Стерва

– Да ладно тебе, Ник, ты же не серьезно, да?

– Ник? – выгибает бровь дугой. – Тебе же не нравится, когда Аарон так называется меня. С чего вдруг «Ник»?

Я закатываю глаза, понимая, что эту девушку очень легко ненавидеть, если она ведет себя так, как сейчас.

– Это ты сейчас глаза закатила, что ли?

Чтобы привести в чувства Агнес, я из-за спины достаю подушку и бью ею сестру по голове. Отбросив постельную принадлежность, она открывает изумленно рот, не веря, что я сделала это.

– Саманта Луиза…

– … Хоггарт, – заканчиваю за нее я. – Ну, что? Я не хочу даже немного приближаться к имени, которое начинается на «Д» и завершается на «И».

Девушка убирает волосы с лица и наклоняется ко мне, говоря тише, чтобы не разбудить Дани.

– Я люблю тебя, ты мой родной человек, но я устала от лжи, Сэм. Там, на другом континенте, отец твой дочери даже не догадывается, что она у него есть. – Выпрямившись, Агнес хмурится, приступая к разглагольствованиям. – А что ты ей скажешь, когда она станет задавать вопросы?

Я еще не начинала думать об этом.

Агнес вновь скрещивает руки на груди.

– Хорошо, – обстоятельно вдается в рассуждения она, поправляя пальцем край розовой кофты, – пропустим часть с ее любознательностью. Как насчет родимого пятна, как у Джереми?

Я, округлив глаза, гляжу на нее.

– Да, – хмыкает девушка, – мне известно о родинке, которая передается в семье Джереми несколько поколений подряд.

С невозмутимым видом отвечаю ей:

– У Даниэль ее нет.

– У Даниэль ее пока нет, – поправляет Агнес, акцентируя предложение на слове «пока».

На самом деле, сестра права. Сегодня, когда мы разговаривали с Хлоей, оставшись одни, я спросила у нее насчет родинки, которая обнаружена у многих по линии отца ребенка. Хлоя, мило улыбнувшись, поняла суть вопрос мгновенно. Ее ответ был краток:

«Возможно, проявится, возможно – нет, – и как истинная верующая она добавила: – на все воля Божья».

Ну да, ну да.

– Слушай, если бы я знала, что ты будешь меня так бесить, не рассказала бы тебе правды, – надув губы, я включаю прикроватный светильник, висящий на стене.

– Это твоя жизнь, – пожимает плечами Агнес, – тебе решать.

– Вот именно!

– Только не пожалей потом. И жаловаться ко мне не приходи. Плакать мне в жилетку не вздумай. Я не стану тебя жалеть.

– А и не нужно, – тычу в нее пальцем, повышая тон, напрочь забывая о спящем ребенке. – Я тебя об этом просила? Просила?!

– Потом попросишь, – спокойным голосом оповещает Агнес, как будто она, черт возьми, ясновидящая.

Я злюсь на нее пуще прежнего, теперь хочу, чтобы она скорее ушла.

– Считай меня лгуньей…

Она перебивает быстро, не успеваю я и предложения закончить:

– Не волнуйся, считаю.

– …или жестокой…

– Тоже.

– ….или бездушной…

Агнес грустно усмехается:

– Как ты все удачно угадываешь.

Запустить бы в нее снова подушкой, только она уже лежит на полу около ее ног.

– Мне твои указания не нужны, – заявляю я гордо.

Сестра поднимается, схватив с полки свою сумку.

– А это не указания, – окинув меня мрачным взглядом, она подходит к колыбели, – это просто советы.

И они не нужны! Без советов ее паршивых справлюсь! Ну, не могу я написать ему, не могу. И позвонить рука не поднимается. И другим позволить этого не хватит мочи. Пусть все остается, как есть. Пусть он живет своей роскошной жизнью в Испании. Мне достаточно того, что на фотографиях он улыбается искренне, а значит счастлив.

Когда Агнес берется за ручку двери, я останавливаю ею со словами:

– Послушай, – тяжелый вздох, – честное слово, дай мне время. Хоть немного, если Джереми приедет, я первым делом встречусь с ним и дам знать о Даниэль. А говорить об этом по телефону или писать ему, тем более, не хочу! Пусть он только приедет… я обещаю.

Агнес тоже вздыхает, убирая ладонь с ручки. Она прислоняется спиной к стене и немного вздергивает подбородок.

– Обещаешь? – с вызовом спрашивает девушка.

– Да.

