Страница 6 из 11
Спустя минуту послышался стук острых каблучков, и мимо арки, в которой спрятался сыщик, быстро прошла, почти пробежала какая-то девушка. Пробежала десять метров, еще десять, потом остановилась и стала оглядываться. Видно, она не могла понять, куда делся человек, который только что неторопливо шел впереди нее…
– Я вижу, вы кого-то потеряли, – услышала она рядом с собой чей-то голос. Обернулась и увидела того самого человека.
– Никого я не потеряла! – выпалила девушка.
– А мне почему-то подумалось, что вы за мной следите, – сказал Гуров. – Иначе зачем вам потребовалось идти за мной от самой мастерской покойного Артюхова?
– Я вовсе не шла… то есть шла, но не за вами… это простое совпадение… – несвязно произнесла девушка.
Гуров внимательно пригляделся к ней. На вид ей было лет двадцать пять – двадцать шесть, вряд ли больше. Среднего роста, одета просто, но со вкусом. Серые глаза смотрят сердито и недоверчиво.
– Хорошо, я соглашусь, что это всего лишь простое совпадение, – сказал сыщик. – А чтобы поставить наше общение на правильную почву, я представлюсь: Лев Иванович Гуров, полковник полиции. Приехал сегодня из Москвы, чтобы помочь здешним оперативникам расследовать убийство Григория Алексеевича Артюхова.
– Так вы из Москвы… – протянула девушка. Недоверчивости в ее глазах стало меньше, зато появился интерес. – Вы – тот самый знаменитый сыщик Лев Гуров! Я о вас много слышала! И вы будете расследовать убийство Григория Алексеевича! Это хорошо… Очень хорошо!
– Может быть, и хорошо. А будет еще лучше, если вы тоже представитесь, чтобы я знал, с кем разговариваю.
– Нет проблем! – заявила девушка. – Меня зовут Анастасия Марьянова. И я корреспондент местной газеты «Княжевские вести». Сотрудничаю также на телевидении, на двух радиостанциях, веду свой блог в Сети.
– Стало быть, вы представительница вездесущей журналистской братии…
Нельзя сказать, что Лев обрадовался знакомству с молодой журналисткой. У него было сложное отношение к людям этой профессии. Довольно часто случалось, что журналисты проявляли повышенный интерес к расследованиям, и этот интерес, как правило, мешал в работе. Приходилось тратить время и силы, чтобы некоторые действия следствия остались скрытыми от внимания преступников. Кроме того, ему не нравилась развязность, с которой многие журналисты писали об убийствах, грабежах и прочих кровавых злодеяниях. Сам он никогда не позволял себе говорить о жертвах преступлений с развязностью или цинизмом.
– И зачем же я вам понадобился, Настя Марьянова? – спросил Гуров. – Хотите взять у меня интервью?
– Интервью? – удивилась Настя. – Какое еще интервью? Пока вы не представились, я и знать не знала, кто вы такой. Я думала, что вы – убийца! И шла за вами, чтобы обезвредить.
– Вот оно как! – воскликнул Лев. Такого он не ожидал. – И как же вы собирались меня обезвредить? Бить металлической трубой по голове? Но трубы я у вас что-то не вижу. И сомневаюсь, что такая хрупкая девушка может ударить настолько сильно, чтобы нанести мне черепно-мозговую травму. Или у вас в сумочке лежит «кольт»? Или «стечкин»? – кивнул он на объемистую сумку, висевшую на плече Насти.
– Пистолета у меня нет, – ответила журналистка. – И трубы тоже. Зато есть электрошокер. Вот, смотрите. – И она продемонстрировала Гурову маленькую черную трубочку. – Он вполне действует даже на таких крупных мужчин, как вы. Я проверяла, был случай. А почему вы заговорили про какую-то трубу?
– Так просто, к слову пришлось, – произнес Гуров, который вовсе не собирался излагать девушке, которую видел впервые, все обстоятельства убийства. – Но объясните, зачем вы меня собирались, как вы выразились, «обезвредить»? И где?
– Ну, если бы я убедилась, что вы идете домой к Григорию Алексеевичу… – протянула Настя. – То есть теперь это уже дом не его, а только Натальи Романовны…
– Ага, значит, вы близко знали Артюхова. Тогда ваша слежка за мной имеет свое оправдание. В результате мы познакомились. А я хочу познакомиться со всеми друзьями художника, вообще со всеми людьми, кто его знал хотя бы немного. Познакомиться, задать вопросы…
– Да, у меня тоже много вопросов, – кивнула Настя. – И есть важная информация. А если вы из Москвы, если вы – тот самый Гуров, то я готова вам ее сообщить.
