Страница 8 из 8
Дети были там, где она их оставила. Братишка присел на корточки и что-то разглядывал, рядом с ним лежала черная карликовая тень. Ральф был по-прежнему привязан к повозке. Он уже умел сидеть и, держась за края повозки, заливался плачем. Капор у него сбился на сторону.
– Братишка! – крикнула вниз Мик. – Чего там нужно Ральфу, дай ему!
Братишка поднялся на ноги и сурово взглянул на младенца.
– Ничего ему не нужно.
– Тогда качни его как следует.
Мик перебралась на прежнее место. Ей хотелось подольше подумать кое о каких людях, спеть и поразмыслить о будущем. Но поганка Ральф продолжал вопить, и покоя ей уже не будет.
Она смело полезла вниз к приставленной лестнице. Скат был крутой, а дощечки, набитые для упора рабочими, далеко отстояли одна от другой. У нее кружилась голова и сердце билось так сильно, что дрожь отдавалась во всем теле. Мик приказала себе вслух: «Держись руками крепко и соскальзывай вниз, пока не упрешься правым носком, потом прижимайся и сползай влево. Спокойно, Мик, главное – спокойно!»
Спуск всегда труднее восхождения. Она долго добиралась до лестницы и там снова почувствовала себя в безопасности. Когда она наконец ступила на землю, ей показалось, что она стала меньше и ниже, а ноги у нее вот-вот подломятся. Она поддернула шорты и затянула ремень еще на одну дырку. Ральф по-прежнему плакал, но она, не обращая на него внимания, вошла в пустой новый дом.
Месяц назад на фасаде повесили табличку, что детям на этом участке играть воспрещается. Как-то вечером в доме играли ребята, и больная куриной слепотой девочка, забежав в комнату, где еще не был настелен пол, провалилась и сломала ногу. Она до сих пор лежит в больнице с ногой в гипсе. А в другой раз мальчишки похулиганистей обмочили всю стену и написали там нехорошие слова. Но сколько запретов ни вывешивай, ребят отсюда не прогнать, покуда дом не покрасят, не отделают и не вселят жильцов.
В комнатах пахло свежим деревом; подметки теннисных туфель громко шлепали, и звук отдавался по всему дому. Воздух внутри был горячий, недвижный. Мик постояла посреди передней комнаты, и вдруг ей пришла в голову идея. Порывшись в кармане, она достала два мелка – зеленый и красный.
Мик медленно выводила большие печатные буквы. Сверху она написала ЭДИСОН, а под этим – ДИК ТРЭЙСИ И МУССОЛИНИ. В каждом углу нарисовала зеленым мелом и подчеркнула красным свои огромные инициалы: М. К. Покончив с этим, отошла к противоположной стене и написала очень гадкое слово. И под ним тоже поставила свои инициалы.
Стоя в пустой комнате с мелком в руке, она разглядывала творение своих рук, чувствуя какую-то неудовлетворенность. Ей хотелось вспомнить фамилию того, кто написал музыку, которую передавали по радио прошлой зимой. Мик спросила о нем одну девочку в школе – у нее дома было пианино, и она брала уроки музыки, – а та спросила учительницу. Оказалось, что это просто-напросто мальчишка, который давным-давно жил где-то в Европе. Ну и что ж, что он просто мальчишка, ведь он все равно сочинил все эти прекрасные вещи для пианино и для скрипки, и даже для оркестра. Она могла припомнить по крайней мере шесть мелодий из тех вещей, которые она слышала. Они были быстрые и звенящие, как стеклышки, а одна похожа на запах после весеннего дождя. Но от всех от них ей почему-то становилось грустно и в то же время как-то очень хорошо.
Она напела себе одну из мелодий и вдруг – в этом жарком, пустом доме – почувствовала на глазах слезы. Горло сжалось, в нем запершило, и она больше не могла петь. Тогда она быстро написала имя этого мальчишки на самом верху: МОТСАРТ.
Ральф тихонько сидел в своей повозочке, крепко вцепившись толстыми ручонками в края. Черная челка и черные глаза делали его похожим на китайчонка. Солнце светило ему прямо в глаза, поэтому он и ревел. Братишки нигде не было видно. Когда Ральф заметил Мик, он опять приготовился зареветь. Она откатила повозочку в тень от нового дома, вынула из кармана рубашки синий леденец и сунула его в теплый, мягкий ротик младенца.
– Ешь и знай мою доброту, – сказала ему Мик. Вообще-то, не в коня корм: Ральф еще слишком мал, чтобы понимать вкус в конфетах. Гладкий камешек понравился бы ему ничуть не меньше, но дурачок может его проглотить. Он так же плохо разбирается во вкусе, как и в словах. Когда ему говоришь, что тебе осточертело его таскать и ты готова утопить его в речке, он принимает это за ласку. Он вообще мало в чем разбирается. Поэтому и таскать его такая скучища.
Мик сложила руки корабликом, крепко их сжала и подула в отверстие между большими пальцами. Щеки ее надулись, и сперва послышалось только шипение воздуха, прорывавшегося сквозь пальцы. Потом раздался высокий пронзительный свист, и через несколько секунд из-за угла появился Братишка.
Она отряхнула опилки с его волос и поправила капор на Ральфе. Этот капор был самой красивой частью его туалета. Он был кружевной и весь вышитый. Лента под подбородком – с одной стороны голубая, а с другой белая, – и на ушах большие розетки. Капор был мал ребенку, и вышивка натирала лоб, но Мик всегда наряжала в него Ральфа, когда везла его гулять. У Ральфа не было настоящей коляски, как у большинства детей, местных или приезжающих на лето. Его приходилось таскать в старой повозочке, которую ей подарили на Рождество три года назад. Но в красивом капоре он выглядел очень прилично.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.