Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 133



Художественная дидактика Кольера, как и разоблачение им нормативных шаблонов, - явление особого свойства. Он порой завершает свои микропритчи, извлекая "мораль" и преподнося ее читателю, можно сказать, на блюдечке: "Девушки, легкомысленно отказывающиеся от низкорослых голубоглазых мужчин, рискуют остаться при собственном интересе" ("На полпути в ад"). Верить ему в таких случаях не рекомендуется - он явно пародирует облегченное душеспасительное чтиво. Речь в этом рассказе идет вовсе не об уроке девушкам, а о несостоятельности самоубийства как выхода из жизненных трудностей вообще и о глупости самоубийства на почве неразделенной любви в частности. Банальная вроде бы самоочевидность, прописная истина, но истина истине рознь. К прописям, выработанным человечеством за века социального и нравственного взросления, писатель относился с полным уважением и доверием в отличие от истин мнимых, продиктованных нормативной моралью стяжательства и эгоизма и освященных образом жизни двух стран, которые Кольер хорошо знал и где, за редким исключением, разворачивается действие его произведений, Великобритании и США.

Героиня маленького романа Мюриэл Спарк "Умышленная задержка" (1981) вспоминает, как в детстве ее заставляли для улучшения навыков чистописания переписывать сентенции типа "Честность - Лучшая Политика" и "Не все то Золото, что Блестит": "Приходится признать, что сии наставления, над которыми я тогда не задумывалась по своему детскому легкомыслию, но в которых усердно украшала завитушками прописные буквы, оказались, к моему удивлению, совершенно истинными. Им, может быть, недостает великолепия Десяти Заповедей, зато они ближе к существу дела".

Об истинности этих наставлений (как, впрочем, и библейских заповедей во главе с первейшей из них - "Не убий") и о ложности софизмов, которыми их подменяют, собственно, и писал Кольер, поскольку во всех его произведениях толкуется о неотвратимом, пусть принимающем фантастические, если не сказочные, формы воздаяния за отступление от истин и слепое следование мнимостям. При этом трудно не заметить, что забвение общечеловеческих нравственных норм, как правило, сопровождается у его персонажей истовой, подчас до одурения, преданностью социальным фикциям и догмам, возводимым в абсолют, как в рассказах "Без посредства Голсуорси" и "Каната хватает", главные действующие лица которых прекрасно сочетают моральное бесстыдство с нежно лелеемым комплексом британского "офицера и джентльмена" и "сахиба" на службе в колониях.

По верному наблюдению американского литературоведа Г. X. Уоттса, "рассказы Кольера лишь укрепляют в благоразумном читателе ощущение морального и интеллектуального благополучия" {Contemporary novelists/ Ed. J. Vinson. - Lnd. : St. James Press, 1976, p. 295.}. Естественная, добавим, реакция со стороны читателя благоразумного, с которым, понятно, ни когда не случится того, что происходит с персонажами Кольера; эти постоянно попадают в неприятные положения, терпят фиаско, губят других и сами гибнут по причине своего неблагоразумия, а проще сказать - глупости, открывающей дорогу пороку. Порок же у Кольера неизменно бывает наказан (что, однако, далеко не всегда сопровождается торжеством добродетели), за нарушение моральных истин и заповедей обязательно следует расплата.

И пороки, и грехи, и глупость, о которой говорится у Кольера, довольно древнего происхождения, но с тех незапамятных времен, когда они были впервые осознаны как таковые, человечество, обогатив их новыми формами, мало что изменило в них по существу. "Не. убий" так и осталось "Не убий" (рассказы "Перестраховка", "Другая американская трагедия", "Ночью все кошки черны", "Ловец человеков", "Бешеные деньги", "До встречи на Рождество"), "Не укради" осталось "Не укради" ("Вариации на тему", "Творческое содружество"), "Не прелюбодействуй" осталось "Не прелюбодействуй" ("Всадница на сером коне", "На добрую память", "Каната хватает", "В самом Аду нет фурии... ") и запрет вожделеть к чужому тоже сохранил свой изначальный однозначный смысл ("Зеленые мысли", "Бешеные деньги", "Все отменяется", "Карты правду говорят"). Глупость в рассказах Кольера предстает все той же глупостью, а чванство - чванством, равно как вульгарность, тупая самовлюбленность, торжествующее невежество и т. п. Его персонажи в буквальном смысле слова ловятся на собственные пороки и на собственных пороках, пытаясь достичь благополучия, успеха, богатства и прочего в обход нравственности, - "Ловец человеков", "Все отменяется", "Карты правду говорят", "Каната хватает", "Перестраховка", "Спящая красавица", "Дождливая суббота" и многие другие новеллы.



Что там ни говори, а стойкий моральный подтекст изображаемого отличительное качество британской литературной традиции.

А так как пороки, с которыми имеет дело эта традиция, особой новизной не отмечены, о чем уже говорилось, то и в сюжетах кольеровских новелл можно иной раз распознать знакомые модели, хотя осмыслены они и представлены, разумеется, в пародийном, гротескно стилизованном "ключе". В "Другой американской трагедии" проглядывает история про Красную Шапочку, в рассказе "Дьявол, Джордж и Рози" угадывается миф об Орфее и Эвридике, обрамляющая новелла распространенного в литературах Востока цикла сказок (или рассказов) Попугая присутствует в "Хищной птице", а сказочный сюжет о спящей красавице очевиднейшим образом использован в одноименной новелле. Возникают и вполне оправданные ассоциации с сюжетными и композиционными решениями, предложенными в свое время другими авторами. Так, "Зеленые мысли" отчетливо перекликаются с "Цветением странной орхидеи" Г. Дж. Уэллса, а "Перестраховка" приводит на память классическую схему хрестоматийного рассказа О. Генри "Дары волхвов".

Что касается нечистой силы, то она выступает у Кольера в полном соответствии с амплуа, отведенным ей в фольклорной и литературной традиции: как враг рода человеческого, обманутый и посрамленный лукавым смертным ("На полпути в ад", "Кино горит", "Дьявол, Джордж и Рози", "Когда падает звезда"), как коварный и красноречивый соблазнитель мефистофелевского толка ("Правильный шаг"), как орудие высшей справедливости и воздаяния по заслугам ("Придуманный мистер Вельзи").