– А местным правоохранителям вы, стало быть, ее не сообщили бы? – спросил Гуров.
– Местным? Нет, им я ни слова не скажу! – твердо заявила девушка. – Потому что они под большим подозрением. Знаете что? Вот так, на тротуаре, разговаривать неудобно. Здесь поблизости есть небольшое кафе. Пойдемте туда, закажем по чашке кофе, и я вам все расскажу.
– Что ж, идемте пить кофе, – согласился Лев.
Они свернули на боковую улицу, прошли сотню метров и вошли в кафе. Настя оказалась девушкой энергичной и очень быстрой. Пока Гуров оглядывался, она уже сходила к стойке, взяла кофе и на себя, и на сыщика, и даже собиралась за него расплатиться. Но Лев тут же сориентировался, заплатил за себя и подхватил из рук девушки чашку. Они сели за столик в углу. И здесь Настя, даже не притронувшись к своему кофе, наклонилась через стол к нему и заявила:
– Я знаю, почему убили Григория Алексеевича!
– Вот как? – удивился он. А про себя подумал, что в течение часа встречает уже второго человека, который знает причины, по которым убили художника. – И почему же?
– Его убили из-за «Дележа»! – твердо произнесла Настя.
Не поняв смысла сказанного, Лев переспросил:
– Какого дележа? Квартиры? Дачи?
– Нет, какая квартира! – в досаде мотнула головой Настя. – Вы не поняли! Это картина так называлась: «Делёж». Картина, которую он писал.
– Вы имеете в виду картину, над которой он работал? – догадался сыщик. – И которую похитил убийца?
– Ну да! Это было совершенно замечательное полотно! Новое слово в его творчестве! Он мне сам говорил: «Настя, эта картина – это мой Эверест. Совершенно новый этап!»
– Подождите, так вы… вы видели эту картину? – воскликнул Гуров. Весь его снисходительный, скучающий вид как рукой сняло.
– Конечно, видела! – ответила Настя. – Я ее с самого начала видела, когда Григорий Алексеевич только начал ее писать. А в последние дни – два раза. В субботу днем, когда заходила к Григорию Алексеевичу. Тогда я у него часа три просидела. А второй раз – во вторник вечером. Он очень быстро над ней работал, все силы отдавал! Как будто чувствовал, что времени у него остается немного… За эти три дня он хотел прописать второго участника дележа.
– Стоп, давайте по порядку! – попросил Гуров. – Вы мне так и не сказали, что было изображено на этой картине. Почему она называется «Делёж»?
– Да, верно, – кивнула Настя. – Давайте по порядку. Значит, так. Григорий Алексеевич – человек увлеченный… был. Он интересовался всем на свете, в том числе и тем, как живет его родной город. Мы с ним на этой почве и познакомились. Я в Сети страницу веду – всякие комменты про наши городские дела. И он стал там отзывы регулярно оставлять. А я тогда знать не знала, кто такой «Григорий Артист» – он так подписывался. К тому же некоторые его отзывы мне не нравились. И я однажды…
– Вы обещали рассказать о картине, – напомнил Лев. – Мне кажется, мы ушли далеко в сторону.
– Ой, верно! – воскликнула Настя. – Мне казалось, что так логичнее будет – начать со знакомства. Но вы правы – давайте я расскажу о «Дележе». В общем, Григорий Алексеевич был возмущен тем, что творится у нас в городе. Этим беззаконием, этой несправедливостью. Он очень близко к сердцу все это принимал! Говорил, что нельзя оставаться равнодушным, надо как-то отреагировать. Только не знал как. И вот примерно месяц назад прихожу я к нему в мастерскую и вижу, на мольберте стоит полотно, завешенное тканью. Я его спрашиваю: мол, что-то новое? Он и говорит: «Не просто новое, а совсем новое. Я до поры до времени не хочу показывать». Ну, я человек очень любопытный. Пристала к нему как репей и уговорила показать. Он снял ткань, и я увидела… – Тут Настя сделала эффектную паузу – совсем как артист в решающей сцене. Видя, что произвела впечатление, и что слушатель жаждет услышать продолжение, вновь заговорила: – Увидела новую картину. Точнее, контуры картины. На ней были изображены три человека, стоящие вокруг стола. На столе помещался наш город Княжевск. В миниатюре, конечно. Но так похоже! Григорий Алексеевич сумел вместить в малюсенькое пространство все узнаваемые здания, вообще все черты нашего города. То есть спутать было нельзя – всякому, кто хоть немного здесь жил, было ясно, что это Княжевск. Так вот, эти трое держали в руках здоровенные ножи – такими мясники на рынке туши разделывают. И они резали город на части. Несколько ломтей было отрезано, но видно было, что делёж еще не закончен…