Страница 4 из 23
Даже из вышеприведённых отрывков трудов выдающегося украинского историка М.С. Грушевского и выдающегося русского историка Н.М. Карамзина очевидно, что ситуацию в княжеской верхушке Киевской Руси после смерти Владимира и его сына Ярослава (XI век) они оценивают приблизительно одинаково – как борьбу за власть и деньги между княжескими наследниками. А что пишут об этом периоде другие российские историки? Подчеркнём ещё раз, что ни о каких “украх”, которыми в качестве предков так любят щеголять сейчас в Киеве, никто из серьёзных исследователей-историков даже не упоминает. Из цитированного выше труда Н.И. Костомарова:
“…Ярослав более всего оставил по себе память в русской истории своими делами внутреннего устроения. Недаром, во время борьбы со Святополком, киевляне называли его “хоромцем”, охотником строить. Он действительно имел страсть к сооружениям. В 1037 году напали на Киев печенеги. Ярослав был в Новгороде и поспешил на юг с варягами и новгородцами. Печенеги огромною силою подступили к Киеву и были разбиты наголову… В память этого события создана была Ярославом церковь Св. Софии в Киеве на том месте, где происходила самая жестокая сеча с печенегами…
…Время Ярослава ознаменовалось распространением христианской религии по всем русским землям… В суздальской земле в 1024 году сам Ярослав боролся против язычества… Христианство сильнее стало распространяться в этой земле между Мерею. Всего глубже пустила свои корни новая вера в Киеве, и потому там строились один за другим монастыри. Умножение епископских кафедр потребовало установления главной кафедры над всеми, или митрополии. Ярослав положил начало русской митрополии вместе с основанием Св. Софии… Киевский князь, как видно, имел намерение освятить в глазах народа свой княжеский род и с этою целью, вскоре по утверждении своём в Киеве, перенёс тело Глеба и положил рядом с телом Бориса в Вышгороде: с этих пор они начали привлекать к себе народ на поклонение; говорили, что тела их были нетленны, и у гроба их совершались исцеления… Ярослав скончался 20 февраля 1054 года на руках у любимого сына Всеволода и погребён в церкви Св. Софии в мраморной гробнице, уцелевшей до сих пор”.
Из приведённых выше цитат из трудов наиболее выдающихся и авторитетных учёных-историков разных эпох, как до революции 1917 года, так и после нее, прямо следует, по крайней мере один важнейший вывод – начиная, по меньшей мере, с принятия христианства киевским князем Св. Владимиром в 988 году история братских славянских народов абсолютно неразделима и нерасторжима. Она нашла своё историческое воплощение в едином древнеславянском государстве – Киевской Руси!
И как бы ни пытались современные “изыскатели” никому неведомых “укров” вкупе с их западными покровителями переписывать историю “незалежной” Украины, все это не более чем попытки с негодными средствами.
Не кажется ли Вам, уважаемый читатель, что существует определённое сходство между тем, что происходило в Киеве 1000 лет назад, и тем, что происходит сегодня на Юго-Востоке Украине и в том же Киеве, с той разницей, что тогда не было ни украинского фашизма, именуемого “бандеровщиной”, ни растущих последствий ядерной катастрофы в Чернобыле. Всех нормальных людей потрясли известия из Одессы в начале мая 2014 года о сожжении заживо 48 жителей Одессы (полагаю, что гораздо больше) только за то, что они выступали против самозваной киевской власти и за “федерализацию”, т. е. абсолютно законное право регионам самим решать свою судьбу.
