших" сантиметров, а не здешних вершков-аршинов, подтягиваюсь легко раз 30-35. Наездником стал весьма сильным, могу и на своенравных горячих жеребцах гарцевать, но неохота по дурости свалиться и покалечиться, смирной и выносливой Ласточки вполне хватает. Тем более я по воинской специальности моряк, не кавалерист, так что пусть понимающе лыбятся за спиной бравые кавалергарды, плевать. А вот по словам учителей фехтования, у Костика – невероятная реакция, и если бы великий князь захотел, занимался чуть более прилежно, быть ему непревзойдённым бойцом.