Святой Грааль

Если мне удастся помочь Вашему сыну хоть чем-то — я окажу ему эту помощь. Если он сочтёт возможным поручить мне что-то — я приложу все старания, дабы исполнить его поручение.

Я не испытываю к нему никаких иных чувств, кроме тех, что добрый дядюшка испытывает к своему благородному племяннику. Сейчас я могу лишь сообщить ему то, что передаст Вам на словах тот, кто привезет Вам это письмо. Прошу Вас, моя дорогая свояченица, быть доброй с этим юношей, ибо он предан и честен, и заслуживает лучшей участи, чем быть пажом у короля без королевства и власти.

Знайте также, что и к Вам я питаю лишь самые добрые чувства и люблю, как сестру. И готов помочь Вам всем, чем только смогу, даже если возможности мои ничтожны.

Да благословит Вас Господь, Беренгария, и да не оставит своей милостью Дева Мария!

Искренне любящий Вас, Ваш брат Джон Плантагенет.

Глава 6

О всеобщей мобилизации, коронационных торжествах, сомнительных предложениях или "Вставай, страна огромная!"

В Ноттингеме наша орава проторчала добрых полтора месяца. Наконец, мама Беренгария заволновалась, и прислала гонца с письмом, в котором сообщала, что у нас тут наметилась войнушка с бабушкой Алианорой, дядей Ваней — принцем Джоном и еще одним дядей, который носил звучное и гордое имя Альфонс. Беря писала, что численность войск у коалиции милых родственников порядка тридцати тысяч и мягко интересовалась: не собираюсь ли я, в свете вновь открывшихся обстоятельств, поторопиться в Лондон с тем, чтобы лично возглавить комитет по организации горячей встречи своей родни?

Военный совет, собранный немедленно по получении этих известий, единогласно высказался за скорейшую отправку в Лондон. Правда, дальше участники расходились во мнениях. Энгельс и Маркс стояли за организацию партизанской войны, считая, что нас все же маловато для открытого сражения.

— Ваше величество, — Виль Статли, ставший бароном, наставительно поднял палец. — Ваша армия — это шесть полков пехоты и два — конницы. Ну, есть еще ополчение рыцарей, но мы все знаем: они слабее полков вполовину, если не больше. Пусть мы присчитаем отдельные батальоны, roty, eskadrony и сотни — получится восемь полков пехоты и три — конницы. Это — около десяти тысяч бойцов. Ополчение — еще столько же…

— А почему не считают нас? — поинтересовался здоровенный бугай в белом сюрко с алым крестом Рыцарей Храма.

Звался сей Кинг Конг Филипп де Мальваузен, и был он одним из прецепторов в Английских владениях Ордена. Он поднялся во весь свой немалый рост и продолжил, обращаясь ко мне:

— Великий Кастелян клялся королю Роберу, что выведет под его знамёна не менее трех тысяч воинов. Вместе с рыцарским ополчением и теми, кого ты уже посчитал, это даст не менее двадцати трех тысяч воинов.

Как и все храмовники, де Мальваузен считает быстро и точно. И не только деньги.

— Это так, — возразил де Мальваузену Энгельс. — Но только есть одно "но", уважаемый прецептор: пока ополчение соберётся, пройдет изрядно времени. И вернее всего, в первых стычках мы можем рассчитывать не более, чем на два-три десятка копий, плюс храмовники и армия. А это уже будет не двадцать три тысячи, а хорошо, если пятнадцать. И врагов будет вдвое против нас. Так что я согласен с Марк… бароном де Статли: вначале мы отходим, не давая противнику возможности собирать припасы и фураж с окрестных земель. А я со своим полком вообще запрусь в Дувре…

Я быстро прикинул варианты. Старые верные сподвижники Маркс и Энгельс дело говорят: во-первых, принцу Джону придется оставить у Дуврского замка никак не меньше трех-четырех тысяч блокирующего корпуса, чтобы не выпустить себе в тыл Энгельрика с его чертями. Да как бы и не больше: в замок ведь еще и горожане сбегутся.

Когда же армия вторжения двинется на Лондон, то дорогу ей обеспечат интересную и насыщенную. Перекрыть путь десятком-другим лесных завалов, отселить окружающие деревни, спалить то, что нельзя укрыть в замках — к Лондону ребятки подойдут голодные, злые и озверевшие, а, стало быть — плохо соображающие. Могут попасться на любую уловку, так что…

Есть только одно "но", как верно заметил Энгельс. Это — моя земля, моя страна и мои люди, черт побери! И они верят, что король Робер — их защита и опора, а он заставит их жечь свои дома, прятаться в лесах и тому подобное? А вот те хрен!..