Из трёхтомного труда русско-украинского историка Н.И. Костомарова “Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей” (СПб., 1873. – Т.1, отдел первый “Господство дома Св. Владимира. Вып. 1. X – XIV столетия. Раздел 3. Преподобный Феодосий Печерский. – С.23):
“…Понятия об отречении от мира, об удручении плоти, отшельничестве и монастырском житии пришли к нам, конечно, разом с крещением. Хотя во времена Владимира в старинных списках летописи не говорится о монастырях, но это, конечно, от того, что христианство только что водворялось; однако, вероятно, что тогда уже появились начатки монашеского житья. О временах Ярослава существует положительное известие, что в его княжение начались монастыри и умножились черноризцы: этот князь любил духовных и в особенности монахов; при нём в Киеве явилось несколько монастырей; но первые начатки, по недостатку людей, сильных волею, оказались слабыми. Истинными утвердителями монастырского житья были: Антоний, а более всего Феодосий, основатели Печерского монастыря. Обычай выкапывать пещеры и поселяться в них, в видах спасения, возник в Египте и существовал на всём Востоке. Вместе с религиозными преданиями зашли к нам и повествования об угодивших Богу пещерниках; явились подражатели. Первый, начавший копать пещеру близ Киева, был Иларион, священник в селе Берестове, получивший потом сан митрополита. В покинутой им пещере поселился молодой Антоний, родом из Любеча, который ходил на Афонскую гору и получил там монашеское пострижение. По возвращении в отечество он не был доволен жизнью в монастырях, построенных в Киеве, поселился в пещере, изнурял себя воздержанием, вкушал только хлеб и воду, и то через день. Скоро, однако, слава его разнеслась по Киеву, и благочестивые люди приносили ему потребное для жизни. Пример его подействовал на какого-то священника, по имени Никон: он пристал к Антонию и стал с ним жить в пещере. За ним явился к нему третий сподвижник: это был Феодосий.
Нам осталось житие этого святого. Оно, несомненно, старое, так как известно по рукописям XII века и, как значится в нём, написано Нестором, печерским летописцем. По этому житию, Феодосий был уроженец города Василёва (ныне г. Васильков. По-видимому, не случайно именно в этом городе в 1825 г. руководители Южного тайного общества декабристов С.И. Муравьёв-Апостол и М.П. Бестужев-Рюмин написали свой “Православный Катехизис” и подняли Черниговский полк на борьбу с царской властью, за что и были повешены в Петропавловской крепости в июле 1826 г. – А. Г.). Он лишился отца в тринадцатилетнем возрасте и остался под властью матери, женщины сурового нрава и упрямой. С детства заметна была в нём молчаливость и задумчивость; он удалялся от детских игр; религия стала привлекать к себе эту сосредоточенную натуру: благочестивое чувство рано пробудилось в нём и овладело всем его бытиём. Первое, чем выразилось оно, было стремление к простоте; ему противны казались внешние отличия, которые давало ему перед низшими его общественное положение; он не терпел блестящих одежд, надевал на себя такое же платье, какое было на рабах, и вместе с ними ходил на работу. Мать сердилась на это и даже била своего сына. Какие-то странствующие богомольцы пленили его рассказами об Иерусалиме, о местах, где жил, учил и страдал Спаситель, и Феодосий тайно ушёл с ними… Он слыхал, что в Киеве есть монастыри и туда направил путь, чтобы там постричься. Путь был не короткий; дороги Феодосий не знал; к счастью, он встретил купеческий обоз, шедший с товарами в Киев, и не теряя его из виду, шёл за ним следом, останавливаясь тогда, когда обоз останавливался, и снова продолжал путешествие, когда обоз снимался с места. Так добрался он до Киева. Но киевские монастыри ещё менее оказались удовлетворительными для Феодосия, чем для Антония. Юноша был беден; нигде в монастырях не хотели принять его. Он услыхал об Антонии, отправился к нему и просил принять к себе.
– Чадо, – сказал Антоний, – пещера-это место скорбное и тесное, ты же молод: я думаю, не вытерпишь скорби в сём месте.
– Честный Отче – ответил Феодосий – ты всё проразумеваешь, ты знаешь, что Бог привёл меня к твоей святости. Всё, что велишь, буду творить.
– Чадо – сказал Антоний – благословен Бог, укрепивший тебя к такому намерению. Пребывай здесь.
Он приказал Никону постричь Феодосия. То было при князе Ярославе. Мать только через четыре года напала на след пропавшего без вести сына, приехала в Киев и с большим трудом добилась, при посредстве Антония, свидания с сыном. Феодосий остался непреклонен ко всем молениям и просьбам и уговорил её принять пострижение…