– А когда Аарон узнает? Когда узнают его родители? Сколько еще мне ехать сюда, к тебе, под прикрытием?

Я уже попросила своих друзей, чтобы они развеяли легенду по Палм-Бей, используя свои связи, что я забеременела от их приятеля, а тот свалил. Так что, когда я захочу приехать в этот маленький городок, все будут думать, что мой парень-байкер бросил меня одну с ребенком. Даже маленькая зараза Шеннон не засомневается.

Я рассказываю о своих планах Агнес, и сестра передумывает уходить. Усмехаюсь ее упрямству. Присев на кресло возле кровати, она складывает руки вместе, уперев локти в колени.

– Вот зачем ты это делаешь? Какой в этом толк?

Не знаю, как еще ей объяснить свое отчаяние? Неужели только мне одной это очевидно?

– Представь, что ты оказалась в моей ситуации, – говорю я, а Агнес вздрагивает – на миг мне становится очень обидно от такой ее реакции. – Просто представь. Ты бы хотела, чтобы Аарон примчался к тебе, услышав новость о своем малыше? Что бы сказали его родители? Друзья? Что бы подумал он? – Я щелкаю пальцами в воздухе, вскинув ладонь вверх. – Конечно же, оптимальный вариант проверить, что я не лгу – это тест на отцовство.

Агнес кривится.

– Джереми не стал бы…

Я поджимаю губы, делая жест рукой, прося ее замолчать.

– Не перебивай, пожалуйста. – Чуть погодя, продолжаю, сгорбив спину, садясь в позу лотоса: – А потом… Тебе бы хотелось, чтобы Аарон, переехав в другую страну, начиная жить новой жизнью с девушкой, которую встретил и, которая ему понравилась, после твоего звонка приехал к тебе, чтобы потом все время жалеть о своем решении? Что, если бы он стал жалеть? Что, если бы он почувствовал долг перед тобой и ребенком? Что, если бы он связал с тобой свою судьбу, не желая того в самом деле? Что, если бы это испортило ему жизнь? Однажды при ссоре он бы все высказал, – с каждым моим словом на лице Агнес проступают понимание и уныние.

Только когда ее пальцы дотрагиваются до моих скул, чтобы смахнуть скатившиеся слезы, я осознала, что плачу.

– Я ему не подхожу. Мы из разных миров. У меня пока даже образования нет. Его родители меня не любят, и когда-нибудь, когда его страсть ко мне пройдет, если уже не прошла, он вспомнит об этом. – Наши с сестрой взгляды пересекаются. – Джереми вспомнит об этом. Если он хотя бы раз скажет мне это в лицо, мое сердце будет разбито.

У Агнес текут ответные слезы. Я воздаю ей должное и вытираю аккуратно ей щеки свежей салфеткой из упаковки.

– Ты хочешь, чтобы мое сердце было разбито? – напрямую спрашиваю у нее я.

Она качает головой из стороны в сторону, сдерживая рыдания, приложив ладонь ко рту. В последнее время мы слишком часто плачем. Сестра обнимает меня со всей силы, хныча в плечо:

– Не хочу.

Я смеюсь, стараясь казаться веселой, придавая голосу энтузиазм.

– Тогда давай держаться вместе единого плана, – предлагаю я, и она кивает – сильно, несдержанно.

Испугалась за меня.

– Давай.

Слегка отодвинувшись, я шепчу у ее уха:

– Пару дней назад я позвонила тете Эннис.

Удивленно ахнув, Агнес садится прямо в кресле.

– Правда?

– Да. Я сказала ей свою «правду» о ребенке, и что мы не хотели ее расстраивать, поэтому не говорили, что отец давно уехал. Она, конечно, расстроилась, но завтра, переборов свою тоску по нашему умершему дяде и страху встречи с этим городом, приедет сюда, чтобы встретиться с Дани.

У Агнес проступает улыбка на лице, слезы все еще скатываются.

– Дани всех объединяет, – радуясь, словно ребенок, констатирует она факт; пожимает плечами, такая беззащитная, и плачет, словно в последний раз. – Самое лучшее, что происходило в нашей жизни в последнее время – это Даниэль!

С этим однозначно не поспоришь. Агнес тянется, чтобы снова укрыться в моих объятиях от окружающего мира, полного лжи и равнодушия.

ГЛАВА

8

Джереми

– Какая твоя любимая музыкальная группа? – игриво спрашивает Кайя, перебирая мои пальцы, пока мы ждем свой заказ, сидя в кафе.