— Так, орлы, мы немедленно идём в Лондон. А пока мы идём — гонца к лорду Адмиралтейства. Пусть собирают флот и двигаются в Дувр. Попробуем для начала устроить гостям похохотать при переправе через пролив, а там встретим на побережье…

Энгельс и Маркс обалдело уставились на меня.

— Командир, — осторожно произнес Энгельрик. — Ты же сам учил…

— Учил… и сейчас учу. Короче, нефиг им на нашей земле делать — попробуем не дать им высадится…

— Дело! — вдруг рявкнул Уильям Длинный Меч. И вообще — надо самим в Нормандию плыть! Там им и врежем! И вырежем na her!..

После этого заявления Энгельс, тесть Мурдах, храмовники и граф Солсбери некоторое время пытались говорить одновременно. В зале Ноттингем-холла стоял вселенский ор, пока мне это не надоело…

— Короче, парни! Я сказал — вы-ы-ыпол-НЯТЬ!!!

В Лондон мы двигались быстро, но организованно. Русичам и валлийцам пришла в голову мысль, что противники могут попробовать повторить то, что мы провернули с Ричардом, а потому в поисках диверсантов вдоль дороги постоянно шарились конные разъезды.

Особо охраняли карету Маши и наследника. Первый полк, фактически — лейб-гвардия, окружили повозку непроницаемым кольцом и не подпускают никого — даже на меня как-то подозрительно смотрят. Валлийцы из Ударного батальона Героев чуть не подрались с Литлями, решив взять на себя защиту моей скромной персоны, но Джон и его родня честно предупредили: ежели кто полезет охранять командира-Робера, так они за себя не отвечают. И за здоровье полезших — тоже. К счастью, дело обошлось без кровопролития: Презрительно Смеющиеся В Лицо Смерти встали в авангарде, удовлетворившись ролью первой линии обороны.

Энгельрик умчался вперед, к своему любимому Первому Кавалерийскому полку, оставив Альгейду в качестве придворной дамы Марион, пообещав по ходу известить Арблестера. Храмовники смылись к Великому Кастеляну, одновременно собирая всех своих братьев, попадающихся по пути. Часть валлийцев тоже отделилась от нас — рванули домой, собирать бойцов.

— Сыны изумрудных холмов Уэльса поднимутся на защиту нашего короля Робера! — гордо заявил Талврин ап Далфер. — На битву с чужеземными захватчиками встанут лучшие из лучших!

— Да? А я думал, что лучшие из лучших уже у меня, — пошутил я.

Но командира Отдельного Валлийского Ударного батальона Героев, Презрительно Смеющихся Смерти В Лицо, имени Святого Чудотворца Давида из Уэльса было не так-то легко смутить:

— Лучшие из лучших здесь, государь, но из тех, кто остались дома, придут самые лучшие.

Я вспомнил мультик, в котором кот кардинала Ришелье предлагал взять "лучших из худших", усмехнулся и махнул рукой. Пусть едут. В конце концов, пара тысяч клинков не будут лишними…

— … Государь! Там… Люди вышли!

Что? Кто? Куда?

— На дорогу вышли люди, — доложил один из валлийского передового дозора. И уточнил, — С оружием вышли. И вас ждут…

— В смысле? — грозно поинтересовался де Литль. — Они что: на командира удумали? Взвод! — заорал он тут же. — V ruzh" yo!..

— Никак нет… — валлиец улыбнулся какой-то смущенной улыбкой. — Они это…

Что "это" он не договорил, но в этом уже не было нужды. Навстречу нам двигалась очень странная толпа… да нет, не толпа, а самая натуральная орда. Несколько тысяч человек вооруженных самодельными копьями или просто вилами, окованными железом дубинами, луками, дротиками и примитивными щитами целеустремленно шагали вперед, стараясь выдержать некое подобие строя. Впереди всех топали двое бьющих по струнам лютнистов и волынщик, который извлекал из своего инструмента душераздирающие звуки. А орда ревела хором нечто. Сообразив, что "этот стон у нас песней зовется", я прислушался…